Кокосовая пальма производит величественное впечатление. Прямой мощный ствол свидетельствует о ее превосходстве и делает ее среди остальных деревьев, пожалуй, тем, чем является человек по отношению к низким существам.
Блага, приносимые ею, неисчислимы. Из года в год островитянин отдыхает в ее тени, ест и пьет ее плоды; он кроет свою хижину ее листьями и плетет из побегов корзины для переноски провизии; в жару он обмахивается веером, изготовленным из ее молодых листочков, и защищает свою голову от солнца шляпой из ее листьев; иногда он делает себе одежду из похожего на ткань вещества, окружающего основание ствола; скорлупа более крупных орехов, обструганная и отполированная, служит ему красивым кубком, а более мелких — чашечками курительных трубок; сухая шелуха горит в его кострах; из волокон он плетет рыболовные лесы и шнуры, чтобы связывать из досок борта своих пирог; он лечит свои раны бальзамом, составной частью которого является кокосовое молоко, а маслом, выжатым из мякоти ореха, он умащивает покойников.
Самый ствол также представляет большую ценность. Распиленный на столбы, он поддерживает жилище островитянина, превращенный в древесный уголь, — жарит его пищу, а положенный на каменные глыбы, — огораживает его поля. Туземец заставляет свои пироги двигаться по воде при помощи весла из древесины кокосовой пальмы и идет сражаться, вооруженный палицами и копьями из того же твердого материала.
На Таити во времена язычества ветвь кокосовой пальмы была символом королевской власти. Положенная на жертву в храме, она освящала жертвоприношения; этой ветвью жрецы усмиряли и изгоняли злых духов, нападавших на островитян. Олицетворением великого Оро, верховного бога таитянской мифологии, был обрубок ствола кокосовой пальмы, из которого грубо изваяли его изображение. На одном из островов Тонга стоит живая пальма, почитаемая сама по себе божеством. Даже на Сандвичевых островах кокосовая пальма полностью сохраняет былую славу, и их жители подумывают о том, чтобы избрать ее своей национальной эмблемой.
Кокосовую пальму сажают следующим образом: выбрав подходящее место, кладут в землю совершенно спелый орех. Через несколько дней тонкий копьеобразный побег пробивается сквозь крошечное отверстие в скорлупе, пронизывает шелуху и вскоре выбрасывает три бледно-зеленых листика; одновременно два волокнистых корня, развившихся из той же самой мягкой белой губчатой массы, которая теперь заполняет весь орех, оттесняют «пробки», прикрывающие отверстия в противоположной стороне, вылезают из скорлупы и углубляются вертикально в землю. Еще через день-два скорлупа и шелуха, на последней стадии созревания ореха становящиеся такими твердыми, что нож их почти не берет, самопроизвольно лопаются под действием какой-то внутренней силы. С этого времени стойкое молодое растение начинает свой мощный рост и, не нуждаясь ни в уходе, ни в подрезке, ни вообще в каких-либо заботах, быстро движется к зрелости. Через четыре или пять лет дерево начинает плодоносить, а через вдвое больший срок его макушка уже возвышается над рощами. Становясь все более могучей, пальма гордо растет почти столетие.
И вот, как выразился какой-то путешественник, человек, лишь положивший в землю один орех, окажет, пожалуй, такое огромное и несомненное благодеяние самому себе и последующим поколениям, какого в менее мягком климате не принес бы труд всей жизни многих людей.
Кокосовая пальма дает замечательные урожаи. Пока она живет, она плодоносит и притом без всякого перерыва. На ней вы можете одновременно увидеть двести орехов, а кроме того, бесчисленные белые цветы, из которых завяжутся еще другие; и хотя требуется целый год, чтобы каждый из них дошел до состояния спелости, вам вряд ли удастся обнаружить два плода точно в одной и той же стадии развития.
Близость моря благоприятствует росту этого дерева. Наиболее совершенные экземпляры встречаются, по-видимому, на самом побережье, где корни пальмы буквально омываются водой. Но так бывает только на тех островах, где кольцо коралловых рифов защищает берег от морского прибоя. Орехи, выросшие в таких местах, совершенно не имеют солоноватого привкуса. Хотя кокосовая пальма дает плоды на любой почве, и на возвышенностях, и в низинах, внутри страны она не достигает мощного расцвета; я часто наблюдал в верховьях долин, что ее высокий ствол наклоняется в сторону моря, как бы стремясь в более благодатные края.
