поступали, в среднем составляли один доллар на милю пути. Если так пойдет и дальше, то к финишу мы могли собрать 25 тысяч долларов. Далеко с этим уедешь, не правда ли? Тим пытался решить эту проблему своеобразным методом. Я слышал, как во время остановок на отдых он, бывало, говорил представителям прессы:
«Да, нам по-прежнему перепадает по доллару на милю. Прямо не знаю, как сказать об этом Рику. Его это так расстраивает. Ведь он из кожи вон лезет, чтобы все было как лучше, крутит по 70 миль в день, только представьте себе: по 70 миль в день! — а люди проявляют такое равнодушие. Ну что я могу ему сказать? Скажите, что?»
После такого разговора возникали весьма значительные шансы, что в вечерних газетах или в тех, что выходили на другой день, появятся репортажи, акцентирующие внимание на разочарованиях или огорчениях участников турне «Человек в движении». И это были полезные, правдивые статьи. Но если бы мы вовремя об этом не позаботились, подобные сообщения могли вообще не появиться ни в газетах, ни в радиорепортажах. Очевидно было одно: патента на «Пыхтение на публику» у меня не было.
Как бы там ни было, мы продолжали двигаться вперед. Дистанция в 24 тысячи 901 целую и 55 сотых мили была столь гигантской, что просто не имело смысла тратить нервы на обдумывание. Зато этап в 23 мили укладывался в моем сознании. Именно так я и поступал раз за разом, пока мы не достигли Лос-Анджелеса. А по пути, едва успевая делать остановки, мы прямо с полей умудрялись прихватить лимоны, апельсины, орехи, цветную капусту, салат, брюссельскую капусту и множество прочих фруктов и овощей. Я все боялся, что ребят вот-вот поймают, и представлял, какой скандал разразится тогда в прессе:
ЧЛЕН КОМАНДЫ «ЧЕЛОВЕК В ДВИЖЕНИИ» ПОЙМАН НА КРАЖЕ АПЕЛЬСИНОВ.
Такого я допустить не мог. Если уж кому-нибудь придется застрелить одного из них, то этим человеком буду я. Если только сначала они не прикончат меня.
Мы все спорили по поводу Шейлы — потянет она или нет работать по связям с общественностью. И все больше приходили к убеждению, что хороший, способный человек оказался не на своем месте. Это была трудная работа — приходилось постоянно следовать по маршруту одной, впереди от основной группы, постоянно разговаривать с незнакомыми людьми и добиваться организации мероприятий, к которым большинство из них относилось без всякого интереса. Но кто-то должен был все это делать. И я сказал Тиму: «Послушай, если при обсуждении этой работы, когда она ей поручалась, у Шейлы не возникло ни малейших сомнений, а теперь она не способна с ней справиться, немедленно замени ее. Даже не откладывай это на завтра».
Мы решили дать ей еще один, последний шанс. Она должна была отправиться впереди нас в Лос-Анджелес и организовать встречу с Дэвидом Фостером.
Сам факт, что Фостер создавал песню, которую он посвящал нам, был чем-то вроде чуда, и это лишний раз доказывало, что мечты не обязательно должны умирать, если есть воля и решимость воплотить их в реальность. Еще в самом начале, когда мы только замышляли это турне, я задавался вопросом: как бы сделать так, чтобы привлечь к нашему делу внимание широкой публики? И каждый раз в голову приходила одна и та же мысль: «А как насчет популярной грампластинки, забойной сорокапятки в стиле «рок» да еще видеоклипа?»
Первым, к кому я обратился с таким предложением, был Дон. Он был музыкантом. Дон играл в оркестрах и участвовал в студийных записях. Так почему бы ему не попробовать себя? Когда он ответил мне, что сомневается в своих способностях, я ему сказал: «О’кей, тогда давай поищем настоящую «звезду». Кто у нас «самый-самый» в Канаде?»
«Дэвид Фостер».
«Во-во, — ответил я, а потом переспросил: — А кто это такой?»
«Это самый известный композитор-песенник в Канаде и один из лучших во всем мире».
«Отлично. Так пускай он этим и займется».
Можно было найти сколько угодно причин, чтобы считать глупостью саму подобную мысль. Но в жизни всегда нужно ставить перед собой большие цели. Во время одного благотворительного танцевального вечера я обратился с вопросом к Терри Дэвиду Маллигану — это известный всей Канаде радио- и телевизионный комментатор, — знаком ли он с парнем по имени Дэвид Фостер.
«Конечно, знаком», — ответил он.
«Так как бы нам уговорить его написать песню о нашем турне?»
«Хм, предоставьте это мне», — сказал Терри.
Маллиган не забыл о своем обещании. Фостер действительно написал песню. И вот теперь на предстоящей пресс-конференции мы должны были встретиться с ним и прослушать ее. Все должно было состояться без «проколов».
Но требовалась определенная организация. Дэвид собирался присутствовать на встрече. Нужно было позаботиться о том, чтобы его должным образом представили. Он сам собирался сыграть свою песню. Значит, это нужно было подать соответствующим образом. Журналисты тоже должны присутствовать, поскольку там будет Дэвид. Кто-то должен был организовать «толкучку» — это когда даешь интервью всем сразу, вместо того чтобы говорить с каждым журналистом по отдельности, в противном случае мне пришлось бы отвечать на вопросы всю ночь, а на следующее утро нужно было рано вставать и снова отправляться в путь.
И вот мы приезжаем туда, и Шейла не находит ничего лучшего, как объявить: «Позвольте мне представить вам Дэвида Фостера. Он хотел бы продемонстрировать музыкальную композицию, посвященную турне “Человек в движении”».
Умереть можно! Это парень — величина, а мы ведем себя с ним, как будто он какой-то замухрышка.
Дэвид встает и говорит: «Для тех из вас, кто не знает, кто такой Дэвид Фостер, сообщаю следующее: я и есть тот самый композитор, который только что разделил награду «Грэмми» с Лайнелом Ритчи. Кстати, я захватил с собой демонстрационную кассету с записью музыкального отрывка, который я написал, вдохновившись личностью Рика Хансена. А теперь я хотел бы продемонстрировать его вам».
Он вставляет кассету в магнитофон, а тот не работает.
Тут все засуетились, начали пробовать всякую другую технику. Наконец Дэвид достает маленький «уолкмен-сони», который он случайно захватил с собой, а с магнитофоном — два крошечных динамика. Потом он поставил всю эту систему на стол, и вот
