с собой и использованные пакетики с чаем: какая-никакая, а заварка.
Двое мужчин вытаскивают из отбросов пустые деревянные ящики из-под фруктов. Ими они будут отапливать свои жилища. Другие собирают велосипедные рули, обрезки проводки, медные трубки. Закутанные в тяжелые куртки, с шерстяными солдатскими беретами на головах, эти мужчины выглядят полуреальными персонажами из фильмов ужасов − они как бы и не живые, и не мертвые.
Наползающие с устья Мерсей клубы тумана застилают безрадостный ландшафт, на фоне которого повторяются события истории пятидесяти летней давности. Вновь, как и во времена «великой депрессии», безработные копаются в грязных кучах отбросов...
И в других городах Средней Англии, от Манчестера до Бирмингема, «скэвинджеры» − «люди-стервятники» − вытеснили чаек с привычных мест кормежки на мусорных свалках...»
Но это не времена Роберта Трессела. Эти строки взяты из западногерманского журнала, который нельзя обвинить в идеологической предубежденности к капиталистическим порядкам. Их напечатал гамбургский «Шпигель» в конце 1985 года.
Сегодня дети не бегают в Гастингсе по снегу босиком, как в дни Трессела, безработные не умирают с голоду, их не отправляют в работный дом. Рабочие Англии добились многого ценой жертв и борьбы, длившейся десятилетия. Но в условиях господства частной собственности на средства производства, диктатуры государственно-монополистического капитала социальные противоречия, о которых рассказывал Трессел, все больше дают о себе знать. Бедные, создавая больше, становятся относительно беднее, богатые − богаче. Это по-прежнему остается непреложным, основополагающим фактом в «старой доброй» Англии.
Никто, понятно, не утверждает, будто капитализм наших дней не изменился по сравнению с началом века, однако существо эксплуататорского строя осталось прежним. Еще явственнее проступили его хищнические черты. Общий кризис капитализма углубляется. Конфликт между гигантски выросшими производительными силами и капиталистическими производственными отношениями становится все острее. «Никакие «модификации» и маневры современного капитализма не отменяют и не могут отменить законов его развития, не могут устранить острый антагонизм между трудом и капиталом, между монополиями и обществом, вывести исторически обреченную капиталистическую систему из состояния всеохватывающего кризиса. Диалектика развития такова, − указывается в Программе Коммунистической партии Советского Союза, принятой XXVII съездом КПСС, − что те самые средства, которые капитализм пускает в ход с целью укрепления своих позиций, неминуемо ведут к обострению его глубинных противоречий» [8].
Человеком, заклеймившим страстным словом художника антигуманную суть капитализма еще на заре нашего века, был Роберт Трессел.
Только типично английская нелюбовь к риторике, к пышным фразам, вероятно, мешает даже объективным исследователям в полный голос сказать, что Трессел, конечно, героическая личность. Самая большая трагедия для человека мыслящего, гуманного возникает тогда, когда он сталкивается со злом, несправедливостью, угнетением − и оказывается бессильным.
Трессел попал именно в такую ситуацию, но руки у него не опустились. Все было, казалось, против него − тяжкий, неблагодарный труд ради куска хлеба, бедность, чахотка, насмешки и непонимание со стороны тех самых людей, кому он больше всего желал добра, предчувствие близкого конца, постоянная тревога за единственного родного человека − дочь: что будет с нею, когда она останется одна?
Представим себе труд этого человека в Гастингсе. После двенадцати часов, отданных хозяевам на стройке, а нередко еще и после собрания социалистов, усталый, голодный, больной, он приходит домой на Милуорд-Роуд. Дочь Кэтлин наливает ему тарелку жидкого супа (сама она не садится ужинать, уверяя отца, будто бы уже ела; на самом деле на двоих просто не хватило бы). Чуть отдохнув за разговором с горячо любимой Кэтлин, Трессел уходит в свою комнатку, заваленную рукописями и книгами. Садится на пачку книг за импровизированный стол-сколоченный из ящиков, и берется за свое главное дело. Страница за страницей ложится на бумагу «история двенадцати месяцев в Аду, рассказанная одним из проклятых и записанная Робертом Тресселом» (таков авторский подзаголовок). Свет в комнате подвижника иногда не гаснет до утра. А в шесть часов надо снова на работу − в неволю к хозяину, к управляющему, к десятнику. И так изо дня в день. Издатель, видавший виды, поразился, впервые взяв в руки манускрипт из семисот страниц, и назвал его горой. Эта литературная гора − большая творческая высота.
Если судить по его первой и единственной книге, Трессел мог сделать многое. Кто знает, что бы он еще написал. Но даже успев создать лишь одних «Филантропов», он вполне заслужил себе место в британском литературном пантеоне XX столетия. Тем не менее капиталистической Англии он не ко двору.
Над братской могилой, где захоронили останки Роберта Трессела во дворе Королевской больницы для бедных в Ливерпуле, ни надгробного камня, ни знака. Только трава.
Когда в 1970 году исполнилось сто лет со дня рождения писателя и съемочная группа Би-би-си приехала из Лондона за сюжетом о создателе «Филантропов», общую могилу едва отыскали. Оператор телевидения, чтобы хоть как-то обозначить место для съемки, поставил туда найденную в чертополохе банку из-под тушеных бобов. В нее воткнули несколько сорванных здесь же стебельков травы и полевых цветов. Телевизионная камера запечатлела этот жалкий и многозначительный юбилейный кадр...
Трессел не раз говаривал близким друзьям, что дело его жизни окажется напрасным, если роман не будет написан. Книга была написана. Более того, она нашла своего верного читателя, будучи возрожденной рабочим движением. Она нужна британским рабочим как оружие − для расчета с мрачным прошлым, для приближения будущего, о котором мечтал Роберт Трессел. Книга, которая жива и борется сегодня, − нерукотворный памятник автору «Филантропов в рваных штанах».
И. Бирюков
Филантропы в рваных штанах
История двенадцати месяцев в аду, рассказанная одним и проклятых и записанная Робертом Трасселом
Этой книгой я хотел в увлекательной форме и правдиво рассказать о жизни рабочих, а говоря точнее, строительных рабочих, маленького городка Южной Англии.
Я ставил своей задачей описать отношения рабочих и хозяев, все, что их связывает и разделяет, чувства, которые они испытывают друг к другу, условия жизни рабочих в разное время года, их труд и досуг, развлечения, мнения, верования, политические взгляды и идеалы.
Время действия в романе охватывает немногим более года, но для полноты картины мне необходимо было затронуть обстоятельства жизни рабочих и вне этого периода − от колыбели до могилы. Поэтому среди персонажей появились женщины и дети, парнишка-подмастерье, а также подсобные рабочие зрелого возраста и немощные старики.
Моей задачей было изобразить условия жизни, порожденные бедностью и безработицей, выявить тщетность мер, предпринимаемых для борьбы с этими бедствиями, и указать единственное верное, по моему мнению, средство − социализм.
Мне могут возразить, что существует обилие книг,