17
Ошибка Кострицкого: имя ее отца, как известно из третьей главы «Дара», Оскар Григорьевич Мерц (умер в Берлине от грудной жабы, когда Зине было пятнадцать лет, за четыре года до ее знакомства с Федором Годуновым-Чердынцевым). Это отчество в романе носит другой персонаж, Любовь Марковна, одинокая пожилая дама в пенсне, частая посетительница литературных салонов.
Вычеркнуто: «А когда так мутит, это значит рак? Уже два раза меня резали».
Было: «эти две комнаты».
Зачеркнуто: «Годунов-Чер<дынцев>» и «муж», над которым написано «князь». Грейсон полагает, что слово «князь» вычеркнуто, однако так может показаться оттого, что оно написано поверх другого слова («ответил»?).
Было: «довольно долго».
Вычеркнуто: «Годунов-Чердынцев», «Князь».
Долинин выбрал предыдущий, исправленный Набоковым вариант: «в молодости» (Александр Долинин. Истинная жизнь писателя Сирина. СПб., 2004. С. 282).
Было: «демонского дара».
В. В. Виноградов отмечает, что уже «в 30-е годы XIX в. слово крамола воспринимается как архаизм. Но в начале XIX в. крамола, крамольный, крамольник еще довольно широко употреблялись в стилях стихотворного языка и в исторической беллетристике» (История слов. М., 1999. С. 253). Говоря о «крамольно-боярском» облике Федора (уже названного князем), Набоков, конечно, подразумевает историко-литературные коннотации его фамилии и проводит линию от своего героя к Пушкину, вложившему в уста Царя в «Борисе Годунове» (сын Годунова — царевич Феодор) такие слова: «Противен мне род Пушкиных мятежный...» Грубый забытый смысл определения раскрывается в пушкинских выражениях «упрямства дух» и «крови спесь» («Моя родословная»), сказанных им в адрес предков, которым пришлось «смирить крамолу и коварство». Далее, в сценах с Ивонн, это определение Федора получает развитие и отчасти объяснение в его самохарактеристике как «изгнанника и заговорщика» в «популярной» или «вторичной» реальности.
Зачеркнуто: «август<овский>», «сентябрьский».
Возможно, параллель к концовке «Дара»: «завтрашние облака».
Вероятно, имеется в виду основанная А. Н. Барановым «Свободная трибуна в эмиграции» — популярные в Париже в 1935—1939 годах собрания под лозунгом «за веру, царя и отечество», на которых обсуждались политические и общественные темы (например: «Еврейский вопрос (Евреи в дореволюционной России; в период революции; в СССР и в эмиграции)», 13 февраля 1938 года; «Беженские вожди», 3 марта 1939 года и т. п.). Газета «Возрождение» печатала анонсы и отчеты этих собраний.
Нельзя сказать с уверенностью, что следующая после слова «Независимых» реплика не вычеркнута. Далее вычеркнуто продолжение: «Мысли у него тоже довольно громкие, — просто сердито [sic!] сказала Зина. — По крайней мере, для моего слу<ха>. Сейчас он нес страшную дичь. Михал Михалыч считает, сказала Зина, что в Германии [...]. О том, что у Гитлера рай, идеальный режим».
Было: «фашизме».
Было: «простокваша».
Было: «Я принесу. Может быть, и вы [...]».
Отсылка к третьей главе «Дара»: «Ее бледные волосы, светло и незаметно переходившие в солнечный воздух вокруг головы, голубая жилка на виске, другая, — на длинной и нежной шее, тонкая кисть, острый локоть, узость боков, слабость плеч и своеобразный наклон стройного стана...» (Владимир Набоков. Дар. Анн Арбор, 1975. С. 200. Далее цитаты из романа приводятся по этому изданию).
Вычеркнуты варианты продолжения: «и лицо его выражало мальчишеская [sic] было ужасно» (вероятно, изначально было: «его мальчишеское лицо выражало», затем: «его лицо было ужасно»).
Написано над невычеркнутым словом «кинематографистов». В письме к жене из Парижа (почтовый штамп 13 февраля 1936 года) Набоков сообщал: «Пишу четыре, нет, даже пять сценариев для Шифр.<ина> — причем мы с Дастакианом на днях пойдем регистрировать их — против кражи» (цит. по: А. Бабиков. Примечания // Владимир Набоков. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме. СПб., 2008. С. 547). В 1936—1937 годах Набоков написал в Париже несколько сценариев для кино (упомянутый в письме Семен Шифрин был известным кинопродюсером Парижа), ни один из которых не был воплощен, и встречался в Лондоне с актером и режиссером Фрицем Кортнером, намеревавшимся экранизировать «Камеру обскуру».