Любопытно отметить следующее: если вы лишите кокосовую пальму пучка зелени на ее макушке, дерево немедленно погибает; и если его оставляют в таком виде, ствол, при жизни покрытый крепкой корой, почти непроницаемой для пули, разрушается и за невероятно короткий срок превращается в труху. Возможно, это отчасти объясняется особенностями строения ствола — простого цилиндра, состоящего из тончайших пустотелых трубочек, тесно прижатых друг к другу и очень твердых; но если их целость наверху нарушена, то они становятся проводниками влаги и гниения, распространяющегося на все дерево.
Самое прекрасное насаждение кокосовых пальм, какое мне известно, и единственная плантация их, когда-либо виденная мною на островах, находится на южном берегу бухты Папеэте. Деревья были посажены первым Помаре около полувека назад, и так как почва оказалась особенно подходящей, то благородные пальмы образуют теперь великолепную рощу, которая тянется примерно на милю. Там вы не найдете ни одного другого дерева, почти ни одного куста. Ракитовая дорога пересекает ее во всю длину.
В полдень эта роща представляет собой самый красивый уголок на свете, полный мирного очарования. Высоко над головой вы видите зеленые трепещущие арки, сквозь которые пробиваются солнечные лучи. Вы идете как бы среди бесконечных колоннад; повсюду взор встречает величественные аллеи, пересекающие друг друга во всех направлениях. Кругом царит необычайная тишина; в воздухе разлит мягкий, как бы предзакатный покой.
Но вот длительный утренний штиль сменяется морским бризом; он шевелит макушки тысяч деревьев, и те кивают своими плюмажами. Вскоре ветер свежеет; вы слышите, как листья трутся один о другой, а гибкие стволы начинают покачиваться. К вечеру вся роща волнуется, и путник на Ракитовой дороге то и дело вздрагивает при падении орехов, отрывающихся от хрупких черенков. Плоды летят по воздуху, свистя, как шары жонглера, и часто катятся, подпрыгивая по земле, на много десятков футов.
Найдя общество в Лухулу очень приятным (особенно дружелюбно к нам относились молодые девушки), а главное, воспылав страстью к чудесным обедам, которыми нас угощал старый Мархарваи, мы приняли его предложение задержаться еще на несколько дней. Мы сможем тогда, убеждал он, присоединиться к группе деревенских жителей, собиравшихся поехать на пироге лиги за две от Лухулу. Эти люди так не любят утруждать себя, что возможность избавиться от необходимости проделать несколько миль пешком считают вполне достаточной причиной, чтобы мы не торопились, если бы даже у нас не было других к тому оснований.
Жители деревушки, как мы вскоре узнали, составляли мирную общину родственников; оказалось, что во главе ее стоял наш хозяин Мархарваи. Он был местным вождем, и ему принадлежали соседние земли. У богачей почти всегда оказывается большая родня, и все запросто посещали Мархарваи — вероятно, потому, что он был как бы местным феодалом. Подобно капитану Бобу, он во многих отношениях оставался приверженцем старины и ревнителем традиций минувшего языческого века.
Нигде больше, за исключением Тамаи, мы не наблюдали среди туземцев нравов, столь мало испорченных недавними переменами. Традиционный таитянский обед, устроенный для нас в день нашего прибытия, служит прекрасным примером обычного образа жизни обитателей Лухулу.
Мы чудесно проводили время. Доктор занимался своими делами, а я своими. В сопровождении какой-нибудь симпатичной спутницы он постоянно совершал экскурсии в глубь страны, якобы для сбора ботанической коллекции, между тем как я бóльшую часть дня проводил у моря, иногда отправляясь с девушками на прогулку в пироге.
Мы часто занимались рыбной ловлей, не подремывая над глупыми удочками, а прыгая прямо в воду и с острогой в руке гоняясь за добычей среди коралловых скал.
Бить рыбу острогой великолепное развлечение. Жители Эймео по всему острову промышляют ее только этим способом. Тихое мелководье между рифом и берегом, а во время отлива и самый риф прекрасно подходят для такого лова. Почти в любое время дня, кроме всегда священного полуденного часа, можно увидеть рыбаков за их любимым занятием. С громкими криками они размахивают острогами и, подымая брызги, расхаживают по воде туда и сюда. Иногда одинокий туземец медленно бредет вдалеке по отмели, напряженно всматриваясь и держа острогу наготове.
