Попечителей было несколько: их звали Троттер, Тэй-лор, Имедж и Джо-приор. Последний был духовной особой и должен был следить за религиозным настроением учеников. Однако, на счастье студентов, маленький толстый приор был добродушнейшей личностью, и, если кто либо не попадал в церковь «оттого, что она была заперта», он невозмутимо кивал головой, не задавая никаких вопросов. Джо-приор любил спорт и «болел» за кембриджский крокет.
О тюторах-наставниках распевали такую песенку:
И если б наш приор
Хоть капельку вырос,
И стал бы повыше наш маленький Джо,
Ни Троттер, ни Тэйлор, ни даже сам Имедж,
Его половины б не стоил никто.
Между тем приближалось самое страшное испытание— знаменитый Трайпос. Тень его нависала с первого же дня над каждым новичком, поступившим в Кембриджский университет. Никакие вступительные экзамены, никакие конкурсы не могли идти в сравнение со средневековым поединком между Трайпосом — экзаменатором, восседавшим на треножнике в храме Святой Марии, — и соискателями степени «бакалавра с отличием».
Согласно студенческому преданию один из лордов, обучавшихся в Кембридже, вырвал себе перед Трайпосом все зубы и вставил искусственную челюсть, чтобы избавиться от косноязычия, — Трайпос требовал четких ответов.
Некто другой — тоже, по слухам, знатный отпрыск — трижды «делал заход» на Трайпос и трижды проваливался, несмотря на мощную подготовку с лучшими репетиторами. Только на четвертый раз упрямый британец пробил себе путь через лабиринт Трайпоса.
Зато бакалавр, обожженный в огне Трайпоса, приобретал и особые права. Это давало ему исключительные возможности при дальнейшем научном продвижении.
Итак, предстоял Трайпос.
…Джи-Джи перестал спать. А в Кембридже это особенно ужасно, потому что многочисленные городские часы всю ночь напролет отбивают время. Тишина, нарушаемая железными ударами средневековых часов, превратилась для Томсона в какой-то страшный монастырский кошмар. Все ближе продвигались к нему видения мрачных легенд, истории кровавых убийств и зловещие предсказания. Математические символы чередовались с геральдическими гербами похороненных в местных склепах рыцарей; дифференциальные исчисления возникали на скатах церквей, окутанные ночным мраком. Трайпос, задающий непостижимые вопросы-головоломки, восседающий на знаменитом средневековом треножнике, стал являться бедному Джи-Джи после полуночи и наконец превратился в настоящее английское привидение.
Как известно, привидения в Англии придерживаются традиций так же, как и их живые сограждане. Являются они обычно под рождество. Трайпос же, многодневный экзамен, происходит под сводами собора Святой Марии именно в эту пору. И вот вместе с духами злодейски умерщвленных рыцарей, преступных графинь и знатных убийц в рождественский парад привидений вступил и сэр Трайпос, бережно осматривающий свой гробовой саван, на котором был запечатлен список несчастных школяров, загубленных им на экзаменах.
Явившись в комнату Джи-Джи ровно в полночь, Трайпос зловеще захохотал и с лязгом втащил заржавелый треножник. Сев на него и опустив жилистые прозрачные ноги, он спросил:
— Знаешь ли ты, сколько дней продлится испытание?
Джи-Джи (с ужасом). Девять дней.
Трайпос. Вот список мертвецов, не выдержавших первые три дня. (Развертывает свой погребальный саван.)
Джи-Джи (запинаясь). Но я хорошо знаю геометрические построения при решении задач, я много трудился над основами динамики, гидростатики, оптики, астрономии, я представил уже пять статей по этим предметам.
Трайпос. Ха, ха, ха!
(Треножник сотрясается, где-то ухает филин.) Джи-Джи (дрожа). Не будете ли вы так любезны показать мне программу следующих шести дней Трайпоса?
(Привидение закутывается в саван и исчезает.)
Джи-Джи в холодном поту снова садится за построение конического сечения, за дифференциальное исчисление, которым разрешено пользоваться только на четвертый день Трайпоса.
И вот наступает утро. Осунувшийся студент Томсон вступает под своды Святой Марии. На треножнике сидит респектабельный ученый и учтиво выслушивает его ответы.
Проходит день, второй, третий. Наконец, четвертый — и десять дней перерыва.
