Ознакомительная версия.
Но итальянке еще предстояли визиты. Мод, отчасти довольная, что она уезжает раньше появления Шантелей, не стала удерживать ее.
– Что это за безмолвная особа, которую она водит за собой? – спросил Поль Ле Тессье по уходу дам.
– Это приезжая из Ниццы, – отвечала Мод, – фрейлина герцогини де Спецциа.
– Прекрасная рекомендация!
Общество еще теснее сгруппировалось около камина, все чувствовали себя свободнее. Но разговоры втихомолку продолжались. Реверсье говорила Полю об одном благотворительном деле, которым она хотела заинтересовать правительство; Жакелин кокетничала с Летранжем, чтобы отбить его у маленьких Реверсье. Ректор вполголоса разговаривал с Мод.
– К чему это чрезвычайное собрание у вас сегодня? – спрашивал он.
– Мы ожидаем первого визита людей, с которыми я хочу завязать отношения. И мне хотелось, чтобы вы при этом случае украсили наш салон, вот и все.
– Боже! Как мне это лестно! Но кого мы сегодня ожидаем?
Мод улыбнулась. Гектор посмеивался:
– Мужа?
Она не ответила на этот вопрос, а после минутного колебания, сказала:
– Друг ли вы мне, Гектор?
Молодого человека тронул серьезный тон вопроса.
– Без сомнения, милый друг… – ответил он, – мой брат был скорее другом вашего отца, а я ведь знал вас ещё совсем маленькой…
Но заметив, что расчувствовался от этого воспоминания о прошедшем, он тотчас же овладел собою и свел разговор к шутке:
– Ведь, вы хорошо знаете, что я чувствовал к вам слабость, когда вам не было еще пятнадцати лет.
– Не смейтесь, пожалуйста, милый, – возразила Мод. – Вы никогда не имели слабости ко мне, но я не сержусь за это… Впрочем, я не считаю вас способным сделать мне зло.
Он запротестовал жестом.
– Хорошо, я уверена в этом. Так помните, что вы, может быть, понадобитесь мне…
Взрыв хохота прервал ее слова. Компания слушала Жакелин, которая говорила:
– …Нет, поверьте мне, он не ко всем клиентам одинаково относится… Со старыми дамами, называющими его «мистер le docteur Krauss», он употребляет душ меланхолический, по обязанности, смотря в сторону: вода попадает куда придется… С хорошенькими женщинами средних лет шутит, говорит глупости, забавляется, заставляя их вскрикивать, щекочет их струей, пугает. А для молодых девушек у него душ нежный, скромный. Он едва прикасается струей, никогда не позволит себе ни одного лишнего слова, никакой неделикатности; говорит о музыке, о литературе, о балах… тогда как перед ним стоит совсем раздетая; это так смешно… Она вдруг остановилась:
– Тише!.. звонят… это те, нужные…
И прежде чем отворилась дверь, она уже сидела перед чайным столом, серьезная и приличная как пансионерка в присутствии надзирательницы.
Слуга объявил:
– Виконтесса де Шантель… мадемуазель де Шантель… мистер Максим де Шантель.
Обряд представления вновь пришедших прошел несколько натянуто, почти безмолвно. Жакелин шепнула на ухо Марте:
– Сколько же их там в провинции. И мамаша, и сынок, и дочка… Нет, ты только посмотри на них.
Конечно, появление Шантелей в этом модном салоне, между элегантных людей, пикантных женщин, одетых у Дусе, в шляпах от Ребу, было довольно комично по своему контрасту. Все трое Шантелей были в черном, по случаю беспрерывного в провинция траура по разным родственникам; и траур этот дурного фасона делал грубее, меньше обеих женщин, старил Максима отсталым покроем сюртука из гладкого черного сукна, узким черным галстуком под отложным воротником.
– Все-таки, – отвечала Марта Жакелин, – все они хорошей породы.
И она была права. Несмотря на провинциальный туалет, они сохранили благородный вид, – вид людей, принадлежащих к чистокровной земельной аристократии, не имеющих в своем родстве никаких разночинцев. Мадемуазель Шантель, худощавая, маленького роста, лицом походила на монахиню; шляпа почти совершенно закрывала ее волосы с проседью, но черные глаза неожиданно озарялись доброй улыбкой, взгляд ее был в одно время и скромный и страстный, как и у дочери, которая была похожа на нее. У Жанны были такие же густые волосы, черные и блестящие, как стеклярус на ее корсаже; она была выше и полнее матери, краснела при всяком обращенном к ней слове, конфузилась. Максим, в своем провинциальном сюртуке, панталонах от прадеда, худой и сильный, с задумчивым взглядом, страстными, как у матери и сестры глазами, представлял тип провинциального благородного офицера, одетого в штатское.
– Поди, скажи маме, что они приехали, – шепнула Мод сестре. – Пусть она наденет черное гренадиновое платье. Смотри, не желтое, и не зеленое. И непременно корсет.
