Но наверху Юрка понял, что дело обстоит куда хуже, чем ему думалось вначале. После залитого солнцем двора надгуменник показался ему очень темным, свет едва проникал сюда сквозь дымволок и щель у застрехи. Чтобы попасть туда, где сидел котенок – на тот край чердака, что был над горницей, – предстояло перебраться по жердяному настилу. То ли не было здесь никогда порядочного настила, то ли кто-нибудь повытаскал часть жердей, только идти по ним было нелегко: того и гляди провалишься или вовсе поломаешь жерди и загремишь вместе с ними на твердый глинобитный пол.
Пришлось ползти на четвереньках. Высокий угловатый и закоптелый выступ жилой риги, словно чудище какое, преградил ему путь. Нужно было либо карабкаться через выступ, либо пролезать сбоку. Юрка выбрал последнее. Он подался к самой кровле, где между обрешетинами свисали пучки соломы, покрытые многолетней копотью и пылью. Солома хлестала его по лицу и по рукавам белой рубашки, но Юрке все было нипочем; он полз все дальше и, наконец, добрался до чердака над горницей. Здесь было так темно, что сначала глаза вовсе ничего не различали, только слышалось, как кто-то бегает, мягко ступая. Юрка остановился, Перед ним, словно два раскаленных уголька, засверкали глаза. Котенок!
– Ах ты поганец, – прошептал Юрка. – Шапкой бы накрыть – не уйдет.
Он стал подползать к горящим глазам, держа шапку наготове, чтобы поймать ею котенка. Но глаза вдруг погасли, и Юрка увидел в просвете у стрехи, как котенок перескочил на другую сторону чердака и понесся назад к жердяному настилу надгуменника. Делать нечего! Пришлось Юрке снова пролезать мимо выступа риги, под самой кровлей, снова принимать новую порцию пыли и копоти. Добравшись до гумна, Юрка увидел, что дальше человеку не пройти – жердей с этого края как не бывало, и перемахнуть тут могла разве лишь кошка.
Юрка полез обратно на ту чердачную половину, откуда можно было прежним путем перебраться к надгуменнику. Все это заняло столько времени, что котенок сумел бы бог знает куда подеваться. Но когда Юрка снова выбрался к настилу, где было посветлее, он увидел, что котенок сидит на жердине у лесенки и смотрит вниз, будто увидел там что-то интересное. Юрка снял шапку и запустил ею в котенка: авось удерет с чердака, ведь на земле его поймать легче. Но шапка пролетела мимо, а котенок перебежал на другой конец надгуменника. Юрка дополз туда с великим трудом, – редкие жердины так и перекатывались у него под руками и коленями. Котенок улепетнул в темный уголок у застрехи. Туда же направился и Юрка.
– Ну, браток, больше ты от меня не увернешься, – радовался Юрка, подползая поближе к котенку. Но стоило ему протянуть руку, как котенок шмыгнул под край кровли, словно хотел спрыгнуть вниз. Присмотревшись получше, Юрка выяснил, что снаружи, у задней стены горницы, стоит какая-то пристройка, тоже с чердачком, – надежное убежище для котенка. Тут к нему ниоткуда не подступишься; оставалось одно – спускаться и тыкать в щель чердачка длинной тонкой палкой. Юрка так и сделал, но безуспешно. Сунутая палка заставила было котенка снова перемахнуть к жердяному настилу. Стоило же Юрке потревожить его в надгуменнике, как он опять скрывался в своем убежище.
Юрка так и сновал – то наверх к жердям, то вниз к задней стенке. Наконец, терпение у него лопнуло, и он решил развалить пристройку: надо же поймать котенка. Едва затрещали первые венцы, как из-за угла послышался голос Лизеты:
– Старик, а старик! Давай сюда котенка, я молока принесла.
Что поделаешь, пришлось оставить пристройку в покое. Юрка остановился и задумался: как быть и что сказать? Тут старуха опять стала кликать, и ему пришлось выйти на зов.
– Ну и пугало! – закричала Лизета, увидев мужа. – Будто хлеб молотил, с лица пот градом. Что ты тут делаешь? А рубашка-то? Ведь сегодня утром дала тебе как снег белую.
Юрка не вымолвил ни слова.
– А кошка где? Куда ты ее дел? Упустил небось?
– Вроде бы так, – сказал, наконец, Юрка.
– А я то бегу с молоком, аж дух захватывает, – заохала Лизета. – Да что же с кошкой-то, где она?
– На чердаке.
– И ты лазил туда за нею?
– Вроде бы так.
– Не поймал?
– Вроде бы нет.
– Ну и мужик у меня – кошку стеречь и то нельзя ему поручить! – воскликнула Лизета. – А что ты за домом делал?
– Ломал, чтобы…
– Чтобы кошку поймать?
– Вроде бы так.
– Боже милостивый! – закричала Лизета. – Стоит уйти на минутку, как он уже постройки ломает!
– А если иначе не поймать?
– Куда же ты кошку дел?