Джи-Джи бодр и полон надежды. Правда, он опять не спит, но призрак Трайпоса его больше не тревожит. Через неделю он подает экзаменатору две последние теоретические статьи и выходит на заиндевелые каменные плиты огромного церковного двора. Ему немного зябко в традиционной академической одежде, да и квадратная шапочка не слишком греет в такой мороз. Но упорство и талант победили: Джи-Джи посвящен в высокое звание «бакалавра с отличием». Кроме того, он получает премию Смита.
Вернувшись под своды Святой Марии, он видит, что в медных чернильницах замерзли чернила. Как же он этого раньше не заметил!
Томсон сидел в трапезной с толстыми монастырскими стенами и обсуждал с главным служителем обед на завтрашний день.
Повар явился на переговоры со старшим бакалавром в длинном сером сюртуке и с маленькими счетами, в которых вместо костяшек старинный бисер; он хмурился и водил пальцем, испещренным ссадинами от кухонного ножа, по скудному меню «стола бакалавров». Повар был главным служителем столовой колледжа и не забывал о своем звании. Томсон же только третий месяц как удостоился обязанности старшего бакалавра, отвечающего за питание своих коллег. Он и здесь должен был каждый день решать математическую задачу, как накормить обедом почтенных бакалавров, не превышая стоимости ежедневного рациона.
Представитель кухонного ведомства был озабочен не зря: вчера мистер Томсон отсутствовал, и его товарищи по столу заказали закуски по стоимости, сильно отклоняющейся от нормы. А согласно правилам колледжа, излишки покрывает старший бакалавр из своего кармана. Томсону это тоже хорошо известно, и он сейчас производил сложнейшие комбинации из блюд, чтобы перекрыть расходы за вчерашнюю пирушку.
— Хорошо, сэр, с пудингом я согласен, — сказал главный служитель. — Он у нас остался от вчерашнего обеда, и мы пустим его по дешевой цене. Но баранину я не подам. За нее извольте платить по обычной стоимости.
И его палец остановился около цифры, обозначающей цену бараньей ноги.
— Что ж, тогда откажемся от пудинга, — заметил хитрый Джи-Джи.
Повар нахмурился. Излишки пудинга ему необходимо сбыть.
— Хорошо, я отпущу вам баранину с небольшой скидкой. Но будут и кости.
— Отлично, — соглашается старший бакалавр, слегка злорадствуя по поводу своих легкомысленных коллег. — Не забудьте также кости для собаки мистера Портера.
— Мистер Портер уже двенадцать лет не обедает за столом простых бакалавров, — замечает главный служитель. — Мистер Портер обедает за столом магистров.
— Я знаю, где обедает мистер Портер, — сухо возразил Томсон. — Но его дог недавно официально принят в члены Крикетного клуба и нуждается в хорошем питании. — Глаза Джи-Джи прозрачны, на лице ни малейшей усмешки.
— Я об этом не слышал, сэр, — озадаченно говорит главный служитель.
— Жаль. Давно известно, что мистер Портер многолетний член Крикетного клуба и не пропускает ни одного соревнования. А поскольку собаки не допускаются на игровое поле, он попросил разрешения принять его дога в члены клуба при условии выплаты за него членского взноса.
— Хорошо, сэр, кости будут.
Еле сдерживая смех, Джи-Джи ставит наконец свою подпись под меню завтрашнего обеда и выходит на покрытый каменными плитами огромный двор колледжа. Его всегда восхищала величавая простота линий архитектурного ансамбля, напоминающего орган. Казалось, что вся эта каменная композиция излучает музыку в открытое небо. Он немного постоял под высокой аркой чугунных ворот и пошел по узкой улочке, которая уводила к окрестностям Кембриджа. В самом Кембридже стояла тишина, редко нарушаемая какими-нибудь событиями. Иногда приезжал театр. Во время летней ярмарки на площади устанавливался балаган. Раз в год, на рождество, появлялись артисты из лондонского театра. Попасть на спектакли было трудно.
…Выйдя из узкой улочки на небольшую площадь, Томсон увидел толпу студентов, собравшихся у столба с афишей. Среди них возвышался долговязый кембрид-жец с моноклем в глазу. Томсон узнал его сразу — этого ученика он репетировал перед экзаменами. Отпрыск известного семейства английских лордов — Чемберле-нов — звонкой фамилии, входящей во все биографические справочники.
Сэр Остин с умеренной шутливостью ораторствовал перед приятелями, предлагая отправиться на гастроли прибывшего столичного театра.