– Хорошо. Если надо, я сама затяну ее, – ответила девушка, убегая.
С прибытием Шантелей разговор в салоне не вязался, Мод сидела около мадам Шантель, и они говорили друг другу обычные любезности, немного стесняясь друг друга. Жанна, сидевшая около матери, не двигалась, опустив глаза. Максим, очень бледный, сидя напротив Мод, между мадемуазель Реверсье и Гектором Тессье, по старой привычке, нервно кусал коротенькие усы. Напрасно старался он смотреть на мебель салона, на обстановку дома, глаза его невольно снова обращались к Мод, к одной только Мод, к той Мод, которая небрежно подала ему руку и не замечала его больше, а он не мог не видеть, как она хороша, как красота ее еще больше расцвела в этой рамке, которую она сама устроила для себя; он нашел в ней такую перемену, что теперь удивлялся, как он мог, в глуши маленького приморского городка, мечтать о ней и допустить, чтобы воспоминание так запало в его сердце, созрело и превратилось в любовь.
Гектор Тессье, наблюдая за новым гостем, изучал его. Как истый парижанин, знакомый наглядно с нравами общества, в котором вращался, он угадал любовную интригу, завязывавшуюся здесь, в этом салоне, около этого камина и самовара, и в качестве дилетанта разбирал шансы к развитию ее в комедию или драму… «Рувры ничего не имеют, прикрываются внешним блеском… Мод тяготится привычным обществом и хочет утвердиться в свете посредством выгодного брака… Провинциал, кажется, влюбился по уши и готов сделать решительный шаг… Так… А Сюберсо? Он ведь влюблен, и она тоже; сама их манера любить делает их симпатичными, несмотря на их бурный темперамент… Прекрасный сюжет для пьесы! Хорошо, что я тут только посторонний зритель!» – И он радовался данному Мод обещанию не мешать ей: «равнодушный зритель… и слава Богу!» – подумал он.
Максим, между тем, совершенно забылся и уже не мог оторвать глаз от Мод, которая почти и не взглянула на него.
«Странно – думал Гектор. – Лицо его мне знакомо».
В это время появилась мадам де Рувр. Она была в черном гренадиновом платье и казалась моложе, красивее. А на груди в вырезе корсета все-таки блестела стразовая эгретка.
– Зачем ты позволила ей надеть это? – сказала потихоньку Мод, обращаясь к Жакелин, вошедшей с матерью.
– Ах, – ответила та, – я попыталась помешать, да разве это легко?
Увидав хозяйку дома, мадам Шантель поднялась с места и с искренней радостью пошла ей навстречу; они расцеловались и начали разговаривать, конечно, о своих немощах, как будто они совсем и не расставались.
– Душа моя, как ваше здоровье? Что у вас болит?
– Увы! опять повторяется, милая моя. Сегодня я весь день пролежала. А вы? Как ваше плечо?
– Гораздо, гораздо лучше. Представьте, я напала на пилюли доктора Левер…
И они уселись в угол, обе заспешили говорить, не слушая одна другую, каждая о своей болезни.
Гектор подошел к Мод:
– Как их имя? Я не расслышал.
– Шантель. Виконтесса де Шантель.
– Значит так. Я знал Максима Шантель.
Мод с живостью спросила:
– Правда? И где же?
– В полку, восемь лет тому назад. Он был подпоручиком в Шалоне, когда я служил волонтером в драгунах.
– Правда, он был в Сент-Кире и потом ещё служил три года… вышел в отставку после смерти отца, чтобы заняться хозяйством в своих огромных поместьях в Пуату. Он не узнал вас?
– Нет, но это очень понятно. Я, ведь, был не особенно важный драгун. Да и теперь он, кажется, не в состоянии кого бы то ни было узнать. Напомнить мне ему о себе?
Мод подумала минуту и спросила:
– Вы не забыли вашего обещания?
– Нет… Но не могу ли я служить вам чем-нибудь?
– Да, можете. Напомните ему, где вы его видели. Надо его немного приручить, он, совсем здесь дикарь!
– В настоящую минуту, – улыбнулся Гектор, – я думаю, он охотно посадил бы меня под арест на 15 суток. Взгляните!
Действительно, Максим с искаженным лицом следил за дружеским разговором Гектора и Мод.
– Я успокою его, – сказал Гектор.
Он воспользовался смятением, наступившим при появлении художника Вальбеля, высокого, краснощекого господина с проседью, и подошел к Максиму.
– Господин, позвольте мне напомнить вам о нашем давнишнем знакомстве. Я служил под вашим начальством в Шалоне; Гектор Ле Тессье.
От Максима ускользнула легкая ирония, с которой Гектор произнес свою, по-видимому, почтительную фразу. Лицо Максима просветлело, он пожал руку Гектора.
Ознакомительная версия.
