Джон Ди, что твои молитвы и ожидание, что твоя вера и надежда на обещания Зелёного Ангела рядом с ожиданием, верой, молитвой и надеждой этих несчастных евреев?! А Бог Исаака и Иакова, Бог Илии и Даниила — разве Он менее велик и менее твёрд в своих обещаниях, чем Его слуга Западного окна?..
И ноги сами несут меня к дому великого рабби, мне непременно — непременно! — нужно поговорить с ним о тайнах ожидания Бога…
И вот я уже в низенькой каморке каббалиста… Мы ведём беседу о жертве Авраама, о неотвратимой жертве, которую Бог требует от тех, с кем Он хочет породниться кровно… Тёмные, таинственные речения о жертвенном ноже, узреть который дано лишь тому, чьи очи отверзлись для невидимых простым смертным вещей не от мира сего, но куда более действенных и действительных, чем их жалкие земные подобия; намекнуть на эти потусторонние реалии могут слепому пилигриму лишь символы — буквы и числа традиционного алфавита. До мозга костей пронизывает меня завораживающая энигматика этих боговдохновенных глаголов, которые как призраки выходят из беззубого рта безумного старца!.. Безумного?.. Безумного, как и его августейший друг на той стороне Мольдау, который сидит нахохлившись в своем фантастическом градчанском гнезде. Монарх и еврей из гетто — братья, связанные одной тайной… И тот и другой — боги, явленные в этот мир в шутовских обносках земной иллюзии… Какая между ними разница?
Потом каббалист вобрал мою душу в свою… Я долго упрашивал его, чтобы он помог мне прозреть, но рабби отказывался, говорил, душа моя не выдержит страшного зрелища. Поэтому он притянет её к своей душе, находящейся по ту сторону этого бренного мира. О, как отчетливо вспомнил я при этих словах всё то, что мне рассказывал в своё время Бартлет Грин!.. Рабби Лёв коснулся моего плеча, чуть ниже ключицы… В том же месте… что и главарь ревенхедов много лет назад в подземелье Тауэра… И я увидел, увидел спокойными, невозмутимыми, безучастными глазами старого адепта: моя жена Яна стоит перед Келли на коленях… Она унижается ради меня… Всё это происходит в доме доктора Гаека на рынке… Келли хочет взломать сундук, в котором хранятся книга и шары Святого Дунстана, и под покровом ночи вместе со своей добычей исчезнуть из Праги, бросив меня на произвол судьбы. Стоя на коленях, Яна не дает ему подойти к сундуку, ключ от которого вне досягаемости грабителя: он всегда при мне. Она торгуется с этим подонком, умоляет его, бессильная предпринять что-либо иное…
Я… усмехаюсь!
Келли приводит самые немыслимые доводы. Грубые угрозы сменяются коварной хитростью, холодный расчет — попытками разжалобить… Он ставит условия. Яна соглашается на всё. Предатель бросает жадный взгляд на мою жену… Она по-прежнему на коленях, платок на груди сбился… Яна хочет его поправить, но Келли останавливает её руку… Заглядывает за вырез… Огонь вспыхивает в его мышиных глазках…
Я… усмехаюсь.
Келли подхватывает Яну на руки. Его объятия похотливы и бесстыдны… Яна слабо сопротивляется: страх за меня парализует её волю.
Я… усмехаюсь.
Келли поддается на уговоры: всё дальнейшее — как решит Зелёный Ангел, и заставляет Яну поклясться, что так же, как и он, до и после смерти будет беспрекословно подчиняться любым приказаниям Ангела. Лишь в этом случае, угрожающе говорит он, есть хоть какая-то надежда на спасение… Яна клянется. Страх делает её лицо мертвенно-бледным…
Я… усмехаюсь; но быстрый пронзительный сквозняк боли, словно отточенный как бритва жертвенный нож, полоснул меня вдоль артерии жизни. Надрез сделан… Это почти приятно, как… как щекотка смерти…
Потом я снова прихожу в себя и, хоть в глазах у меня всё ещё темно, что-то уже различаю: надо мной парит древнее, изборожденное морщинами крошечное детское личико рабби Лёва. Доносятся слова:
— Исаак, нож Господень приставлен к горлу твоему. Но в терновнике трепещет агнец. Если согласен ты принести вместо себя в жертву агнца сего невинного, будь милостив отныне, как Он, будь милосерден, как Бог моих отцов…
И мрак полчищами непроглядных ночей проносится мимо… Господи, что было бы со мной, если бы я всё это увидел не глазами души рабби, а моими собственными?.. И чувствую я, как воспоминание об увиденном тускнеет и улетучивается… Остается лишь ощущение кошмарного сна.
