Фрэнсис Фицджеральд - Успешное покорение мира

Хьюберт отстегнул роликовые коньки, скатил один из них по руке от плеча до ладони и поймал за ремешок, не дав ему грохнуться на тротуар; он сдернул бант с головы Имоджен, отбежал с ним в сторону и ловко уворачивался, когда она, хохоча и млея от восторга, гонялась за ним по двору. Выставив одну ступню вперед, он сделал вид, что хочет облокотиться о дерево, но специально промахнулся и грациозно восстановил равновесие. Сначала мальчишки взирали на него без интереса. Потом они тоже зашевелились, стали выкидывать разные коленца, какие только приходили им в голову, и очень скоро компания, сидевшая на крыльце, повытягивала шеи, удивленная неожиданным всплеском активности. Но Хьюберт не стал закреплять свой успех. Он взял у Имоджен шляпку и принялся нахлобучивать ее так и этак. Имоджен и другие девочки просто зашлись от восторга.

Не в силах далее выносить этот тошнотворный спектакль, Бэзил подошел к ребятам и самым небрежным тоном, на какой оказался способен, бросил: «Эй, салют, Хьюб».

— А, здоро́во, Бэзил, старый… старый Ли-Нос-До-Земли, — отозвался Хьюберт и нацепил шляпку на другой манер, да так, что даже Бэзил невольно фыркнул.

«Ли-Нос-До-Земли, Ли-Нос-До-Земли», — кругами разнеслось по двору. К своей досаде, Бэзил различил в нестройном хоре голос Рипли.

— Хьюб-Туп-Как-Дуб, — быстро нашелся Бэзил; из-за дурного настроения получилось как-то смазано, хотя кое-кто из мальчишек со смаком повторил и такую шутку.

Бэзила охватило уныние, и образ Имоджен в густых сумерках обрел новое очарование недосягаемости. В душе романтик, он с помощью воображения уже щедро наделил ее множеством достоинств. Сейчас он ненавидел ее за равнодушие, но упрямо торчал рядом, лелея тщетную надежду вернуть себе хотя бы тень того исступленного восторга, который был так бездумно растрачен днем.

С наигранным оживлением Бэзил обратился к Маргарет, но та не отреагировала. Из темноты уже донесся родительский голос, звавший кого-то домой. Бэзила охватила паника; благословенный летний вечер почти окончился. Когда ребята расступились, чтобы пропустить прохожих, он неохотным маневром отвел Имоджен в сторону.

— Я принес, — шепнул он. — Вот. Можно тебя проводить?

Она рассеянно взглянула на Бэзила. Ее ладонь механически сжала кольцо.

— Что? Вообще-то, я уже пообещала Хьюберту. — Увидев выражение его лица, она опомнилась и добавила голосу нотку негодования: — Когда я заходила во двор, ты куда-то убегал с Маргарет Торренс.

— Неправда. Я за кольцом ходил.

— Нет, правда! Я вас видела!

Она перевела взгляд на Хьюберта Блэра. Тот снова надел ролики и теперь совершал ритмичные подскоки и вращения, словно шаман африканского племени, неспешно вводящий в транс своих соплеменников. Бэзил еще что-то объяснял и доказывал, но Имоджен повернулась, чтобы уйти. Он беспомощно поплелся за ней. Из темноты ребят уже звали по домам; со всех сторон слышались неохотные ответы:

— Уже иду, мам!

— Сейчас, мама!

— Мама, можно еще пять минут?

— Мне надо бежать! — вскрикнула Имоджен, — уже почти девять.

Помахав рукой и рассеянно улыбнувшись Бэзилу, она пошла по улице. Хьюберт так и вился вокруг нее, выписывая замысловатые коленца.

До Бэзила не сразу дошло, что к нему обращается другая юная леди.

— Что-что? — рассеянно переспросил он.

— Хьюберт Блэр — самый классный мальчик в городе, а ты — надутый индюк, — с глубокой убежденностью повторила Маргарет Торренс.

Он воззрился на нее со страдальческим изумлением. Маргарет наморщила носик и понесла свою персону через дорогу, на строгий родительский зов. Пока Бэзил тупо таращился ей вслед, а потом смотрел, как исчезают за углом силуэты Имоджен и Хьюберта, в раскаленном небе раздался глухой раскат грома, и минуту спустя первая капля дождя, пробившись через освещенную фонарем листву, плюхнулась рядом с ним на тротуар. Этому дню суждено было закончиться ливнем.

Дождь обрушился стеной, и Бэзил промок до нитки, пока мчался до своего дома ни много ни мало восемь кварталов. Но перемена погоды отозвалась у него в его сердце, и он, мчась вприпрыжку, глотал дождь и вопил: «Йо-о-о!» — как будто сроднился с яростным неистовством тьмы. Имоджен была сметена, смыта, как дневная пыль с мостовой. Ее красота снова напомнит ему о себе при тихой погоде, но сейчас, в грозу, он был наедине с собой. Внутри вскипало ощущение необычайного могущества, его бы даже не удивило, оторвись он сейчас от земли после очередного безумного прыжка. Одинокий волк, непостижимый и дикий; ночной скиталец, демонический и свободный. Только когда он добрался до дому, его чувства стали оборачиваться — рассудочно и почти бесстрастно — против Хьюберта Блэра.

