Жюстин грустно размышляет у статуи Береники, скорбящей по маленькой дочери, которую жрецы уже успели обожествить: «Интересно, это утолило ее боль? Или сделало ее постоянной?»
* * *
На могильном камне — Аполлодор, протягивающий ребенку игрушку. «Может, вышибить слезу» (Персуорден). «Все они умерли. И ничего взамен».
* * *
Аурелия, молящая Пестезухос, крокодилью богиню… Наруз.
* * *
Львица держит Золотой цветок…
* * *
Ушебти… маленькие рабы, они должны работать на умерших в загробном мире.
* * *
Как-то так вышло, что даже смерть оказалась не властна над нашей памятью о Скоби. Еще задолго до его кончины я уже представлял себе его в раю — мягкие, телесного цвета клубни ямса, как ляжки свежесваренных младенцев; над Тобаго спускается ночь, темно-синим, плавно дышащим пятном, мягче перьев попугая. Подбитые золотой фольгой бумажные фламинго взлетают ввысь и снова падают навстречу острому, багровому, как кровоподтек, частоколу водного бамбука. У него собственная тростниковая хижина с камышовым ложем, у которого неизменно стоит достопочтенный поставец из прежней жизни. Однажды Клеа спросила его: «А ты не тоскуешь по морю, а, Скоби?» — и старик ответил ей просто, ни на секунду не задумавшись: «В море я выхожу каждую ночь, каждую ночь».
* * *
Я переписал и дал ей два перевода из Кавафиса, и они ей понравились, хотя точными их никак не назовешь. Теперь есть Кавафис канонический, в тонких умных переводах Маврокордато, и в каком-то смысле с этих пор он свободен — прочие поэты могут экспериментировать с ним; я пытался скорее переложить его, чем перевести, — насколько успешно, не мне судить.
Сказал ты: «Еду в край чужой, найду другое море
и город новый отыщу, прекраснее, чем мой,
где в замыслах конец сквозит, как приговор немой,
а сердце остывает, как в могиле.
Доколе разум мой дремать останется в бессилье?
Куда ни брошу взгляд — руины без числа:
то жизнь моя лежит, разрушена дотла,
ее сгубил, потратил я с судьбой в напрасном споре».
«Нет, не ищи других земель, неведомого моря:
твой Город за тобой пойдет. И будешь ты смотреть
на те же самые дома, и медленно стареть
на тех же самых улицах, что прежде,
и тот же Город находить. В другой — оставь надежду —
нет ни дорог тебе, ни корабля.
Не уголок один потерян — вся земля,
коль жизнь свою потратил ты, с судьбой напрасно споря».[63]
Когда внезапно в час глубокий ночи
услышишь за окном оркестр незримый
(божественную музыку и голоса), —
судьбу, которая к тебе переменилась,
дела, которые не удались, мечты,
которые обманом обернулись,
оплакивать не вздумай понапрасну.
Давно готовый ко всему, отважный,
прощайся с Александрией, она уходит.
И главное — не обманись, не убеди
себя, что это сон, ошибка слуха,
к пустым надеждам зря не снисходи.
Давно готовый ко всему, отважный,
ты, удостоившийся Города такого,
к окну уверенно и твердо подойди
и вслушайся с волнением, однако
без жалоб и без мелочных обид
в волшебную мелодию оркестра,
внемли и наслаждайся каждым звуком,
прощаясь с Александрией, которую теряешь.[64]
Кребийон-сын (Crebillon-fils), Клод Проспер Жолио (1707—1777) — французский писатель, автора большого числа романов.
Здесь: утонченности (фр. ).
Скуку жизни, отвращение к жизни (лат. ).
Про запас, на черный день (фр. ).
Никогда в жизни (фр. ).
Перевод с новогреческого С. Ошерова.
Здесь: мальчишников на стороне (фр. ).
Мужем, закрывающим глаза на неверность жены (фр. ).
Студия изящных искусств (фр. ).
Здесь: блестки (фр. ).
Дух (фр. ).
Ветроград заключенный, сестра моя, поручитель (мой)… (лат. ).
Взгляд иронический (фр. ).
Тоски, тревоги (фр. ).
Делай что хочешь (фр. ).
Хюбрис, гордыня (древнегреч. ).
Сплин, хандра (фр. ).
Светские манеры (фр. ).
Мой милый (фр. ).
«Нравы» (фр. ).
Да здравствует Франция! (фр. )
Самолюбию (фр. ).
Обними меня (фр. ).
Роковую любовь (лат. ).
Потенциально, в возможности (лат. ).
Гетер (древнегреч. ). (В оригинале использован латинский шрифт.)
Моральную силу (фр. ).
Счастья (фр. ).
Печали (фр. ).
Предрассудков (фр. ).
«Я не знаю девушки, которая могла бы мне подойти. Ах да, вот разве что сиделка! Сиделка из любви к искусству, что дарит свои поцелуи лишь смертникам, людям in extremis…» (фр. ). In extremis (лат. ) — на последнем издыхании, перед кончиной.
Убежища (фр. ).
Источнике значений (лат. ).
Славная девочка, добрая подружка (фр. ).
Удар, которым из милости добивают раненого (фр. ).
Случайной женщины (фр. ).
Помолчите, крошка-егоза, дайте вашей матери сказать (фр. ).
Вполголоса (ит. ).
Перевод с новогреческого Р. Дубровкина.
Прерванное соитие (лат. ).
Строка из стихотворения К. Кавафиса «Послеполуденное солнце» в переводе С. Ильинской.
«Конца века» (фр. ) — стиль рубежа XIX-XX вв.
Полумесяц; рогалик (фр. ).
Каталог с комментариями (фр. ).
Инвалиду войны (фр. ).
Род кальяна.
«Я упустила свою настоящую любовь — мою любовь к самой себе. Самолюбие мое — моя любовь, и ничья больше. Я ее упустила. Я никогда не страдала, но радости, простой и невинной радости, у меня тоже не было» (фр. ).
Опустошения (лат. ).
С дозволения Бальтазара (лат. ).
Как вы спасаетесь от одиночества? (фр. )
Мсье, а что, если я и есть одиночество? (фр. )
Вполголоса (ит. ).
Брака по расчету (фр. ).
«…Было бы хоть какое-то утешение» (фр. ).
«Гротескное утешение» (фр. ).
«Углубить чувства… очистить их» (фр. ).
«Замолчи…» (фр. )
«Я это знаю» (фр. ).
«Она постоянно говорила о вас. Клеа была с ней всю неделю» (фр. ).
«Хватит» (фр. ).
Кокотка (фр. ).
Республиканская подтирка (фр. ).
Перевод с новогреческого Е. Смагиной.
Перевод с новогреческого С. Ильинской.
