Как эта часто случается с женщинами, ум Лены был обост- 1›ен самим ужасом разгаданной ею угрозы. Она отрицательно покачала головой:
— Нет.
— Наверно?
— Да.
— Я так и думал. Ваш джентльмен доверяет вам?
Она снова покачала головой.
— Дьявольский лицемер! — проговорил он убежденно.
Он подумал немного.
— Он из ручных, не так ли?
— Убедитесь в этом сами!
— Положитесь в этом на меня. У меня нет охоты умирать, прежде чем мы с вами не подружимся.
Рикардо произнес эти слова со странным видом кошачьей любезности, потом вернулся к занимавшему его вопросу:
— Но вы, может быть, могли бы добиться, чтобы он доверился вам?
— Доверился мне? — проговорила она с отчаянием, которое тот принял за насмешку.
— Будьте на нашей стороне, — настаивал он, — пошлите к черту все это проклятое лицемерие! Может быть, вы и без его признаний нашли уже способ кое-что узнать, а!
— Может быть, — произнесла она, чувствуя, что губы ее холодеют.
Рикардо смотрел теперь на ее спокойное лицо с некоторым почтением. На него производили даже впечатление неподвижность молодой женщины и ее лаконизм. Со своей женской догадкой она почувствовала произведенное ею впечатление, впечатление, будто она многое знает и держит то, что знает, при себе. Впрочем, она ничего не делала для этого. Ободренная таким образом, вступив против воли на путь притворства — прибежища слабых, — она с трудом сделала отчаянное усилие и вызвала улыбку на свои похолодевшие, сухие губы. Притворство — прибежище слабых и трусливых, но и безоружных также. Между очарованным сном ее жизни и жестокой катастрофой она могла поставить только свое притворство. Ей казалось, что сидевший вот тут, перед ней, человек был неизбежным спутником всей ее жизни. Это было воплощение зла в этом мире. Она не стыдилась своего двуличия. С великодушным мужеством женщины она не оглядываясь бросилась на этот путь, как только заметила его, сомневаясь только в собственных силах. Положение вещси наполняло ее ужасом; но, понимая уже, со всей экзальтацией женщины, что, любил ли ее Гейст или нет, сама она его люби ла, и чувствуя, что эту опасность навлекала на него она, — она стояла перед нею со страстным желанием защитить свое сча стье.
Молодая женщина предстала перед Рикардо в таком неожи данном свете, что ему не удалось применить в отношении сс своих критических способностей. Улыбка Лены казалась ему многообещающей. Он совсем не ожидал найти ее такой. Слы шав, как говорили о ней эти болваны, кто бы мог представить себе такую девушку? «Вот это баба так баба», — говорил он себе фамильярно, но с оттенком почтительности. Мужество молодой женщины, ее физическая сила, которую он испытал на себе, пробуждали его симпатию. Он чувствовал, что его привлекают к ней эти доказательства поразительной энергии. Что за девушка! У нее была сильная душа, а ее намерение бросить своего приятеля доказывало, что она не была лицемеркой.
— А что, ваш джентльмен метко палит? — спросил он снова, глядя равнодушно в пол.
Она едва поняла смысл этой фразы, но, догадавшись, что дело шло о каком-то таланте, прошептала, не выдавая себя:
— Да.
— Мой тоже… больше чем метко, — проговорил Рикардо.
Потом в порыве откровенности:
— Я не так ловок, как он, в этой игре, но все же ношу при себе достаточно опасный инструмент, — сказал он, ударяя себя по ноге.
Теперь Лена больше не позволяла себе вздрагивать. Совершенно окаменевшая, неспособная даже перевести взгляд, она испытывала ужасающее умственное напряжение, какое-то полное забвение всего окружающего. Рикардо попытался по-своему повлиять на нее.
— И мой джентльмен не таков, чтобы меня покинуть. Он-то не иностранец, а вы, с вашим бароном, вы не знаете, что вас ожидает или, вернее, вы, как женщина, слишком хорошо знаете… Гораздо лучше не ожидать, пока он вас бросит! Пойдемте — ка с нами и возьмите свою долю… мошны, разумеется. Вы знаете же кое-что о ней?
