Университет в Кембридже — «независимая самоуправляющаяся корпорация, не получающая от правительства никаких пособий и не подлежащая никакому надзору; она посылает в парламент двух депутатов. Источниками доходов университета являются: сдача в аренду недвижимых имуществ, в настоящее время сильно обесцененных, взносы колледжей, плата студентов за экзамены, ученые степени, случайные пожертвования. Студенты разделяются на четыре категории: 1) сотрапезники начальства, то есть студенты, которые, внося увеличенную плату, восседают за профессорским столом; 2) пансионеры (их большинство); 3) стипендиаты, получающие по конкурсному экзамену одну из многочисленных стипендий, основанных частными лицами, и 4) «сайзары», то есть бедные студенты, пользующиеся бесплатным помещением в колледже».
Молодой человек, вышедший с саквояжем из кареты, должен был решить сразу много вопросов. Кем станет он в этом средневековом мирке, где каждый жест и каждая часть одежды заранее утверждены вековыми установлениями? Станет ли он бедным «сайзаром» или сможет «потянуть» на права «пансионера», снимающего комнату в пансионе? Разумеется, о том, чтобы питаться за знаменитыми дубовыми столами кембриджских ученых, где каждой трапезой руководят светила науки, не может быть и речи. Где ему, сыну вдовы бедного букиниста, равняться с отпрысками аристократических семейств! Впрочем, и здесь все могут решить успехи в учебе… И Джи-Джи чувствует себя странствующим рыцарем, готовым к опасным турнирам во имя Прекрасной дамы — Науки. Он сразится с любым и, потрясая щитом, нанижет на свой меч все существующие премии и стипендии этого средневекового храма семнадцати колледжей.
Но не успел он оглянуться в тесной улочке, как тишина ее была нарушена громкой бранью кучера наемной кареты, который, щелкая кнутом, старался объехать велосипедиста, неожиданно вынырнувшего из-за угла. Лошадь шарахнулась с брусчатой мостовой на тротуар. Между тем велосипедист, восседавший на огромном переднем колесе, спокойно выжидал, ловко поворачивая рулем второе — меньшее, заднее — колесо. Он прислонился к стене и слегка покачивал велосипед. Томсон изумленно смотрел на верзилу, не меньше двух метрса роста, в узких оранжевых панталонах, полосатой майке и яркой каскетке на голове. В призрачных бликах газовых фонарей торжественного Кембриджа он выглядел неправдоподобно. У него были светлые длинные волосы, ноги были привязаны к педалям ремешками, а за седлом велосипеда тарахтело что-то, напоминающее маленький моторчик.
Джи-Джи перешел на другую сторону и приблизился к велосипедисту. Кучер отпустил еще одно ругательство, относящееся теперь уже не к лошади, а к Томсону. Между тем велосипедиста, в свою очередь, интересовала лошадь наемной кареты.
— Эй, хозяин, почему у вас кобыла такая тощая? — осведомился он. — Заезжайте к нам в Окингтон, и вам дадут бесплатного овса.
Кучер принял это за явную насмешку и, не оглядываясь, угрюмо дергал вожжи. Наконец ему удалось выехать на мостовую.
— Заверни в Окингтон, хозяин! — еще раз крикнул ему вслед велосипедист. — Да скажи, что ты от Джорджа Шерля — получишь мерку овса!
— Вы Шерль? — переспросил Джи-Джи. — Как же я вас не узнал! Ведь мы с вами встречались когда-то в детстве в Манчестере.
Голубоглазый великан выдернул ноги из ремешков и соскочил на землю.
— Господи, да это тот самый Джо Томсон, которому подбили глаз!
— Именно! Но почему я вас больше не встречал?
— Мы приезжали в Манчестер ненадолго. Мой отец, приходской священник, ездил договариваться о приходе. Но неудачно. И мы переехали в Окингтон, что рядом с Кембриджем. Живем там до сих пор.
— Но ты мне тогда сказал, что в Манчестере тебя каждая собака знает.
— И это была истинная правда. Меня всюду, где я бываю, знают все собаки и кошки.
Он улыбнулся и, повернувшись к заднему колесу, выключил моторчик.
— Динамо собственного изготовления? — спросил Джи-Джи.
Шерль кивнул.
— А вы первый день в Кембридже? — учтиво осведомился он, переменив тон.
— Да. Ищу комнату.
— А она за вашей спиной. Вон светится окно с приклеенным билетиком: «Сдается комната студенту колледжа».
— Спасибо. А вы… еще не студент? Шерль расхохотался.
— Уж, конечно, нет. Если бы я был студентом, то, наверно, предстал бы перед вами в этот вечерний час в средневековой одежде: в синей мантии и квадратной шляпе с кисточкой.
