Такая необычная просьба застала Элизабет врасплох. Удивление было настолько сильным, что она даже не знала, каким же именно образом ей лучше выразить свое согласие. В ту же минуту она поняла, что независимо от того, действительно ли мисс Дарси желала быть представленной ей или нет, это решение, скорее всего, исходило от ее брата. Впрочем, пока Элизабет не видела в этом ничего плохого, и ей было даже приятно сознавать, что обида мистера Дарси, в конечном счете, не вынудила его составить о ней по-настоящему дурного мнения.
Теперь они шли молча, так как каждый из них был погружен в собственные раздумья; и хотя Элизабет чувствовала себя неловко (а иначе и быть не могло), в душе она все же радовалась. Ей, безусловно, льстило стремление мистера Дарси познакомить ее со своей сестрой. Вскоре они немного оторвались от тетушки и дядюшки и когда дошли до экипажа, то обнаружили, что мистер и миссис Гардинер отстали от них чуть ли не на четверть мили.
Мистер Дарси предложил зайти в дом, однако Элизабет поспешила убедить его в том, что не устала; и они принялись дожидаться остальных на лужайке. Времени для разговоров было достаточно, но они продолжали молчать и тем самым еще больше вгоняли себя в краску. В принципе сама Элизабет все-таки хотела бы начать беседу, однако ей казалось, будто на все темы наложен запрет. Наконец она вспомнила, что не так давно проезжала мимо замечательных мест, и они с особым рвением стали обсуждать, насколько действительно хороши Матлок и Давдейл. Однако время, равно как и тетушка, еле ползло, и у Элизабет весь запас впечатлений вскоре иссяк. Когда мистер и миссис Гардинер, в конце концов, появились, мистер Дарси попробовал настоять на том, чтобы все они зашли в дом и перед дорогой немного подкрепились, но получил отказ. Таким образом, все, что ему оставалось, – это распрощаться с гостями как можно любезнее. Он помог обеим леди сесть в экипаж; и, когда тот тронулся, Элизабет увидела, как молодой хозяин уже не спеша направляется к парадному входу.
Сразу же в пути она услышала по его поводу замечания родственников. Как первый, так и вторая в один голос заявили, что он превзошел все их ожидания.
– Столь хорошо воспитан, так вежлив и скромен, – хвалил его мистер Гардинер.
– Конечно же, он не без чувства достоинства, – проговорила тетушка, – но его характер от этого нисколько не страдает. Теперь я вполне могу согласиться с экономкой; если кто-то и считает его чересчур гордым, то я, например, тоже ничего подобного не заметила.
– А меня особенно поразило его поведение по отношению к нам. Не просто учтивое, но и заботливое, хотя в таком внимании, по-моему, необходимости не было, ведь его знакомство с Элизабет иначе как шапочным не назовешь.
– Разумеется, Лиззи, – заметила ее тетка, – он не так красив, как Уикем, или, вернее сказать, у него просто несколько другой тип внешности, ибо черты его я все-таки нахожу достаточно правильными. Не понимаю, почему ты говорила, что он якобы хмурый и неприветливый.
Элизабет бросилась оправдываться, начав утверждать, что при встрече с ним в Кенте он произвел на нее более приятное впечатление, чем когда-либо раньше; а таким обходительным, как сегодня, она вообще его никогда не видела.
– Может быть, он просто человек со странностями, – предположил ее дядя. – Такое часто случается с состоятельными людьми; и потому мне, наверное, лучше пока оставить без внимания его приглашение порыбачить в здешнем ручье, а то боюсь, как бы он не передумал уже через пару дней, да и не прогнал бы меня из своего поместья.
Элизабет отлично видела, что они заблуждаются, однако ничего не сказала.
– После всех его любезностей, – продолжала миссис Гардинер, – мне бы никогда не пришло в голову, что он может поступить с кем-либо так же жестоко, как с бедным Уикемом. Во всяком случае, вид у него вовсе не злобный. Как раз наоборот: когда он начинает говорить, в нем появляется что-то притягательное; а своим полным достоинства взглядом он не только не отталкивает, но, напротив, располагает к себе. Та милая женщина, которая показывала нам дом, дала ему, несомненно, справедливую характеристику; хотя мне порой, откровенно говоря, хотелось рассмеяться. Но полагаю, он действительно великодушный хозяин; а это, как вы понимаете, в глазах прислуги перекрывает собой любые недостатки.
Элизабет почувствовала, что обязательно должна что-нибудь сказать в защиту его поведения по отношению к Уикему, и, таким образом, в самых сдержанных тонах дала им понять, что, если верить родственникам мистера Дарси в Кенте, его действия могут быть истолкованы совсем иначе. Она также заметила, что в целом он не такой уж плохой, как думают в Хертфордшире, а Уикем, к слову сказать, не такой уж хороший. В подтверждение этому она поведала им подробности всех денежных афер, в которых были замешаны оба джентльмена; и хотя источник Элизабет назвать отказалась, она заявила, что сведения ее вполне надежны.