Она почувствовала, что, если она словом или знаком даст понять, что на острове нет никакого сокровища, жизнь Гейста будет висеть на волоске; но напряженность ее мысли была такова, что лишала ее сил связать несколько слов. Она не находила и самих слов… она нашла одно слово: «Да». Она прошептала его, не дрогнув. Рикардо принял этот слабый, сдавленный звук за холодное и сдержанное согласие, которое со стороны этой так удивительно владеющей собой женщины имело гораздо больше значения, чем тысяча слов всякой другой. Он подумал с восхищением, что нашел женщину, единственную из миллиона, из десяти миллионов женщин. Его шепот сделался умоляющим:
— Отлично! Теперь все, что вам остается сделать, это узнать, где он зарыл кубышку. Но вы должны поторопиться. С меня довольно ползания на животе, которое я проделываю, чтобы не спугнуть вашего джентльмена. За кого меня принимают? За пресмыкающееся?
Она широко открыла пристальные глаза, как галлюцинирующий, который ночью прислушивается к потусторонним звукам, к злым чарам. И все это время в голове ее продолжалось это искание слов, спасительной мысли, которая казалась такой близкой и не хотела дать себя поймать. Вдруг она нашла. Да, надо было заставить этого человека выйти из дому. В это самое мгновение снаружи донесся голос Гейста, отдаленный, но очень явственный, проговоривший:
— Вы меня ищете, Уанг?
Для Лены, среди охватывавшей ее тьмы, это было блеском молнии, осветившей отверстую пропасть у ее ног. Она выпрямилась судорожным движением, не имея сил встать совсем. Рикардо, напротив, тотчас вскочил на ноги, неслышно, как кошка. Его желтые, блестящие глаза скользнули по сторонам, хотя он и казался неспособным сделать какое-либо движение. Только усы его шевелились, словно усики животного.
Ответ Уанга «Иа туан» донесся до них более слабо. Потом Гейст сказал:
— Отлично! Можете подавать кофе. «Мем Пути» еще у себя?
На этот вопрос Уанг не ответил.
Глаза Рикардо и молодой женщины встретились; они были совершенно лишены выражения; все их чувства были направлены к улавливанию шагов Гейста или малейшего доносившегося снаружи звука, который означал бы, что отступление Рикардо отрезано. Уанг должен был завернуть за угол дома. Теперь он находился позади бунгало, что лишало Рикардо возможности проскользнуть туда прежде, чем Гейст войдет через парадную дверь.
Лицо преданного секретаря омрачилось гневом или страхом. На этот раз дело провалилось не на шутку. Он, быть может, бросился бы к задней двери, если бы не услыхал, что Гейст входит на крыльцо. Он поднимался медленно, как человек ослабевший, утомленный или просто задумавшийся. Рикардо представил себе его лицо с величественными усами, высоким лбом, невозмутимыми чертами и спокойными, мечтательными глазами. Пойман в западню! Проклятие! В конце концов патрон, должно быть, прав: следует остерегаться женщин. Валяя дурака с этой бабой, он провалил все дело! Пойманному таким образом, ему оставалось только убить, потому что его присутствие здесь разоблачит весь их замысел. Но все же он не был в претензии на молодую женщину, к которой чувствовал такое влечение.
Гейст остановился на веранде, быть может, даже у самой двери.
— Он убьет меня, как собаку, если я не потороплюсь, — глухо прорычал Рикардо.
Он наклонился, чтобы выхватить нож. Он собирался броситься за занавес, неукротимый, неожиданный и смертоносный, как молния. Рука Лены, вцепившись ему в плечо, остановила его порыв. Повинуясь более ощущению, нежели силе этой руки, он резко повернулся, собранный в комок для прыжка, со свирепым взглядом желтых глаз. Что это? Уже не обратилась ли она против него?
Он хотел было всадить нож в ее обнаженную грудь, когда заметил, что ее другая рука указывала ему на окно. Это было узкое отверстие с одной ставней, прорезанное очень высоко, почти под потолком. Он тупо уставился на него. Молодая женщина бесшумно отошла, подняла упавший стул и приставила его к стене. Потом она бросила ему взгляд через плечо. Но Рикардо не нуждался в том, чтобы ему показывали дорогу. В два прыжка он на цыпочках очутился рядом с Леной.
— Торопитесь! — проговорила она, задыхаясь.
Он схватил ее руку и сжал со всей силой безмолвной благодарности, как пожимает руку товарища человек, которому некогда тратить время на слова. Потом он стал на стул. Рикардо был слишком мал ростом, чтобы вскарабкаться на окно без шума. Он колебался с минуту. Она, прислушиваясь, нажимала своими прекрасными руками на сиденье стула, в то время как легко и гибко он пользовался спинкой как лестницей. Вся масса черных волос молодой женщины упала ей на лицо.
В соседней комнате послышались шаги, и голос Гейста произнес:
— Лена!
— Да, одну минутку, — ответила она с особой интонацией, которая, как она знала, должна была помешать Гейсту войти немедленно.