Переодевшись в пижаму и халат, Бэзил спустился в кухню, где обнаружил свежевыпеченный шоколадный торт. Он умял добрую четверть и выдул почти целую бутылку молока. Эмоции слегка улеглись, и он набрал номер Рипли Бакнера.

— У меня есть план, — заявил он.

— Насчет чего?

— Как проучить X. Б. силами С. К.

Рипли мгновенно понял, что к чему. В тот вечер Хьюберт был так неблагоразумен, что оттянул на себя внимание не только мисс Биссел, но и других девочек.

— Придется взять на дело Билла Кампфа, — сказал Бэзил.

— А чего, нормально.

— Увидимся завтра на переменке… Спокойной ночи!

Прошло четыре дня; мистер и миссис Джордж П. Блэр заканчивали ужин, и тут Хьюберта позвали к телефону. Воспользовавшись его отсутствием, миссис Блэр поделилась с мужем мыслями, которые весь день не давали ей покоя.

— Джордж, эти мальчишки — а может, кто еще — вчера вечером приходили снова.

Он нахмурился:

— Ты их видела?

— Хильда видела. Она почти изловила одного из них. Видишь ли, я рассказала ей о записке, которую они подбросили во вторник. — «Первое предупреждение, С. К.», — поэтому она была настороже. На этот раз они позвонили в дверь черного хода, и Хильда сразу открыла — она как раз мыла посуду. Если бы не мыльные руки, она бы точно его поймала, а так схватила, когда он вручал ей записку, но руки были скользкие, и он вывернулся.

— Как он выглядел?

— Она сказала, что это мог быть карлик, но, по ее мнению, это был загримированный мальчишка. Выскользнул совсем по-мальчишески, и ей показалось, что на нем были короткие брюки. Новая записка похожа на первую: «Второе предупреждение, С. К.».

— Если она у тебя, я после ужина взгляну.

Поговорив по телефону, Хьюберт вернулся обратно.

— Звонила Имоджен Биссел, — сообщил он. — Приглашает меня в гости. Сегодня у нее собирается компания.

— Хьюберт, — обратился к нему отец, — ты знаешь какого-нибудь мальчика с инициалами С. К.?

— Нет, сэр.

— Ты хорошо подумал?

— Ну конечно. У меня был знакомый парень — Сэм Кроу, но я его уже год не видел.

— Кто он такой?

— Хулиганистый парень. Мы с ним в сорок четвертой школе вместе учились.

— У него был на тебя зуб?

— Вряд ли.

— Как ты думаешь, кто может заниматься такими пакостями? Припомни, возможно, у кого-нибудь все же есть на тебя зуб?

— Не знаю, папа, вряд ли.

— Не нравятся мне такие дела, — задумчиво протянул мистер Блэр. — Допускаю, что это просто детские шалости, но ведь может оказаться…

Он не договорил. А позднее внимательно изучил записку. Красные чернила, в углу — череп и кости, но текст написан печатными буквами, а это ничего не проясняло.

Между тем Хьюберт поцеловал маму и, лихо заломив кепи, вышел через кухню на крыльцо черного хода, чтобы, как обычно, срезать путь. Ярко светила луна, и он поставил ногу на приступку, чтобы завязать шнурок. Знай он, что недавний телефонный звонок был приманкой, что звонили не из дома Имоджен Биссел, что голос на самом деле принадлежал вовсе не девочке, а по переулку прямо за его воротами украдкой движутся нелепые тени, он бы не стал с таким изяществом сбегать по ступенькам, держа руки в карманах, и насвистывать первые такты мелодии «Гризли-бэар», таявшие в обманчиво приветливом воздухе.

В переулке его свист вызвал неоднозначные чувства. Бэзил чуть раньше, чем следовало, сделал телефонный звонок бойким, убедительным фальцетом, и, хотя Собиратели Компромата спешили, подготовка еще не была завершена. Они разделились. Бэзил, в облике южанина-плантатора старого образца, стоял прямо за калиткой Блэров; Билл Кампф, с длинными балканскими усами, примотанными проволокой к носу, уже крался в темноте вдоль забора; а Рипли Бакнер, с окладистой, как у раввина, бородой, задерживался на отдалении в сотню футов, поскольку веревка, которую он пытался смотать, оказалась очень длинной. Веревка была важнейшей частью их плана: после долгих раздумий они уже решили, как поступить с Хьюбертом Блэром. Они собирались его связать, заткнуть рот кляпом и затолкать в мусорный бак прямо у дома.