И этот человек был Ромейн!
В последний раз я видел его среди его великолепных произведений искусства, он увлекался литературой и был гостеприимным хозяином удобного и до мельчайших деталей роскошного дома. Теперь я видел, что из него сделал Рим.
— Да, — сказал мне мой спутник, — церковь не только умеет найти людей, наиболее пригодных ей, она еще развивает в этих людях качества, которых они сами в себе не сознавали. Этой весьма понятной причиной объясняются те успехи, которые всегда делала и поныне делает католическая религия. Благодаря великой реформации скандалы папской жизни прошлых столетий искупились образцовой жизнью духовенства начиная с низших и кончая высшими ступенями. Если бы между нами явился теперь новый Лютер, где бы он нашел достаточно вопиющие и распространенные злоупотребления, которые возмущали бы христиан? Он не нашел бы ничего подобного и, вероятно, снова примкнул бы к римской пастве.
Я слушал, не делая никаких возражений. Говоря правду, я думал о Стелле.
6 марта.
Я был в Чевита-Веккии, чтобы на прощание угостить офицеров и экипаж до отплытия яхты в Англию.
Расставаясь, я сказал, что желал бы купить яхту и что позже мы еще поговорим об этом с моими гостями. Это заявление было встречено с энтузиазмом. Я действительно полюбил экипаж яхты, и, мне кажется, я, не ошибаясь, могу сказать, что все, начиная от шкипера и кончая каютным юнгой, отвечали мне тем же. Судя по всему, мне суждено вести в будущем бродячую жизнь, разве только… Нет! Мне необходимо иногда думать о возможности более счастливой будущности, но лучше не записывать подобные мысли. У меня есть на примете прекрасное судно, денег у меня много.
По возвращении в Рим сегодня вечером я нашел там письмо от Стеллы.
В нем она высказывает ту же просьбу, что ее мать. Зная, что я в Риме, она также желает иметь известие об одном иезуитском священнике, миссионере по имени Пенроз.
«При встрече я вам расскажу, как должна ценить его доброту. А пока скажу только, что он — совершенная противоположность с отцом Бенвелем и что я была бы крайне неблагодарной, если б не желала ему счастья».
Это странное, но, по моему мнению, вовсе неудовлетворительное объяснение. Кто такой Пенроз? И чем он заслужил такую благодарность? Если бы кто-нибудь сказал мне, что Стелла могла подружиться с иезуитом, я, чего доброго, ответил бы ему весьма резко. Подожду дальнейших объяснений и еще раз обращусь за справками к племяннику хозяина.
7 марта.
Кажется, мне не удастся лично убедиться в достоинствах мистера Пенроза. Он за тысячи миль от Европы и подвергается таким опасностям, что его благополучное возвращение крайне сомнительно.
Миссия, к которой он принадлежит, первоначально отправлялась в Центральную Америку. Прежде чем миссионеры отплыли из Ливорно, до Рима дошли слухи о новой войне, разгоревшейся в этой неспокойной части света. Получив эти неутешительные известия, начальство приказало миссии отправиться в Аризону, граничащую с Новой Мексикой и недавно купленную Соединенными Штатами. Здесь, в долине Санта-Круз, иезуиты двести лет назад впервые сделали попытку обращения индейских племен, но потерпели неудачу. Дом, где они жили, и часовня теперь груда развалин, и одно имя апачских индейцев заставляет всех избегать плодоносной долины. В эту местность, полную плохих предзнаменований, направились Пенроз и его товарищи, и теперь они рискуют жизнью, пытаясь оказать на сердца этих кровожадных дикарей влияние христианства. До сих пор от миссионеров нет никаких известий, и достоверных сведений нельзя ждать ранее нескольких месяцев.
Что скажет на это Стелла? Я отчасти начинаю понимать, почему Стелла интересуется Пенрозом. Он — нечто вроде героя. Мне хочется узнать дальнейшие подробности о нем.
Завтрашний день будет памятным для меня. Завтра я еду из Рима в Сен-Жермен.
Я распорядился, чтобы в случае дальнейших известий, способных заинтересовать мистрис Эйрикорт или Стеллу, они были сообщены мне. Банкир обещал писать мне, если в жизни или намерениях Ромейна произойдет перемена. А мой хозяин сообщит мне, если в Риме будут получены известия от миссии в Аризоне.
Сен-Жермен, 14 марта.
Я приехал вчера. Усталость от путешествия и радостное волнение при свидании со Стеллой помешали мне приняться за свой дневник, когда я пришел в себя.
