На уроках английского языка в «Святой Урсуле» еженедельно упражнялись в старомодном эпистолярном искусстве. Девочки писали домой письма, подробно повествующие о школьной жизни. Они обращались к воображаемым подругам, бабушкам, братьям-студентам колледжа и младшим сестренкам. Они учились великой тайне литературного могущества – приспосабливать свой стиль к требованиям публики. В конце концов, они подошли к теме как благодарить воображаемых молодых людей за воображаемые цветы. Мэй слушала несколько высокопарную фразеологию этих вежливых и пристойных писем с надменной улыбкой. Подглядывая за ней украдкой, класс снова заволновался.
Постепенно подробности романа стали широко известны. Мужчина был англичанином – Мэй познакомилась с ним на пароходе – и однажды, когда умрет его старший брат (брат страдает от неизлечимой болезни, которая убьет его через несколько лет), он вступит во владение титулом. Но что это за титул Мэй уточнять не стала. Между тем ее отец был убежденным американцем, – он ненавидел англичан и питал отвращение к титулам. Никогда дочь его не выйдет за иностранца. Если это произойдет, то она не получит от него ни единого доллара. Тем не менее, ни Мэй, ни Катберта деньги не волновали. У Катберта их полным-полно. Его звали Катберт Сент-Джон (произносится как Синжон). Всего у него четыре имени, но этими двумя он пользуется чаще всего. Теперь он был в Англии, будучи вызван телеграммой в связи с критическим состоянием здоровья брата, кризис, однако, миновал и вскоре Катберт вернется. И тогда… Мэй сомкнула губы в прямую линию и вызывающе уставилась в пустоту. Ее отец еще увидит!
Перед волнующей реальностью этого романа жалкая историйка Розали совершенно померкла.
Затем сюжет стал обрастать событиями. Изучая списки прибывающих пароходов, Мэй объявила своей соседке, что он приехал. Он обещал ее отцу не писать, но она знала, что каким-то образом услышит о нем. И точно! На следующее утро прибыл безымянный букетик фиалок. Если раньше и были сомневающиеся, то теперь, при виде этого вещественного доказательства преданности, скептицизм рассыпался в пух и прах.
В воскресенье Мэй пришла в церковь со своими фиалками. Школа шокирующим образом путалась в ответах: никто не притворялся, что слушает службу, все глаза были прикованы к поднятому вверх лицу и блуждающей улыбке Мэй. Пэтти Уайатт обратила внимание на то, что Мэй приложила особые старания, чтобы сесть у окна с цветным витражом, и что время от времени сосредоточенный взгляд внимательно изучает лица спутниц, дабы убедиться, что эффект имеет успех у публики. Однако школа возмущенно отвергла инсинуацию Пэтти.
Наконец-то Мэй с триумфом воцарилась в роли ведущей актрисы. У несчастной безынтересной Розали больше не было роли со словами.
История длилась несколько недель, по мере своего развития приобретая движущую силу. Однажды на занятиях по европейскому туризму, которые проводились по понедельникам вечером, обсуждалась тема «Английские сельские усадьбы» с показом иллюстрированных картинок на фильмоскопе. Когда на экране появился роскошный большой особняк с террасой, на переднем плане которого олени пощипывали травку, Мэй Мертель внезапно упала в обморок. Она не удостоила объяснением экономку, принесшую грелки и одеколон, но позже шепнула своей соседке, что это тот дом, в котором он родился.
Фиалки продолжали приходить каждую субботу, и Мэй становилась все более рассеянной. Неотвратимо близился ежегодный баскетбольный матч с Хайленд-холлом, соседней школой для девочек. В прошлом году «Святая Урсула» проиграла, второе поражение означало бы вечный позор, ибо Хайленд-холл составлял одну треть от их численности. Капитан выступила с речью и отругала апатичную команду.
– Это все Мэй Мертель с ее мерзкими фиалками! – с отвращением пожаловалась она Пэтти. – Она выбила из них весь боевой дух.
