Под покровом ночи - Элизабет Гаскелл

скажите, я принесу вам все, чего пожелаете, нынче у нас званый ужин. Подкрепитесь – и сразу в постель, моя дорогая… Мистер Джонсон распорядился! Так что никаких возражений. И комнату как раз успели прибрать и проветрить после отъезда мистера Хорнера – он съехал от нас утром.

– Мне нужно снова увидеться с мистером Джонсоном, прошу вас!

– Вот уж чего вам совсем не нужно! Пощадите свою бедную головку, нельзя вам сейчас говорить о делах, а о чем еще вам говорить с мистером Джонсоном? Нет, ложитесь в постель и высыпайтесь. Отдохнете как следует до утра, наберетесь сил, тогда и поговорите о делах.

– Мне не уснуть – мне не будет покоя, пока я не задам мистеру Джонсону еще пару вопросов, поверьте! – взмолилась Элеонора.

Миссис Джонсон давно усвоила, что в подобных обстоятельствах распоряжения мужа должны выполняться неукоснительно и ее ждет хорошая головомойка, если она нарушит его приказ и пошлет за ним. Но в глазах Элеоноры было столько мольбы и отчаяния, что у доброй женщины язык не поворачивался отказать ей. Внезапно ее осенило:

– Вот вам перо и бумага, милочка. Напишите вопросы, которые вам так срочно надо задать, а он внизу припишет свои ответы. Я велю Джерри отнести ему записку. Он занят, ужинает с друзьями, сами понимаете…

Элеоноре пришлось уступить. Она села к столу, подперев кулаком усталую голову, и задумалась. Вопросы, которые сами слетели бы с губ при личной беседе, теперь ускользали от нее. В итоге она написала лишь следующее:

«Когда самое раннее я смогу увидеть вас утром? Сумеете ли вы как можно скорее устроить мне встречу с Диксоном? Пустят меня к нему прямо сейчас?»

Записка вернулась к ней с нацарапанными карандашом ответами:

«В восемь. Да. Нет».

Элеонора вздохнула:

– Наверное, ему лучше знать. Но стыдно укладываться спать в мягкую постель, когда несчастный старик совсем близко… в тюрьме!

Элеонора попыталась встать, но у нее снова потемнело в глазах, и это примирило ее с необходимостью отдохнуть, прежде чем начать действовать. Теперь, зная все и находясь в центре событий, она яснее видела картину и могла лучше продумать свои шаги. Элеонора попросила чашку чаю, но миссис Джонсон принесла ей целебный напиток из молочной сыворотки с белым вином. Возможно, благодаря этому снадобью Элеонора всю ночь спала мертвым сном.

Когда Элеонора открыла глаза, по комнате разливался чистый свет зари. Она не сразу вспомнила, как оказалась здесь. В последнее время рассвет так часто заставал ее в незнакомом месте, что понадобилось несколько минут, прежде чем ей удалось восстановить в памяти географическую принадлежность тяжелых синих штор, гравированного портрета лорд-лейтенанта графства и солидной красивой мебели из красного дерева, которой была обставлена эта комната. Но, вспомнив все, Элеонора немедля встала с постели и больше уже не ложилась, хотя часы на туалетном столике показывали, что еще не было шести. Она быстро привела себя в порядок и оделась с присущей ей неброской элегантностью, давно вошедшей у нее в привычку, не забыв (себя не переделаешь!) про капор и шаль; потом спустилась по лестнице, прошла мимо служанки, на коленях мывшей пол у порога, глубоко вдохнула свежий утренний воздух и направилась по Хай-стрит к Хеллингфордскому замку, где недавно состоялись слушания ассизного суда и где в ожидании казни томился Диксон. Она почти наверняка знала, что ей не разрешат увидеться с ним, но совесть требовала хотя бы попытаться – во искупление ночных часов забытья и покоя. У входа в сторожку привратника девочка мела пол, и Элеонора сказала ей, что хотела бы повидаться с Эйбрахамом Диксоном. Девочка испуганно посмотрела на нее и убежала в дом, откуда тотчас вышел ее отец, могучий детина, не успевший еще надеть ни сюртука, ни жилета: от утренней прохлады он поводил плечами. Элеонора повторила свою просьбу.

– Вы про того, которого повесят в следующую субботу? Виноват, мэм, но это не мне решать. Можете сходить домой к начальнику тюрьмы, но только зря потратите время, уж простите меня за эти слова. Смертникам свиданий не положено, тут нужен ордер самого шерифа. Хотя, пожалуй, сходите к начальнику, недалеко ходить-то, ничего другого он вам все равно не скажет. Вон его дом.

Элеонора не сомневалась, что привратник сказал ей чистую правду, и все же пошла к указанному дому, словно надеялась на какое-то исключение из правила – правила, о котором она действительно слыхала давным-давно, в те дни, когда желание увидеть осужденного на казнь воспринималось ею как что-то не имеющее к ней самой никакого отношения; то есть она допускала, что подобное желание может возникнуть – и возникает – у некоторых людей, но люди эти были так же далеки от привычного круга ее жизни, как обитатели Луны. Разумеется, начальник тюрьмы ответил ей отказом, притом весьма категорическим: судя по его недовольному тону, каждый человек обязан от рождения знать столь очевидное тюремное предписание.

На обратном пути она столкнулась с привратником, теперь уже полностью одетым. Заметив ее разочарование, он в душе пожалел ее, однако не смог удержаться, чтобы не обронить с оттенком торжества:

– Вот видите, мэм, я верно вам сказал!

Элеонора пошла вокруг замка, стараясь держаться как можно ближе к стене и задирая голову к редким зарешеченным окнам, хотя понятия не имела, в какой части здания содержится Диксон. Потом ноги привели ее на соседнее кладбище. Она села на могильный камень и устремила равнодушный взор на расстилавшийся внизу пейзаж, а между тем этот вид почитался главной местной достопримечательностью и жители Хеллингфорда с гордостью показывали его всем приезжим. Но Элеонора не видела пейзажа: перед ее глазами стояла черная роковая ночь, торопливая работа, снующие туда-сюда фонари. В ушах раздавалось тяжелое дыхание тех, кто взялся ночной порой за несвойственное им дело, отрывистые реплики, хриплые, приглушенные голоса да шелест ветвей. Внезапно церковные часы у нее над головой пробили восемь, и колокол возвестил перерыв в трудах по всей округе – таков был здешний старинный обычай. Элеонора поднялась и пошла назад к дому на Хай-стрит. Комната, где ее усадили дожидаться мистера Джонсона, который передал со слугой свои извинения за задержку (он попросту проспал), казалась ей слишком тесной и душной. Наконец в дверях появился заспанный хозяин, еще не вполне пришедший в себя после ночной пирушки.

– Мне страшно жаль, что вчера вечером я доставила всем столько хлопот, – виновато начала Элеонора. – Я просто устала и очень расстроилась из-за всего, что услышала.

– Что вы, что вы, никаких хлопот, ни