– Выйдите все, пожалуйста. Тут негде повернуться. Я осмотреть хочу… А девушка пусть останется, поможет мне.
Высоко поднимая ноги, словно не по полу, а по траве, с которой боязно стряхнуть росу, один за другим все четверо вышли в просторный коридор, где на скамье тускло горела керосиновая лампа.
Княжeв вынул пачку папирос и выругался, скомкав, сунул в карман, – папиросы были мокрыми. Лейтенант поспешно достал свой портсигар.
– Возьмите. У меня сухие.
В его портсигаре было только две папиросы. Одну взял Княжсв, другую лейтенант протянул Василию.
– Да ты сам кури. Ведь больше-то нет, – отказался тот.
– Я нисколько не хочу курить. Нисколько. Прошу.
С улицы донеслись металлические удары – один, другой, третий, четвертый… Отбивали часы. Княжев поспешно отвернул мокрый рукав плаща:
– Вот как – одиннадцать… А меня, наверно, ждут. Из района специально звонил, чтоб бригадиры остались. Думал, часам к шести-семи подъеду. Извините, ребята, пойду. Теперь без меня все уладится.
Пожимая директору МТС руку, Василий, заглядывая в глаза, растроганно говорил:
– Спасибо вам, Николай Егорович. Спасибо.
– Это за что же?…
– Да как же, помогли… Спасибо.
– Ну, ну, заладил. За такие вещи спасибо не говорят.
После ухода директора Василий почувствовал тоскливое одиночество. Ушел человек – его советчик, его опора, ни с лейтенантом, ни с заготовителем так быстро не сговоришься. Скоро и они уйдут… Тогда – совсем один. Делай что хочешь, поступай, как сам знаешь. «Участкового милиционера искать надо…»
Василий задумчиво мял в руках окурок. Лейтенант нетерпеливо поглядывал на дверь фельдшерской комнаты. Заготовитель сидел на краешке скамейки, церемонно
положив руки на колени, словно ждал приема у начальства. Наконец дверь открылась, вышла фельдшерица, на ходу снимая с себя халат.
– Надо его немедленно доставить в Густой Бор к хирургу, – сказала она убито. – Сильное внутреннее кровоизлияние. Надеюсь, печень не повреждена. До живота нельзя дотронуться, бледнеет от боли. Хирург у нас хороший, он все сделает. Только бы доставить.
От волнения и растерянности девушка заливалась краской, ее веснушки тонули на лице.
– А на чем же? – спросил после общего молчания Василий. – На чем доставить? Днем не сумели на машине проехать, а ночью и подавно не продерешься.
– На лошади тоже нельзя. Растрясет, на полпути может скончаться.
– На руках можно девять километров протащить, а не тридцать.
– Так как же быть? – заволновался лейтенант. – Умирать человеку! Мы его спасали, тащили, он умрет. Хирурга вызвать сюда! Это легче, чем везти больного. Пусть выезжает немедленно. Понимаете, девушка, надо спасти этого человека.
– Хорошо, я вызову. Но лучше бы в больницу, там все условия. У меня здесь ничего не приспособлено для сложных операций,
– Ответственности боитесь! – загорячился лейтенант. – Условия не подходящие? Раз другого выхода нет, пусть едет, пусть спасает жизнь!
– А на чем хирург выедет? – спросил Василий. – Ты не подумал?
– В районе достанут машину. Достанут!
– Слушай, друг, я шофер бывалый, ты моему слову верь: ночью ни одна машина не пройдет. Ни одна!
– До утра скончаться может, – уныло вставила фельдшерица.
– Верхом! Пусть лошадь достанет!
– Верхом? Что вы! – Девушка слабо махнула рукой. – Тридцать километров проехать верхом – надо быть кавалеристом. А Виктор Иванович и в жизни, наверное, в седле не сидел. Даже смешно об этом думать.
Замолчали. Разглядывали при свете стоящей на скамье лампы высокие, неуклюжие тени на бревенчатых стенах. Вдруг Василий хлопнул себя по лбу:
– Есть! Доставим! Будет транспорт!
– Какой?… Где?…
– Трактор! Побегу сейчас в МТС, пока Княжев не ушел. Попрошу его дать трактор с тракторными санями. Трактору что? Он легко пройдет. А уж на санях не растрясет, как в люльке доставим. Я – в МТС!
– А я тем временем на почту сбегаю. Позвоню в больницу, хирурга вызову к телефону.
– Я тоже в МТС, – обрадовался лейтенант. – Вместе разыщем Княжева.
Заготовитель, все время сидевший в стороне на скамье, во время разговора не проронивший ни слова, сейчас пошевелился, скупо сказал:
– Не даст.
– Что не даст? – повернулся к нему Василий.
– Княжев трактор не даст.
– Это почему?
– Я его знаю. Не даст.
– Ну, брат, молчал, молчал, да сказал что рублем одарил. Как же он не даст, когда сам, вместе с нами, на горбу носилки тащил? Не тот человек Николай Егорович, чтоб в помощи отказать. Пошли, лейтенант.