Теперь только Юрка смог рассказать, где котенок сейчас и где он был раньше, как туда забрался, что делал сам Юрка и что собирался сделать. Ловить котенка отправились вдвоем – старуха полезла с молоком наверх, а старик стал с шестом за избой. И гляди-ка, стоило котенку завидеть чашку с молоком, как он подбежал к ней, принялся лакать, и Лизета схватила его без всякого труда. Это была первая большая радость у новых хозяев Пекла.
В ясный, солнечный день хозяйка Пекла сидела подле двери на колоде и смотрела, как котенок лакал молоко. Перед тем она сама разок-другой отведала этой белой жидкости – не скисла ли за ночь, не расстроит ли котенку живот. Нет, молоко показалось ей свежим. Затем Лизета налила его в черепок – уцелевший осколок разбитой глиняной миски, что осталась от прежних хозяев, и мордашкой ткнула туда котенка.
Сам Юрка, новый Нечистый из Пекла, воротился из лесу с ношей кольев: забор вокруг двора развалился, попадал наземь, и его нужно было починить. Не один конец отмахал сегодня Юрка: сперва принес несколько вязанок дров, потом стал таскать дерево для поделок. Увидев жену с котенком, он попытался сложить тихонько ношу и все же наделал такого шума, что котенок наверняка удрал бы, не сцапай его тотчас Лизетина проворная рука.
– Вот грохало, – забранилась Лизета, – тебе бы опять кошку на чердак загнать!
– Не гляди, что прыщ, а норовистый, – подивился Юрка и подошел к жене поглядеть; котенок вскоре снова принялся за молоко. Они молча посидели рядом. Наконец, Юрка собрался с мыслями, так что смог вымолвить:
– Ну, старуха, как ты думаешь про наше житье-бытье? Пришли мы сюда крова искать, а нынче стали хозяин да хозяйка. Вот уж и кошка у нас.
– Коли пришли сюда, так уж придется крест нести, – сказала Лизета. – Кошка у нас есть, а молока кошке – нет. Ты будешь дрова носить, а я молоко.
– Столковаться бы нам с Хитрым Антсом, авось тогда…
В тот же миг на двор зашел не кто иной, как сам Антс, и усмешливо сказал, перебивая Юрку:
– Здорово, Нечистый! Вчера ты к нам заходил, а сегодня я к тебе: охота посмотреть, как тут в Пекле орудуют. В лесу у меня дела кое-какие были, вот и думаю: дай заверну сюда, небось не рассердятся.
– Как с поросенком? – спросил Юрка.
– Горит, что ли? – вопросом ответил Антс.
– С хозяином-то своим, Антсом, говорил?
– Не без того, – сказал Антс, которого Юрка все еще принимал за бобыля или батрака.
– Ну и как?
– Антс рассудил: кто его, Нечистого, разберет, что за человек? Старого знавали, да тот помер. Старый, поди, скотину и птицу не кормил, сам через них кормился. Вот и надо бы поглядеть, как новый Нечистый оборачивается. Дашь ему поросенка, а тут еще и корму, пожалуй, впридачу дать придется, не то околеет с голоду. Вчера ты о лошади толковал, а у самого свежая поленница на двор завезена, и следов-то нет ни от колеса, ни от полоза, – повернул Антс на другое.
– На спине я… – объяснил Юрка.
– Целые дни небось носил?
– Нынче с утра.
Антс поглядел, подумал и ухмыльнулся.
– Шутник! Прежний Нечистый шуток не понимал.
– И я не понимаю, – молвил Юрка.
– А сам за одно утро столько дров на горбу перетаскал, что двум лошаденкам в телеге на деревянном ходу день целый возить впору, а?
– Перетаскал я, – подтвердил Юрка.
– Ишь ты, смотри-ка, – Антс усмехнулся и почесал бороденке. – Стало быть, для Пекла справнее прежнего Нечистый отыскался. Ограду думаешь подправить, что ли?
– Вроде бы так.
– А как с полями обойдешься без лошади-то?
– Была бы соха, – сказал Юрка.
– Дрянь дело, коли и сохи нет. Как же так? Землю взять взял, а у самого за душой нет ничего.
– Кошка есть, – вставила Лизета.
– Вижу! И даже молоко в черепке. Из деревни небось?
– Самой не надоить, коровы нет, – заметила Лизета.
– Сама и котят не народишь, – сказал Антс, – и тех в деревне брать приходится.
– Котенок сам забрести может, сам и под дверью мяучит, а у молока ни ног, ни голоса.
– Так-то оно так, – согласился Антс и, повернувшись к Юрке, добавил: – Баба у тебя бойкая, дорогой Нечистый, а у того, прежнего, мямля-мямлей была.
Юрка засмеялся, загоготал, и Антс уже без улыбки уставился на него. Слыша такой смех, Антс смекнул, что и впрямь под силу новому Нечистому на горбу притащить во двор поленницу сырых дров. И Антс спросил:
– Ну, а с поросенком как? Нужен?
