заправилы Третьей республики обрекли на страдания великий обманутый ими народ.
Описывая разгром и хаотическое отступление французских частей, охваченные ужасом толпы беженцев, запрудивших все дороги, весь этот трагический «некрополь надежд, идей, богатств, будущностей», описывая чудовищные зверства немецких оккупантов по отношению к пленным и к гражданскому населению, автор видит не только безграничное «горе человеческое», но и то, как «отчаяние, охватившее людей в первую минуту, превращается в негодование, пока еще бессильный гнев и возмущение».
Действие последних глав романа концентрируется в окрестностях «Лилля в агонии», в рабочих районах. На фоне катастрофы зреет будущее, среди грозы и бури закладываются основы той великой борьбы за честь и достоинство Франции, которую предстояло начать французскому народу в годы сопротивления. «Предстояло начаться новой войне. Нашей войне за нас. Народной войне».
С глубоким удовлетворением воспринимает читатель этот превосходно подготовленный, мужественный и полный веры финал, который так соответствует духу всего романа.
Об этой привлекательной и важнейшей особенности романа «Коммунисты», являющегося большой победой социалистического реализма во Франции, пишет Жан Фревиль: «Писатель передал перипетии разгрома, не впадая в отчаяние. Его поразительное повествование становится в один ряд с прославленными произведениями Гюго, Стендаля, Золя. Пригвождая войну к позорному столбу, свидетельствуя о проницательности коммунистов и воспевая их мужество, он вливает в нас новые силы для продолжения нашей борьбы против смерти».
7
Французская прогрессивная критика широко обсуждает роман Арагона, поднимая в связи с ним ряд важных вопросов современной литературы и эстетики. В частности, вопрос о традициях, о которых говорит Жан Фревиль, исключительно важен, ибо новаторское произведение Арагона бесспорно является достойным продолжением лучших реалистических достижений прошлого. Конечно, это — глубоко творческое претворение традиций, и роман Арагона вполне самостоятелен по отношению к «Человеческой комедии», «Ругон-Маккарам», «Пармскому монастырю» или роллановскому «Жану Кристофу» [20]. Он не повторяет ничего, что было создано великими предшественниками современной прогрессивной литературы во Франции, но на основе всего ими созданного современному автору удается построить новаторское и актуальнейшее, достойное великих национальных традиций произведение.
И если автору не всегда и не во всем удается достичь той совершенной простоты, ясности, доступности самым широким слоям читателей, к чему он постоянно стремится; если иногда в романе встречаются недоработанные места, недостаточно сложившиеся главы и некоторые факты представлены внешне, без того глубокого осмысления, которое свойственно роману в целом, — то это лишь отдельные частности, не колеблющие общего высокого политического и эстетического достоинства нового произведения Луи Арагона. К тому же надо помнить, что работа над романом «Коммунисты» еще продолжается и мы имеем дело только с первой его «эпохой».
В связи с романом Арагона широко обсуждаются и вопросы французского социалистического реализма. Еще по поводу третьей книги «Коммунистов» Марсель Кашен [21] писал, приветствуя крупное творческое достижение передовой литературы: «Наш товарищ Арагон внес новый выдающийся вклад в дело борьбы французского народа и борьбы за историческую правду. Его социалистический реализм естественно обращен к зрелости и разуму нации». Кашен с удовлетворением подчеркивал, что патриотический роман Арагона представляет явление социалистического реализма, пробивающего себе путь и во Франции.
Как известно, Арагон, опираясь на свои давние дружеские связи с советской литературой, неоднократно выступал с обоснованием той правильной точки зрения, что социалистический реализм не является достоянием одной советской литературы. Он исходил из того, что писатель может и в современных французских условиях при данном уровне борьбы рабочего класса за социализм и его политической зрелости создавать произведения в духе социалистического реализма.
Роман «Коммунисты» блистательно доказывает этот теоретический тезис Арагона самым убедительным аргументом — своим появлением в свет: это — произведение, в котором с покоряющей силой, с большой наглядностью и ясностью проявляется новаторство социалистического реализма.
В этом романе «страшные годы» национальной катастрофы изображены с такой глубиной проникновения в действительность, что разоблачение врагов народа и Франции достигло сокрушительной силы, а новые люди, борцы за свободу и независимость родины, за ниспровержение капиталистического рабства впервые выступили в своей подлинной исторической роли, которой раньше не могла показать с такой полновесностью французская литература. Отсюда глубоко оптимистическое чувство будущего, которым пронизан роман «Коммунисты».
Андрэ Стиль [22] называет это произведение «значительным и длительным фактом в жизни нашего народа, важнейшим действием нашей партии». Рассматривая роман Арагона как глубоко значительное и многообещающее явление социалистического реализма во французской литературе, Андрэ Стиль подчеркивает, в частности, что только благодаря этому творческому методу Арагон сумел достигнуть такой полноты и правдивости реалистического изображения и оптимистического звучания этой национальной эпопеи, что является ее великим достоинством.
Андрэ Стиль говорит о том, что это правдивое и вдохновенное произведение дорого французскому народу, ибо оно «помогает ему в его движении вперед».
«Коммунисты» Арагона самыми крепкими нитями связаны с жизнью и борьбой французского рабочего класса и всего французского народа за мир, свободу, демократию и независимость. Это замечательное творческое достижение стало возможно лишь благодаря высокому подъему борьбы рабочего класса во Франции и успехам Французской коммунистической партии в сплочении и воспитании трудящихся, благодаря успехам всенародного движения сторонников мира, которое находит в романе Арагона прекрасное и грозное оружие борьбы за свой благородный идеал.
И. Анисимов.
Книга первая.
ФЕВРАЛЬ–СЕНТЯБРЬ 1939 ГОДА
Уже пять дней сквозь все бреши, через все перевалы Восточных Пиренеев катился угрюмый людской поток, совершался исход побежденного, но не покорившегося народа, повергнутого в изумление постигшей его судьбой. На пути отступления он встречал лишь слабые преграды, но там, где он рассчитывал найти охваченных скорбью французов и теплое гостеприимство, он столкнулся с враждебной грубостью солдат и жандармов; уже пять дней люди двигались по всем дорогам пешком, на подводах, в переполненных грузовиках, с узлами убогого скарба — жалких остатков далекой жизни, сметенной ураганом; уже пять дней в пограничной полосе бестолково суетились растерянные, захваченные врасплох власти, не предусмотревшие организации приемных пунктов и ничего не предвидевшие: ни этого нашествия несчастных людей, ни крови раненых, ни женщин, падавших в изнеможении, ни стариков, встречавших в грязи на дорогах спасительную смерть, ни детей, отставших от родителей и бродивших по окрестным деревням…
В Перпиньяне с поезда сошел высокий, худой брюнет лет тридцати пяти, с красными пятнами на щеках, в котором сразу можно было узнать преподавателя. Сюда его направил Комитет помощи деятелям испанской культуры, где председателем состоял известный химик Жюль Баранже, член Академии и лауреат Нобелевской премии. Пьеру Кормейлю удалось