– Дай бог, чтоб я ошибся.
Быстрым шагом, подпрыгивая от нетерпения, шли они вдвоем к холму, где цепочкой горели огни МТС.
Лейтенант зябко запахивал на груди китель, ежился, забегал вперед, странно поглядывал на Василия. Видно было, ему что-то хочется сказать – и не решается. Василий ждал, что вот-вот он начнет, но лейтенант так и молчал до конторы МТС, лишь на крыльце перед дверью вздохнул:
– Стыдно… Черт возьми! Стыдно.
Директор МТС Княжев еще не ушел домой. Из-за двери кабинета было слышно, как он своей сипловатой фистулой сердито выговаривает кому-то:
– Тоже мне добрый дядя! У нас есть договор, документ законный, обе стороны подписали, печати пришлепнули. Нет, я через него прыгать не собираюсь. Мало на меня в районе собак навешали… А-а, ребята! Что стряслось?
Княжев поднялся из-за стола. Он был в той же гимнастерке, в которой нес больного, мокрый и грязный плащ висел за спиной, на стене.
Сидевший возле стола мужчина с жесткими рыжими усами и надвинутыми на глаза тяжелыми надбровьями поднял голову, с интересом уставился на вошедших, – должно быть, уже слышал о несчастье, случившемся на двадцать первом километре, и догадывался, кто пришел.
– Николай Егорович, – заговорил Василий, – плохо дело. Надо срочно отправлять парня в густоборовскую больницу на операцию. Фельдшерка побежала звонить хирургу.
Княжев сожалеюще причмокнул, но ничего не ответил.
Неизвестно почему, но Василию в эту минуту показалось, что он сказал не так, как хотелось, вяло, не горячо, его слова почти не задели Княжева, вызвали в нем лишь легкое сочувствие. И сам Княжев показался ему не тем, который плечо в плечо тащил по грязной дороге неуклюжие носилки. Он возвышался над столом, с выпирающей под гимнастеркой пухлой грудью, на лице что-то хозяйское, властное, недоступное.
– Николай Егорович, – еще нерешительней повторил Василий, – как-то надо отправить.
– Вот беда, как же это сделать?… Задачка… На фельдшерском пункте лошадь есть.
– Нельзя на лошади, растрясет, умрет по дороге.
– За-адачка.
Василий почувствовал неловкость не за себя, за Княжева. Тот хмурился, прятал глаза.
– Трактор дайте. Единственный выход, – решительно сказал за спиной Василия лейтенант.
– Трактор?… М-да-а… Трактор-то, ребятки, не транспортная машина, а рабочая. Никак не могу распоряжаться государственным добром не по назначению.
– Николай Егорович! – Василий почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. – Человек же умирает! Но мне вам это рассказывать. Нужен трактор с прицепом. Ежели вы его не дадите, ведь умрет же…
– В том-то и дело, что ни объяснять мне, ни агитировать меня не надо. Я все сделал, что от меня лично зависело. – Княжев осторожно тронул пальцами засохшую ссадину на щеке. – Если б тракторы были мои собственные…
– Выходит: пусть человек умирает! Да как вам не стыдно, товарищ директор! – Лейтенант, бледнея, подался вперед.
Княжев покосился на него и усмехнулся:
– Ты, дорогой мой, вроде не так давно тем же голосом другую песню пел.
Лейтенант вспыхнул, сжал кулаки.
– Да, пел. Да, я был подлецом, эгоистом! Назовите как хотите. Плевать на это! Но дайте трактор. Вы не имеете права не дать. Слышите! Не имеете права!
– Вот именно – не имею права, – ответил директор. – Раз такой горячий разговор, то придется вам кой-чего показать…
Княжев выдвинул ящик стола, согнувшись, порылся в нем, вытащил бумагу, протянул:
– Читайте.
Василий взял бумагу, лейтенант, шумно дыша над ухом, тоже потянулся к ней.
«Во многих колхозах в зонах Утряховской и Густоборовской МТС наблюдается невыполнение плана по подъему паров. Тракторы на пахоте простаивают. Часто они используются не по назначению. Вместо того чтобы работать на полях, возят кирпич и лес. Напоминаем, что решением исполкома райсовета от 17 июня сего года всем директорам МТС категорически запрещается использовать тракторы как транспортные машины.
Председатель Густоборовского райисполкома
А. Зундышев».
– Вот как обстоит дело, дорогие друзья. Я в МТС не удельный князь, а всего-навсего директор. – Княжев забрал бумагу. – И, как директор, я обязан подчиняться распоряжениям вышестоящих организаций.
– Николай Егорович! – Василий вот-вот готов был расплакаться. – Трактор-то нужен не для кирпичей, не для лесу. Неужели думаете, что вас кто-то упрекнет, что вы дали трактор, чтобы спасти от смерти человека?
