пампасной травы, араукарию, а после — и дом из глазурованного кирпича, башенку на крыше, окна со средниками. Длинным рядом тянулись зеркальные окна зимнего сада, и спущенные шторы уже защищали его от утреннего солнца.
— Нам не лучше подойти с черного хода? — спросил Эндрю.
— Конечно, нет. — Джерими потянул за ручку звонка.
Они еще не совсем отдышались после подъема и, шумно переводя дух, услышали, как вдали звякнул колокольчик, приглушенно стукнула дверь, потом другая, приблизились тяжелые, медлительные шаги.
— Я насчет рыбной ловли на озере.
— Мистер Джерими Кэткарт? Да, сэр, вас ждут. — Багровое большое лицо дворецкого обратилось к Эндрю.
— Я его товарищ.
Дворецкий снова повернулся к Джерими.
— Миссис Певерилл, сэр, просила вас в полпятого прийти к чаю.
— Спасибо, скажите, что я приду. Кстати, какой дорогой лучше пройти к озеру?
Дворецкий показал на одну из дорожек.
— Велосипед можно оставить в конюшне.
— Благодарю. — С низшими Джерими разговаривал деланным, неестественно тонким голосом.
Эндрю слушал и чувствовал, как к возбуждению от предстоящей рыбной ловли на озере примешивается глухое беспокойство о том, как ему поступить, когда настанет время чая. То ли ехать домой одному, то ли забраться в кусты и ждать, пока выйдет Джерими? Он знал, что на нем тяготеет некое бремя, неведомое таким людям, как Джерими.
На конном дворе мальчики прислонили к стене велосипеды и отстегнули от них удочки и рыболовные сумки. Мужчина, который забивал что-то молотком, стал в дверях и показал им, как спуститься к озеру.
— Удачи вам, — сказал он. — Там здоровенная щука гуляет.
— Что значит «здоровенная»? — спросил Эндрю.
— Фунтов двадцать потянет, не меньше.
Джерими поблагодарил его тем же тонким голосом, каким говорил с дворецким, и зашагал вниз по немощеной дорожке.
Эндрю двинулся следом. Он был оглушен. Двадцать фунтов! Слова садовника произвели у него в голове действие легкой контузии. Небо вдруг надвинулось ниже, в воздухе потемнело. От примятой зелени шел густой, пряный запах; золотистые мухи, жужжа, вились над дохлой птицей. Тропинка круто уходила под уклон и, нырнув в буковую купу, вольно выбегала на берег озера. Впереди — разумея под этим не столько место, сколько время — ждала огромная щука, и сердце замирало, точно в предчувствии ужасного, розог в школе или конца каникул, только это был сладостный ужас.
С берега, окруженные листьями кувшинок, на несколько ярдов протянулись мостки. С них внезапно вспорхнула камышница, пронеслась над самой водой, пошебуршилась в подлеске и затихла.
Эндрю положил удочку и сумку и пошел по мосткам. На полпути обнаружилось, что доски кое-где обломились; он стал на колени и увидел, как в столбах света, уходящих в глубину, неторопливо кружат мальки. Он дошел до конца мостков. Озеро, почти сплошь затканное листьями кувшинок, простиралось ярдов на двести. На другом берегу торчал утес, поросший березняком; внизу, едва различимый на расстоянии, высовывался из грота нос весельной лодки. Немного ближе на поверхность взметнулась стайка мелкой рыбешки, за нею, словно от глотка, образовалась широкая воронка. Это охотилась щука, небольшая по всей видимости. Чтобы добраться туда, понадобилось бы более основательное снаряжение, чем то, какое они взяли с собой: живцы, проволочные поводки и, пожалуй, главное — лодка, стоящая в гроте по ту сторону озера.
Дребезжащий звук привлек его внимание: Джерими мочился на листья щавеля, растущие у тропинки. Эндрю подошел, стал рядом, расстегнулся. Он смотрел, как от листьев под его ручейком поднимается пар.
Джерими содрогнулся и иссяк.
— Придется нам обоим удить с мостков, — сказал он.
— Похоже, место отличное. — От нетерпения Эндрю застегнулся слишком рано, и последние капли теплыми, едкими струйками стекли у него по ляжкам.
Весть о большой щуке побуждала его сдерживать свой азарт. Без Джерими его сюда не пустят, а Джерими могли так легко надоесть и он сам, и рыбная ловля на этом озере. На вторую половину каникул Джерими укатит к родственникам в Ирландию, где будет удить форель и лосося, а может быть, и охотиться на мелкую дичь. Эндрю не мог рассчитывать на многое — он не входил даже в число лучших школьных товарищей Джерими.
Наживив червя на крючок и глядя, как застыл стоймя поплавок среди листьев кувшинок, Эндрю расслабился, отдаваясь легкому волнению, не покидающему его во время рыбной ловли, и ощущению, что жизнь хороша. Разумеется, бездна будущего всегда внушает тревогу. Если не думать о том, что делать сегодня, когда Джерими будет сидеть в доме за чаем, полезут в голову мысли о следующем триместре и экзаменах на стипендию для поступления в закрытую частную школу. Предполагалось, что в случае неудачи он будет извержен в некую внешнюю тьму [10], а его бедной матери останется лишь горько плакать. Никто ни разу не потрудился объяснить ему, почему так устроено и отчего Джерими, например, без малейших усилий поступит в Харроу, где место для него уготовано со дня рождения.
Часа в три он почуял, что Джерими не сидится на месте. Они успели поймать четырех окуньков, съели бутерброды и фрукты, привезенные из дому. Солнце било им прямо в глаза. На озеро спикировал дикий голубь и снова взмыл в пустынную высь.
Неподалеку раздался всплеск.
— Щука плеснулась, — сказал Джерими. — Царь-щука.
Эндрю открыл глаза и увидел круги на воде, в центре покачивайся огрызок яблока, съеденного Джерими.
Его передернуло от такого попрания общеизвестных правил, но он счел за благо промолчать.
— Пошли посмотрим, что на том берегу? — предложил он.
Продираясь сквозь гущу рододендронов, они выбрались на тропинку, ведущую вниз к естественному эллингу, где стояла лодка. Сойдя по скользким от моха ступеням, наткнулись на чугунную калитку. За нею — рукой подать виднелась лодка и в ней весла. Мальчики толкнули калитку, но она оказалась заперта.
— Нужен ключ.
— Я, наверно, мог бы его попросить у хозяев, — сказал Джерими.
— Правда? Вот было бы классно!
У Джерими вдруг поубавилось уверенности.
— Можно будет попробовать.
Тропинка шла вокруг озера, дважды скрываясь в туннелях, пробитых в скале, и обрывалась у мостков. Приятно было вернуться на старое, отчасти уже обжитое место.
— Мне пора идти к чаю, — сказал Джерими. — Меня будут ждать.
Эндрю затаился в кустах бузины у навеса, где из года в год опорожняли газонокосилки. Он привык таиться: свободное время и в школе и на каникулах девать было некуда, а кроме того, сплошь да рядом дела складывались так, что лучше было не попадаться людям на глаза. Ему были хорошо знакомы сырые уголки возле полуразрушенных сараев, ямы, куда выбрасывают прохудившиеся ведра и пружины от старых