Вычеркнуто продолжение: «стоеросого [sic!] пошляка».
Можно разобрать вычеркнутые варианты имен: «Тосеин», «Терентьев» и слова: «от которого воняет», «который, который... И...».
Зачеркнуто: «Чтоб духа его не было».
Последние три слова были вычеркнуты, затем возвращены путем подчеркивания волнистой линией.
У Набокова: «слуни».
Вычеркнуто продолжение: «Нет, одну секунду... ведь завтра нужно... Погодите... Ах, все равно, еще есть у меня автобусные шесть с полтиной... Ах, знаете что, можете все взять, у мужа есть, я завтра утром достану». Здесь важная профетическая деталь (как затем о шоферах, играющих в кости) — о деньгах на автобус, имеющая отношение к смерти Зины, которая погибла под колесами автомобиля, сойдя с автобуса.
Сохранился черновик первой редакции этой сцены на отдельных листах (Papers of Vladimir Nabokov/Manuscript Division. Library of Congress. Box. 13. Folder 29), на котором Набоков попытался воспроизвести пушкинский росчерк. В нем намечены два финала: по одному князь убегает, по другому «бросается в Днепр». В измененном виде и с другой развязкой (князь «исчезает в Днепре») заключительная сцена к пушкинской «Русалке» была опубликована Набоковым в «Новом журнале» (1942. № 2. С. 181—184). Этот текст завершается шутливой ремаркой: «Пушкин пожимает плечами».
Слова из монолога Князя, на которых обрывается пушкинский текст. Приведем его заключительную часть:
Печальные, печальные мечты
Вчерашняя мне встреча оживила.
Отец несчастный! как ужасен он!
Авось опять его сегодня встречу,
И согласится он оставить лес
И к нам переселиться...
Русалочка выходит на берег.
Что я вижу!
Откуда ты, прекрасное дитя?
Было: «трепещу». Развитие пушкинского текста: «Русалка. И если спросит он, / Забыла ль я его иль нет, скажи, / Что все его я помню и люблю / И жду к себе».
Вычеркнуто: «земною девой». Ср. в «Русалке» Пушкина: «Им вольно бедных девушек учить, / С полуночи на свист их подниматься...»
Было: «О, будь со мною нежен!»
Вычеркнута реплика: «Дочь. Иди же к ней, отец».
Было: «Чур, чур меня...»
Песня русалок у Пушкина, отсутствующая у Набокова в опубликованном тексте.
У Пушкина: «Одна. Тише, тише! под кустами / Что-то кроется во мгле. Другая. Между месяцем и нами / Кто-то ходит по земле».
Эта запись относится, очевидно, к Ивонн. На полях чуть ниже написано и подчеркнуто: «Таня». Имя указывает на живущую в Париже сестру Федора Годунова-Чердынцева, о которой известно из пятой главы «Дара», что у нее есть дочь («Мне было так забавно узнать, что у Тани родилась девочка, и я страшно рад за нее, за тебя». С. 391); она также является героиней рассказа «Круг» (1934).
Квадратные скобки принадлежат Набокову.
Грейсон прочитала эти слова в рукописи как «Встреча и Полёт», приняв «съ» за союз «и»; Долинин исправил ошибку, пояснив, что таким у Набокова первоначально было имя проститутки Ивонн (Истинная жизнь писателя Сирина. С. 287). Действительно, далее в двух местах рукописи можно разобрать перечеркнутые «Colette» и «Колетъ», над которыми написано «Ivonne» и «Ивонн» — имя, возникшее после того как Набоков придумал созвучие «Ивонн — Иван» (в более поздней вставке). Вероятно, Грейсон ввело в заблуждение, что второе слово ясно читается с начальной «П» и одним «т» на конце: «Полетъ» (Набоков писал букву «ё» без умлаута), тогда как имя Colette в русской транскрипции пишется с двумя «т», как его пишет и сам Набоков в «Других берегах» (в этом автобиографическом романе его носит французская девочка, в которую юный Набоков влюбился на пляже Биаррица). Однако поскольку в рукописи Набоков иногда писал «к» как «п» и поскольку нигде третье имя для этого персонажа не указывается, мы полагаем, что здесь у него описка и это слово следует читать: «Колет<т>».
