давлением феодального мира пришлось столкнуться как Распе, так и Бюргеру).
В послевоенные годы наиболее интересной работой является предисловие А. В. Амстердама [368], который первым в сжатой форме выразил значение книги: «Эта книга является выдающимся памятником мировой сатирической литературы. Она вдохновлена передовыми демократическими идеями своего времени, в ней нашли воплощение лучшие национальные традиции немецкого народа» [369].
Распе воспринимал свою книгу как пародию на лживые выдумки хвастунов. Это было первым замыслом «Приключений», как полагает Амстердам. Заслугу Бюргера автор предисловия видит в изменении не только объема произведения, но и его замысла. «Под пером писателя-демократа рассказы Мюнхгаузена приобрели характер подлинно народной сатиры на немецкое юнкерство, на князей и служителей церкви» [370]. Эта демократическая сторона произведения Бюргера неотрывно связана с идеей народности и популярности, демократизма и общедоступности литературного продукта. Исследователь прав, показывая, что Бюргер был одним из немногих писателей 70—90-х годов XVIII в., «кто в своих произведениях выразил революционные настроения народа, непримиримо враждебное отношение крестьян к своим угнетателям-дворянам» [371]. Исследователь, как мы видим, первым попытался рассмотреть идеи книги в общем контексте творчества немецкого поэта-демократа. Для литературно-эстетических взглядов Бюргера характерны попытки наиболее полного приближения профессионального творчества к жизни простого народа. Его желание писать так, чтобы быть понятным как в высших, так и в низших слоях общества, нашло свое воплощение в «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена», которые читались всеми.
Наряду с этим «Приключения» следует рассматривать также и в плане богатых традиций сатирической и комической литературы Германии. Здесь А. В. Амстердам указывает на некоторые источники, из которых был почерпнут ряд рассказов барона («Фацетии» Бебеля, «Рыцарь-Зяблик», «Шельмуфский» Рейтера); при этом подчеркивается, что в немецком фольклоре тема «лжи» освещается по-разному. В некоторых рассказах о лжецах герой — не обманщик, скрывающий правду в личных целях, а выдумщик, забавляющий слушателей [372]. К ним можно отнести Мюнхгаузена.
Для народного рассказа о лжецах характерной является сатирическая фантастика, обличающая различные неприглядные события. Для «Мюнхгаузена» специфична смесь реально достоверных фактов с самыми невероятными выдумками, как справедливо замечает литературовед [373]. Ложь в произведении Бюргера подвергается осмеянию, ее задача — помочь разоблачению отрицательных явлений немецкой жизни [374]. Но это одна из сторон. Сложность же книги о бароне заключается в том, что она многопланова. Ложь в ней служит, с одной стороны, разоблачению беспочвенного фантазерства, а с другой — способствует в то же время развитию умения фантазировать.
Правомерны рассуждения Амстердама о пяти необыкновенных слугах барона, которые являются героями немецких народных сказок. Они совершают удивительные подвиги, причина которых — в их природных свойствах. Все вместе они огромная, никому не подвластная сила [375], но ведь эти герои не менее условны, чем литературный барон, поэтому они под стать ему. В бароне как бы собраны качества его необыкновенных слуг с добавлением другого, присущего только ему: находчивости, умения размышлять, а значит сам Мюнхгаузен является шестым членом этой удивительной группы умельцев [376]. Амстердам подметил, что слуги барона не принадлежат к его челяди [377]. Они добровольно приходят к нему на службу и так же уходят. Челядь бесполезна, она не приносит пользы, не может поддержать барона в его начинаниях, постоянно тормозит деятельность Мюнхгаузена. Поэтому автор книги нигде не говорит о дворне помещика.
Несколько слов об этой книге есть в статье Л. Лозинской [378], где еще раз подчеркивается преемственность Бюргера в традиции мировой сатирической литературы, внесение им актуальных политических намеков. Некоторое уточнение портрета исторического барона вносит Р. Белоусов [379], писавший о том, в какое неприятное положение попал К. Ф. И. фон Мюнхгаузен после выхода книги. К. Ауэрбах утверждает [380], что морские приключения «присочинены самим Распе». «В своей основе эти истории — сатира и пародия на нравы юнкерской Германии, на чванство и высокомерие дворян, их лживость и хвастовство... Повествование хвастливого барона представляет собой причудливую смесь вполне реальных, даже исторически достоверных фактов и самых невероятных выдумок» [381].
О возможностях для исследования книги о бароне в России пишет А. Блюм [382]. Б. Бегак приводит любопытные факты о переводах книги [383]. В 1798 г. появился вольный перевод «Барона Мюнхгаузена», автором которого был Николай Петрович Осипов; другое издание выпустил в Москве в 1798 г. Иван Гурьянов, где сочетал собственную фантазию с рассказами Мюнхгаузена [384]. Бегак ставит в один ряд Распе и Бюргера, подчеркивает особое значение необыкновенных слуг, «олицетворяющих народную сказочную мечту о силе, могуществе, власти над природой» [385].
Мысль о Мюнхгаузене-фантазере повторяет Р. Поспелов в статье о кинофильме чешского режиссера К. Земана: «Мюнхгаузен... уже не самодовольный, тупой враль и не хвастун — он фантазер» [386]. Насколько неверно такое утверждение (Мюнхгаузен — тупой враль и хвастун), показывают разобранные нами работы. Устоявшиеся взгляды на «Приключения барона Мюнхгаузена» мы находим и в «Истории немецкой литературы» (1975), где Бюргер прямо называется «автором всемирно известной книги...» [387], а Мюнхгаузен выводится как «невежественный, кичащийся своим титулом, чуждый каких-либо духовных интересов» человек [388].
В большинстве работ, появившихся в отечественном литературоведении в разные годы, на первое место выдвигались воспитательные, дидактические проблемы, которые поставлены в «Удивительных путешествиях и приключениях». По мере все более глубокого изучения книги начали выясняться вопросы, касающиеся специфики фантазирования. В книге начали видеть не выдумку ради пустой лжи, а гораздо более глубокие проблемы диалектики образа барона. В работах литературоведов появились идеи о социальной обусловленности, о социально-критической направленности образа Мюнхгаузена.
ИЗДАНИЯ «ПРИКЛЮЧЕНИЙ БАРОНА МЮНХГАУЗЕНА» НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ [389]
Не любо не слушай, а лгать не мешай. СПб.: Печ. у И. К. Шнорра, в нынешнем году (ок. 1791). 128 с.
Не любо не слушай, а лгать не мешай: Напечатано съизнова, с прибавками и в лицах; а теперь и с новым барышком / Иждивением И. Глазунова. СПб.: Им. тип. в нынешнем году (ценз. 1797). 166 с.; Бюргера—Распе, 51 с. С доп. по мотивам Шнорра; 123 с. С доп. неизвестного писателя. С илл.
Не любо не слушай, а лгать не мешай: Напечатано съизнова, с прибавками и в лицах. 4-е изд. Ч. 1. 145 с. / С доп. Шнорра. Ч. 2. Не любо не слушай; а лгать не мешай: Напечатано съизнова, с прибавками и в лицах; а теперь и с новым барышком. Обе части: СПб.: Тип. И. Глазунова, 1811. Ч. 2. 85 с. Доп. неизвестного автора.
Не любо не слушай, лгать не мешай: Напечатано съизнова, с прибавками и
