художественными сравнениями все возрастало. От общих вопросов он перешел к вопросам о самом сатановце. В чем, например, состоит вся его научная работа? И что, по его мнению, должно быть сейчас сделано… для народа, как он говорит.
— Просвещать, просвещать, — поднялся с места Мендл Сатановер. В его близоруких глазах под очками блеснул настоящий просветительский огонек.
— Что вы под этим подразумеваете — «просвещать»? — не понял реб Йегошуа.
— Просвещать — значит давать образование. Еврейской молодежи необходимо давать образование, еврейский дух. Устроить сеть школ, рассеянных по еврейским городам и местечкам. Воспитывать новое поколение, которое…
— Если не ошибаюсь, вы, кажется, только что сказали, что это новое религиозное движение и есть счастье для народа. А теперь вы хотите школы, воспитывать новое поколение…
— Хасидское движение в известной мере уже выполнило часть этой работы, оно собрало воедино волю народа. Теперь мы должны прийти и помочь им, вывести молодое поколение на широкую дорогу.
Мендл Сатановер так раскипятился, что забыл о своей прирожденной скромности. Он выбежал из комнаты и тут же вбежал назад с целой пачкой напечатанных брошюр и рукописных тетрадей. Напрягая близорукие глаза, своими проворными короткими пальцами он принялся листать брошюры, показывая их реб Йегошуа Цейтлину и объясняя, что лично он, Мендл Сатановер, уже успел сделать до сих пор ради достижения великой цели, поставленной им перед собой. То есть ради того, чтобы «открыть глаза молодому поколению».
Среди этих рукописей и брошюр был новый перевод книги Маймонида «Путеводитель растерянных» на великолепный, ясный древнееврейский язык и специальное введение к этому новому переводу. Введение называлось «Элон Море» [153] и имело своей целью способствовать лучшему пониманию этой важнейшей работы Маймонида, который на протяжении всей своей жизни стремился соединить еврейскую Тору с философией Аристотеля… Было здесь и большое произведение «Медицина для народа», [154] изложение очень популярным языком всех знаменитых медицинских справочников и книг на эту тему, известных в то время. Главными источниками этого сочинения были книги французского врача Тиссо. [155] Была здесь и изданная на французском и посвященная польскому четырехлетнему сейму брошюра сатановца «Эссей д’эн план де реформ» (план реформирования еврейской жизни в Польше), и обзор философии Канта, написанный на хорошем французском, специально для князя Чарторыйского, чтобы познакомить старого либерала с мыслями немецкого гения на языке, который был ему и приятнее, и яснее. Был здесь и сборник статей по естественным наукам, написанных на прекрасном древнееврейском языке Мишны и объединенных под заголовком «Послание мудрости». [156] Было и начало новой большой работы «Подведение личных итогов»: [157] этика по системе Франклина. [158] Это было произведение, которое несколько лет спустя имело огромный успех у еврейской молодежи, главным образом в Галиции и в Подолии. Создавались целые общества и лиги, жившие в соответствии с чистыми общественными и семейными принципами, изложенными в этой книге.
Чем дольше Мендл Сатановер перелистывал брошюры и тетради своими коротенькими пальчиками, тем беспокойнее становились глаза реб Йегошуа Цейтлина. Бледность сдержанного воодушевления разлилась по его холодному худому лицу. Его руки тихо дрожали, как у человека, нашедшего клад. Сам он его не может поднять, а бежать просить помощи у других боится — как бы тем временем клад не попал в чужие руки. Он беспомощно оглядывался. Самым подходящим человеком был бы здесь сейчас реб Мордехай Леплер, но он ушел из дома по своим делам…
Поэтому реб Йегошуа Цейтлин продолжал стоять на месте в молчаливом восторге. Тот же самый полноватый человек, который всего час назад показался ему женоподобным бездельником, внезапно вырос в его глазах, заполнив собой всю комнату еврейского постоялого двора. Воздуху стало тесно от его величия. Кажется, в первый раз с тех пор, как реб Йегошуа Цейтлин стал заниматься торговлей, изучая при этом людей и книги, он почувствовал тихую зависть… Пару раз он прошелся по комнате, чтобы немного успокоиться и не показать своего жгучего интереса. В нем пробудился купец. Он увидел перед собой столп, центральную опору своей академии, которую планировал основать в Устье. Ему хотелось бы вести себя холодно и спокойно, как во время получения крупного подряда у властей…
Но его купеческие навыки на этот раз не помогли. Он не нашел подходящего тона и слишком резко обратился к этому рыжеватому и близорукому еврею:
— Реб Мендл! Прошу вас… окажите мне честь, большую честь. Поезжайте со мной в Устье. Я строю там синагогу, библиотеку. Будьте моим другом! И будьте у меня учителем для моих внуков. И все, в чем вы нуждаетесь, все, что вы хотите… — Реб Йегошуа Цейтлину не хватило дыхания, и он замолчал.
Сатановец поспешно снял свои темные очки и принялся протирать их, моргая при этом больными глазами, как будто внезапно ослепленный светом.
Но реб Йегошуа Цейтлин, всегда действовавший продуманно и неспешно, на этот раз не мог дождаться, пока Мендл Сатановер протрет их и что-нибудь скажет.
— Не обижайтесь, — сказал он еще поспешнее. — Ведь сказано: «И заведи себе друга», [159] поэтому… поэтому я вам предлагаю…
Со смущенным выражением лица местечковой девушки, с которой говорят о сватовстве, сатановец снова водрузил темные очки на свой горбатый нос.
— Да, — сказал он и развел свои короткие руки. — А что скажет князь Чарторыйский?
— Ах, — приблизился к нему реб Йегошуа Цейтлин, — пусть говорит что хочет. Вы уже достаточно возились с иноверцами. Ваше место — среди евреев, реб Мендл! Среди евреев…
— А что скажет реб Мордехай? Я в известной степени завишу…
— Предоставьте это мне, мне! Уж я-то с ним как-нибудь договорюсь. Реб Мордехай поймет.
И как востребованная местечковая невеста, которая опускает глаза, когда назначают день бракосочетания, Мендл Сатановер опустил глаза в темных очках, посмотрел на свои короткие пальцы и слабо покачал головой.
Это была первая часть большого договора о сотрудничестве, который спустя год был заключен между академией реб Йегошуа Цейтлина и Мендлом Сатановером.
Часть третья
УТРО НАПОЛЕОНА
Глава двадцать пятая
Октябрь 1793 года
1
Уже скоро два года, как Наполеоне Бонапарте, низенький артиллерийский офицерчик из парижского гарнизона, тайными путями отправил свое письмецо с просьбой к просвещенной императрице, ученице Вольтера, в варварскую Россию, чтобы она приняла его в свою большую армию и дала возможность сражаться против турок. А ответа все не было…
Другой на его месте уже давно забыл бы об этой идее и уже рассматривал бы предпринятую попытку как глупость, от которой ни холодно и ни жарко, особенно учитывая,