— И не собираетесь, — спросил Томсон, — поступать в Кембриджский университет?
Шерль помолчал.
— До сих пор я увлекался древними языками и помогал отцу по дому. Но он пастор скромного прихода, а семья большая. Нас пятеро: три мальчика и две девочки. Приходилось работать. В школе я пробыл недолго.
Джи-Джи с интересом смотрел на старого знакомого.
— Потом я стал изобретать приборы, — продолжал он, — и их покупали кембриджские лаборатории. Однажды меня даже пригласили в Кавендишевскую лабораторию и представили самому Клерку Максвеллу.
Джи-Джи слушал почти с завистью.
— Максвелл провел меня по всему Кавендишу. Мне было тогда четырнадцать лет.
«Мне тоже исполнилось четырнадцать, — подумал Джи-Джи, — когда я стал заниматься физикой в университете».
— И тогда я твердо решил бросить все и заняться только физикой, — закончил Шерль. — На всю жизнь.
— Вам для этого придется закончить колледж — ведь иначе в Кембриджский университет поступить нельзя.
Шерль кивнул. — Теперь Максвелла нет в живых, и некому подтвердить, что он пользовался моими приборами в своих исследованиях. Теперь я просто человек без образования. Беру частные уроки у мистера Барреля и надеюсь за восемнадцать месяцев пройти весь подготовительный курс колледжа.
— Мы будем друзьями, — сказал Томсон. Они пожали друг другу руки. Шерль сел на свой велосипед и покатил дальше. А Томсон вернулся к дому, к окну которого был приклеен билетик. Он позвонил. Ему открыла женщина в накрахмаленном переднике и с ключами у пояса. Она как будто сошла с картинки старого английского романа. Но Томсон уже понял, что в этом Кембридже каждый играет какую-нибудь роль. И он начал исполнять свою: сел на плюшевый стул в гостиной миссис Кемп и подписал соглашение, согласно которому «миссис Кемп, вдова эконома Тринити-колледжа, обязуется за вышеупомянутую плату растапливать ежедневно камин, следить за его исправностью и подавать по утрам завтрак: бекон, овсяную кашу, яичницу, холодную говядину, пудинг по воскресеньям и чай. Мистер Джозеф Томсон обязуется аккуратно вносить положенную плату, обедать там, где ему заблагорассудится и никогда не приглашать гостей». Договор был заключен, и налаженная студенческая жизнь потекла по заведенным правилам. Джи-Джи мог неустанно готовиться к отважным рыцарским подвигам во имя науки.
Но пока Джи-Джи познавал радости самостоятельной жизни в прекрасном старинном городке. Он ходил на знаменитые гребельные регаты и бегал вместе с другими студентами вдоль берега, подбадривая криками свою команду. Он начал играть в гольф и имел уже постоянных партнеров. Пытался учиться лаун-теннису, но кортов было очень мало, и играло только несколько пар, одетых в изысканные костюмы и сопровождаемые мальчиками, подбиравшими для них залетевшие мячи. Более всего Джи-Джи привлекал футбол, но для нападающего он был недостаточно натренирован, а на меньшее — не соглашался. Зато он часами мог бродить по зеленым окрестностям Кембриджа и выискивать все новые дикие растения. Его гербарий пополнялся; он любовно откладывал незаметные бледные цветочки без названия, чтобы найти им достойное место в ботаническом атласе.
Однажды, вернувшись с прогулки в колледж, Джи-Джи услышал, что ему предстоит познакомиться с мистером Имеджем, своим наставником. Тютор, или наставник, должен был следить за тем, чтобы его подопечные успешно готовились к экзаменам. Он давал им научные советы, а также беседовал на самые разнообразные темы.
Итак, перед студентами появился их опекун мистер Имедж. Не говоря ни слова, он вышел к доске и написал на ней следующее:
«Запомните, что я никогда не буду вскрывать ваши письма. Имедж-эсквай р».
— Перепишите это в свою тетрадку, — сурово приказал Имедж. Оказалось, что он делает это каждый год, свидетельствуя перед молодежью свое отрицательное отношение к инструкциям, требующим вмешательства в личную переписку студентов.
Попечителей было несколько: их звали Троттер, Тэй-лор, Имедж и Джо-приор. Последний был духовной особой и должен был следить за религиозным настроением учеников. Однако, на счастье студентов, маленький толстый приор был добродушнейшей личностью, и, если кто либо не попадал в церковь «оттого, что она была заперта», он невозмутимо кивал головой, не задавая никаких вопросов. Джо-приор любил спорт и «болел» за кембриджский крокет.