Между тем учителя с беспокойством сознавали, что обстановка накалена до предела. Когда мимо стоявших группами девочек проходила Мэй Мертель, они испытывали явственное волнение. В школе царила атмосфера тайны, которая не способствовала высоким оценкам на сочинениях по латинской прозе. В итоге, проблема стала предметом обсуждения на заседании встревоженной кафедры. Не имелось никаких фактических данных, одни догадки, но источник беспокойства был очевиден. Школу и раньше охватывала волна сентиментальности, – заразная как корь. Вдовушка была склонна полагать, что простейшим способом разрядить атмосферу было бы отправить Мэй Мертель со своими четырьмя чемоданами назад к родному очагу, и пусть ее глупая матушка разбирается со всем этим. Мисс Лорд как обычно была решительно настроена довести борьбу до конца. Она силой положит конец этому вздору. Мадмуазель, склонная к чувствительности, боялась, что бедное дитя действительно страдает. Она считала, что сочувствие и такт… Однако победу одержало грубовато-сердечное здравомыслие мисс Салли. Если это необходимо для здоровой психики «Святой Урсулы», то Мэй Мертель должна уехать; но ей кажется, что с помощью легкой дипломатии можно сберечь как психику «Святой Урсулы», так и Мэй Мертель. Предоставьте это дело ей. Она применит собственные методы.
Мисс Салли была дочерью Вдовушки. Она руководила практической частью домашнего хозяйства: ведала провизией, командовала прислугой и с предельной непринужденностью заправляла школьной фермой в двести акров. Между такими тонкостями, как подковывание лошадей, сенокос и изготовление масла, она применяла свои способности, где бы они не понадобились. Она никогда не учила, она накладывала взыскания. Школа славилась необычными наказаниями, большинство которых рождалось в голове мисс Салли. Ее наградили титулом Драконицы благодаря почтительному восхищению ее умственными способностями.
Назавтра был вторник, обычный день, когда мисс Салли объезжала ферму с инспекцией. Спускаясь после ленча по лестнице и натягивая шоферские краги, она чуть было не наткнулась на Конни Уайлдер и Пэтти Уайатт, которые, лежа на животе, пытались достать клюшкой мячик для гольфа из-под полки для шляп.
– Привет, девочки! – весело поздоровалась она. – Не хотите ли прокатиться на ферму? Бегите и скажите мисс Уэдсворт, что вы освобождаетесь от послеобеденной учебы. Вы можете сегодня вечером не принимать участия в «текущих событиях», и забудем об этом.
Обе в радостном волнении напялили шляпки и пальто. Поездка на ферму «Раунд Хилл» с мисс Салли была величайшим даром, который могла преподнести «Святая Урсула». Ибо за пределами школьных владений мисс Салли была презабавнейшей и самой общительной особой на свете. После бодрого пятимильного путешествия на фоне желто-бурого октябрьского ландшафта они побродили пару часов по ферме, отведали молока и имбирного печенья на кухне миссис Спенс и пустились в обратный путь, втиснувшись между капустными кочанами, яйцами и маслом. Они весело болтали на дюжину различных тем: о маскараде на День благодарения, о возможной постановке пьесы, о предстоящей игре с Хайленд-холлом и о гнусном новом правиле, обязывающем их читать передовицу в ежедневной прессе. Наконец, когда в какой-то момент беседа повисла в воздухе, мисс Салли невзначай уронила:
– Кстати, девочки, что нашло на Мэй Ван Арсдейл? Она сидит по углам, понурив голову, похожая на унылого линяющего цыпленка.
Пэтти и Конни обменялись взглядом.
– Конечно, – весело продолжала мисс Салли, – проблема абсолютно ясна. Недаром я десять лет имею дело со средней школой. Эта дурочка выдает себя за предмет несчастной любви. Вы знаете, что я не люблю сплетни, но просто из любопытства: это молодой человек, который в церкви обходит с блюдом, или тот, что торгует лентами в магазине «Марша и Элкинса»?
– Ни тот, ни другой, – ухмыльнулась Пэтти. – Это английский аристократ.
– Что? – воззрилась на нее мисс Салли.
– А отец Мэй ненавидит английских аристократов, – пояснила Конни, – и навсегда запретил ему видеться с ней.
– Сердце ее разбито, – грустно промолвила Пэтти. – Она угасает.
– А фиалки? – спросила мисс Салли.
– Он обещал не слать ей писем, но о фиалках речи не было.
– Хм, понятно! – сказала мисс Салли и после минутного размышления добавила, – девочки, это дело я передаю в ваши руки. Я хочу положить этому конец.
– В наши руки?
– Школу должно перестать трясти, но случай слишком ничтожный, чтобы учителя имели право его заметить. Дело следует уладить с помощью общественного мнения. Предположим, вы подумаете, что можно сделать, а я назначу вас членами комитета по возвращению школы на прочные принципы здравого смысла. Я знаю, что могу доверять вам, и это останется между нами.
– Я не вполне понимаю, что мы можем сделать, – проговорила Пэтти с сомнением.
– Обычно вам хватает изобретательности, – ответила мисс Салли с мимолетной улыбкой. – В выборе собственных методов я даю вам карт-бланш.