Поросшая лесом горная гряда вздымается предо мной. Брезжит холодное утро. Усталый, стою я на скальном выступе и зябко кутаюсь в тёмный походный плащ. Здесь мой ночной проводник — не то угольщик, не то лесник — покинул меня… Мне надо подняться туда, к той серой полоске стен, которая проглядывает сквозь обрывки густого туманй на фоне безлиственных замшелых деревьев. Сейчас, мощные зубчатые стены, двойным кольцом опоясывающие крепость, становятся отчетливей: готический замок… Перед ним, прямо на голых скалах, — сторожевой бастион, а уже дальше — приземистая массивная башня, на которой гигантским флюгером вращается двуглавый орёл Габсбургов из потемневшего от времени железа. А надо всем, за декоративным парком, — мрачная семиэтажная башня с узкими щелями стрельчатых окон. Не то неприступный каземат, не то скрывающий драгоценные реликвии храм — одним словом, Карлов Тын, как назвал эту башню угольщик, сокровищница Священной Римской империи…
Я поднимаюсь по узкой горной тропинке. Там, за этими стенами, меня ждет император Рудольф. Ночью от его имени явился проводник и велел мне следовать за ним — всё было, как всегда, тайно, внезапно, без каких-либо объяснений, но с соблюдением самых немыслимых мер предосторожности… Зловещий безумец!
Боязнь измены, болезненное недоверие ко всем без исключения подданным, презрение к людям и отвращение к миру — от всего этого старый орёл, поправ заповеди любви и естественное благородство своей королевской крови, запаршивел и одряхлел… Каков император!.. И что за странный адепт!.. Неужели ненависть к миру и есть высшая мудрость? Оплачивать своё посвящение постоянным страхом перед отравителями?! Такие мысли обуревают меня по мере приближения к горному провалу, через который на головокружительной высоте к Карлову Тыну переброшен подъемный мост.
Стены и потолок искрятся золотом и драгоценными камнями: часовня Св. Креста — святая святых «цитадели». За алтарём, в нише, — вмурованный реликварий с коронационными регалиями.
Император, как всегда, в своем поношенном, чёрном плаще; в роскошных королевских покоях контраст между той властью, коей облечен этот странный человек, и его обличьем особенно режет глаза.
Я передаю Рудольфу протоколы наших ночных церемоний в Мортлейке, содержащие подробное описание тех «action», которые мы проводили с Зелёным Ангелом с первого до последнего дня. Каждый протокол удостоверен подписями участников. Император скользнул взглядом по подписям: Лестер, князь Ласки, польский король Стефан…
Нетерпеливо поворачивается ко мне:
— А остальные? Быстрее, сэр, место и время не таковы, чтобы мы долго могли оставаться неуслышанными. Ядовитые гады преследуют меня даже на пороге священного реликвария моих предков.
Я извлекаю отвоеванные у Келли остатки алой пудры и передаю императору. Подернутые прозрачной пленкой глаза блеснули.
— Непорочное дитя, облаченное в королевский пурпур! — вырывается стон из страдальчески приоткрытого рта. Голубоватая нижняя губа, словно сдаваясь, бессильно падает на подбородок. Острый взгляд адепта мгновенно определил, какой аркан[51] попал к нему в руки. Быть может, впервые в жизни… Сколько было в ней разочарований, к каким только немыслимым попыткам надувательства не прибегали наглые и глупые шарлатаны, чтобы обмануть озлобленного, отчаявшегося старателя!..
— Как вы добыли это? — голос императора дрогнул.
— Следуя указаниям мудрой книги Святого Дунстана, как Ваше Величество могли уже давно заключить из речей моего компаньона Келли.
— Книгу сюда!
— Книга, Ваше Величество…
Жёлтая шея императора вытягивается вперед, точь-в-точь как у египетского коршуна.
Книга! Где она?
— Книгу я не могу вручить Вашему Величеству, хотя бы уже потому, что не имею её при себе. Не думаю, чтобы карман одинокого ночного путника служил ей надёжным пристанищем в богемских лесах.
— Где книга? — шепчет император.
Я не даю вывести себя из равновесия.
— Криптограммы книги, Ваше Величество, мы пока что сами не смогли расшифровать полностью…
Император чует обман… Как заставить его поверить в помощь Ангела?! Ясно одно: до поры до времени я не могу дать Рудольфу… взглянуть на манускрипт; он его увидит только тогда… когда мы проникнем в тайну.
— Где книга? — Зловещий вопрос императора вторично прерывает поток моих быстрых, как молнии, мыслей. Угроза уже тлеет во взоре коршуна.
— Ваше Величество, книга в надёжном месте. Открыть замок, за которым она хранится, я могу только вместе с Келли. Один ключ у меня, другой — у него; лишь два ключа могут открыть кованый ларь. Но даже если бы Келли был здесь, всё равно… Ваше Величество, кто мне поручится…