Она похорошела еще больше, ее стан, прежде несколько худощавый, теперь стал полнее. Растерянный, тоскливый взгляд исчез, вернулась прежняя нежность цвета лица, и глаза ее снова приобрели ту ясность выражения, которая очаровала меня в былые годы. Может быть, это следствие утешительного влияния ребенка, действие времени и мирной жизни, которую она ведет теперь, — одно только несомненно, я никогда не воображал, чтобы могла так скоро совершиться перемена к лучшему, подобная той, какую я нашел в Стелле через год.
Что касается ребенка, то это веселый, добродушный мальчуган, в моих глазах, он обладает одним большим достоинством — не похож на отца. Я видел, с каким серьезным удивлением мать взглянула на меня, когда я взял мальчика на руки. Я уверен, что мы с ним будем друзьями.
Кажется, даже для мистрис Эйрикорт воздух Франции и французская кухня оказались полезными. Она смотрит лучше, язык ее болтает быстрее, чем прежде, и веселое расположение духа вернулось к ней настолько, что месье и мадам Вилльрэ уверяют, что в ее жилах непременно должна течь французская кровь.
Все, включая Матильду, были так рады моему возвращению, что мне казалось, будто я вернулся к себе домой. Что касается Странника, то, в интересах его красоты и здоровья, мне пришлось просить всех не угощать его всем съедобным, начиная от простого хлеба и кончая страсбургским паштетом.
Стелла говорит, что с сегодняшнего дня я познакомлюсь с их будничной жизнью в Сен-Жермене.
Утро начинается с обычной чашки кофе. В одиннадцать часов меня зовут из моего павильона к одному из тех разнообразных завтраков, которые подаются во Франции и Шотландии. В последующий за тем трехчасовой промежуток мальчика несут гулять и укладывают спать, а взрослые занимаются кто чем. В три часа — общая прогулка в лес в сопровождении шарабана, запряженного пони, для уставших членов семьи. В шесть часов все собираются к обеду. К кофе являются иногда соседи и играют в карты. В десять — мы прощаемся.
Такова программа домашней жизни. Разнообразится она прогулками по окрестностям и редкими поездками в Париж. Я домосед по характеру. Только когда я расстроен, мною овладевает беспокойство и я ищу перемены. Спокойная, однообразная жизнь в Сен-Жермене, конечно, должна бы теперь быть мне весьма по сердцу. Я стремился к ней в продолжение долгого года. Чего мне желать еще?
Конечно, ничего.
А между тем… Стелла сделала для меня роль «брата» весьма тяжелой. Мать и знакомые поздравляют ее с возвращением красоты. Какое мне может быть до этого дело?
Но лучше мне не думать о своем тяжелом жребии. А как не думать? Смогу ли я изгладить из памяти незаслуженное несчастье, отнявшее у меня в молодости любимую женщину? По крайней мере попытаюсь.
Стану держаться старого правила: будь доволен малым.
15 марта.
Девять часов утра, а я не знаю, куда деваться. Выпив кофе, я взглянул на свой дневник.
Меня поразило, что я впадаю в дурную привычку писать слишком много о самом себе. Привычка вести дневник имеет и дурные стороны — поддерживает эгоизм. Хорошо, что легко найти против этого лекарство. С сегодняшнего дня я буду открывать свою тетрадь только тогда, когда произойдет что-нибудь, достойное быть записанным. Что касается меня самого и моих чувств, то об этом уже не будет речи.
7 июня.
Сегодня утром случилось событие, заставившее меня снова приняться за свой дневник. Я получил о Ромейне настолько важные известия, что не могу не записать их. Он назначен камерарием. Из достоверных источников сообщают, что, как только откроется вакантное место, он будет прикомандирован к посольству.
Эти настоящие и будущие почести делают невозможным его возвращение к жене и сыну.
8 июня.
Мистрис Эйрикорт разделяет мое мнение относительно Ромейна.
Сегодня, на утреннем концерте, она встретила своего старого знакомого, доктора Уайброва. Знаменитый доктор заработался и отправился на несколько месяцев отдохнуть в Италию. После концерта они решили прокатиться по Булонскому лесу, и со своею обычной откровенностью мистрис Эйрикорт сообщила доктору о положении Стеллы и ее ребенка. Имея в виду интересы мальчика, он был вполне согласен с ней, что следовало уже давно, не теряя драгоценного времени, известить Ромейна о рождении наследника, и обещал во что бы то ни стало сам сообщить Ромейну это известие.
9 июня.
Мадам Вилльрэ говорила со мной по секрету о весьма щекотливом вопросе.