Миссис Гардинер это весьма удивило и заинтересовало; но, поскольку сейчас они проезжали мимо тех живописных полян, которыми восхищались чуть раньше, все посторонние мысли в ее голове уступили место выражениям восторга; и она, то и дело одергивая своего мужа, настолько увлеклась любованием окружавших их лесных пейзажей, что думать о чем-либо другом просто не могла. Однако по приезде, какой бы уставшей тетушка ни была, они сели обедать не раньше, чем она отыскала своих давних приятельниц; и вечер, таким образом, прошел в милой дружеской беседе, возобновленной после многолетнего перерыва.
Что касается Элизабет, то происшедшее за день настолько взволновало ее душу, что она не обращала никакого внимания на щебетание тетушкиных подруг и, не переставая удивляться, продолжала думать лишь об изменившемся поведении мистера Дарси и – прежде всего – о его желании свести ее со своей сестрой.
Элизабет полагала, что мистер Дарси привезет к ней свою сестру лишь через день после ее прибытия в Пемберли; и в соответствии с этим она решила, что в то утро не должна будет особенно удаляться от постоялого двора, в котором они остановятся. Однако ее предположения оказались ошибочными, ибо визитеры пожаловали на следующий же день, когда они и сами едва только добрались до Ламтона. Пройдясь немного вместе с тетушкиными подругами по окрестностям, они лишь успели подняться в свои комнаты, где собирались отдохнуть и переодеться к обеду, как услышали шум подъезжающей коляски. Кинувшись к окну, они увидели на улице двухколесный экипаж, в котором сидели мужчина и молодая леди. По строгим нарядам Элизабет сразу же догадалась, что их представят друг другу по всем правилам, однако постаралась никоим образом не показать своим родственникам, что она удивлена. Тетушка и дядюшка поначалу недоумевали; но, заметив, что их племянница не находит себе места, и вспомнив странные обстоятельства предыдущего дня, они смекнули, что за этим визитом, видимо, стоит что-то другое и что такое внимание со стороны молодого человека может объясняться лишь его интересом к Элизабет. В то время как их посещали подобные идеи, бедняжка пребывала в таком смятении, что даже сама не могла понять, почему ей не удается сохранить спокойствие. Возможно, она переживала из-за того, что мистер Дарси мог наговорить в ее пользу много излишне нежных слов; возможно, опасалась, что, в конце концов, не сможет понравиться его сестре, ибо чувствовала, что умение располагать к себе покидает ее.
Боясь быть замеченной, она отбежала от окна и принялась расхаживать по комнате взад и вперед, пытаясь подавить в себе волнение и стараясь не обращать внимания на пытливые взгляды тетушки и дядюшки, которые заставляли ее нервничать еще больше.
Наконец в дверях показались мистер Дарси и его сестра; и для Элизабет начались, пожалуй, самые тяжелые минуты в ее жизни. Вскоре, правда, она обнаружила, что ее новая знакомая находится в таком же замешательстве, как и она сама; и это немного успокаивало ее. Кстати, когда Элизабет осваивалась в Ламтоне, она слышала, как подруги тетушки говорили, будто мисс Дарси является крайне гордой особой; однако сейчас всего несколько минут наблюдений убедили ее в том, что та скорее невероятно застенчива; и вытянуть из нее слово, состоящее более, чем из одного слога, оказалось делом весьма непростым.
Мисс Дарси была барышней достаточно высокой и более крупной, чем Элизабет; и, хотя ей едва исполнилось шестнадцать лет, фигура ее уже вполне сформировалась и отличалась особой женственностью и грацией. Она не была так же красива, как брат, однако лицо ее светилось интеллектом, а манеры говорили о превосходном воспитании. Элизабет, рассчитывавшая увидеть такую же невозмутимую личность, какой всегда казался мистер Дарси, испытала огромное облегчение, когда поняла, что на сей раз ее ожидания не оправдались.
Спустя четверть часа Дарси вдруг сообщил, что скоро должен подоспеть и мистер Бингли, который тоже желает встретиться с Элизабет; и пока та подбирала нужные слова, чтобы выразить свою радость, со стороны лестницы послышались громкие шаги, и через мгновение на пороге стоял уже сам Бингли. Весь ее гнев по отношению к нему давно прошел; но даже если бы что-то и осталось, то неподдельное радушие, с которым он сейчас поприветствовал ее, заставило бы Элизабет окончательно забыть о своих обидах. Он вежливо справился о здоровье членов ее семьи, и все остальное время вел себя так же непринужденно, как всегда.
