Винасъ встряхнулъ своей взъерошенной гривой и отвѣчалъ:
— Товарищъ! Вы одинъ уже разъ утаили отъ меня эту бумагу. Въ другой разъ не утаите. Я отдаю вамъ на храненіе шкатулку съ этикеткой, а бумагу буду хранить у себя.
Сайлесъ еще немного помедлилъ, а потомъ вдругъ отпустилъ свой уголокъ и, просіявъ блаженной улыбкой, въ какомъ-то экстазѣ воскликнулъ:
— Что намъ жизнь безъ довѣрчивости! Что намъ ближній безъ чести!.. Возьмите бумагу, товарищъ, — возьмите въ духѣ братскаго довѣрія и любви.
Не переставая моргать своими красными глазками, обоими заразъ, но безъ всякаго проявленія торжества, мистеръ Винасъ сложилъ бумагу, оставшуюся у него въ рукахъ, заперъ ее въ стоявшій за спиной его ящикъ и опустилъ ключъ въ карманъ, послѣ чего любезно сказалъ:
— Не налить ли вамъ чашку чаю, товарищъ?
Мистеръ Веггъ на это отвѣтилъ:
— Пожалуйста, товарищъ, я съ удовольствіемъ выпью.
И чай былъ заваренъ и розлитъ.
Мистеръ Винасъ налилъ чаю на блюдечко, принялся на него дуть и, глядя поверхъ блюдца на своего довѣрчиваго друга, сказалъ:
— Теперь вопросъ: какъ намъ дѣйствовать дальше?
По этому вопросу Сайлесъ Веггъ могъ сказать очень многое. Сайлесъ Веггъ могъ сказать, что, съ разрѣшенія своего друга, брата и товарища, онъ желалъ бы напомнить ему о тѣхъ поучительныхъ анекдотахъ, которые они читали нынче вечеромъ, о томъ, что умъ мистера Боффина, очевидно, проводилъ нынче вечеромъ параллель между гороями этихъ разсказовъ и покойнымъ хозяиномъ павильона съ одной стороны, и между прежнимъ и теперешнимъ положеніемъ павильона — съ другой. Онъ желалъ бы напомнить ему о бутылкѣ и шкатулкѣ, а равно и о томъ, что матеріальное положеніе ихъ обоихъ — какъ самаго мистера Вегга, такъ и его друга и брата, — отнынѣ вполнѣ обезпечено, ибо имъ остается только назначить цѣну документу и получить ее отъ баловня счастья, червя преходящаго тожь, который теперь во всякомъ случаѣ гораздо менѣе баловень счастья и гораздо болѣе червь, чѣмъ онъ воображалъ до сихъ поръ. Мистеръ Веггъ могъ сказать далѣе, что для достиженія этой желанной цѣли, по его мнѣнію, совершенно достаточно одного выразительнаго слова, и слово это — половина, а что за симъ встаетъ одинъ лишь вопросъ: когда потребовать половину? Онъ можетъ, впрочемъ, рекомендовать для этого случая планъ дѣйствій съ одной оговоркой. Планъ заключается въ слѣдующемъ: выжидать терпѣливо, пока не разсортируютъ и не свезутъ всѣхъ мусорныхъ кучъ, причемъ зорко наблюдать за ходомъ работы, которая такимъ образомъ, избавляя ихъ отъ хлопотъ и траты времени на копанье, будетъ сдѣлана чужими руками и на чужой счетъ, что не лишитъ ихъ однако возможности покопаться въ ночное время и самимъ на свой страхъ въ своихъ личныхъ видахъ. Тогда то, но не раньше, чѣмъ будетъ свезена послѣдняя куча, когда они используютъ всѣ, могущіе имъ представиться шансы на успѣхъ ихъ общаго дѣла, — только тогда они обрушатся на баловня… сирѣчь, червя. Но вотъ тутъ-то и слѣдуетъ оговорка, на которую онъ, мистеръ Веггъ, проситъ своего друга, брата и товарища обратить особенное вниманіе. Они не должны допускать, чтобы баловень-червь утаилъ хотя бы минимальную часть достоянія, которое съ этой минуты они въ правѣ почитать своею собственностью. По крайней мѣрѣ онъ, мистеръ Веггъ, съ той минуты, какъ баловень-червь на его глазахъ воровскимъ образомъ скрылся съ бутылкой и неизвѣстнымъ сокровищемъ, заключавшимся въ ней, считаетъ его просто-на-просто грабителемъ и, исходя изъ таковой точки зрѣнія, онъ непремѣнно отнялъ бы у него добычу, если бъ этому разумно не воспрепятствовалъ его другъ, товарищъ и братъ. А посему предлагаемая имъ оговорка заключается въ томъ, что если баловень еще разъ явится въ павильонъ такимъ же мошенническимъ образомъ и если, по внимательномъ наблюденіи, въ его карманахъ будетъ замѣчено что-нибудь подозрительное, то надлежитъ немедленно показать ему висящій надъ нимъ острый мечъ, строго допросить его, что онъ знаетъ о насыпяхъ и объ ихъ содержимомъ, и вообще поступить съ нимъ по всей строгости законовъ, а затѣмъ держать его въ состояніи унизительнаго нравственнаго рабства до тѣхъ поръ, пока не будетъ признано своевременнымъ дозволить ему выкупить свою свободу половиной всего имущества. Если (прибавилъ въ заключеніе мистеръ Веггъ) онъ ошибся, слишкомъ скромно сказавъ: „половину“, то онъ надѣется, что его другъ, товарищъ и братъ не замедлитъ поправить его и упрекнуть за излишнюю слабость. Быть можетъ, было бы цѣлесообразнѣе назначить двѣ трети, быть можетъ, еще справедливѣе было бы сказать: три четверти. Относительно этого пункта онъ, разумѣется, всегда охотно приметъ поправку.
Съ успѣхомъ поддержавъ свое вниманіе къ этой длинной рѣчи тремя блюдечками чаю, которыя онъ послѣдовательно втянулъ въ себя одно за другимъ, мистеръ Винасъ изъявилъ свое одобреніе высказаннымъ взглядамъ. Воодушевленный этимъ, мистеръ Веггъ протянулъ правую руку и объявилъ, что это такая рука, которая никогда еще… На это мистеръ Винасъ, не пускаясь въ пространныя объясненія и не прекращая своего чаепитія, кратко, но учтиво, какъ того требовали приличія, высказалъ свою увѣренность въ томъ, что это дѣйствительно такая рука, которая никогда еще… Онъ удовольствовался однакоже чѣмъ, что посмотрѣлъ на нее, но къ груди своей не прижалъ.
— Товарищъ и братъ! — заговорилъ мистеръ Веггъ, когда было столь счастливо возстановлено взаимное вниманіе. — Мнѣ хотѣлось бы спросить васъ кой о чемъ. Помните вы тотъ вечеръ, когда я заглянулъ сюда впервые и засталъ васъ погруженнымъ всѣмъ вашимъ могучимъ умомъ… погруженнымъ… или лучше сказать — плавающимъ въ чаѣ?
Продолжая потягивать чай, мистеръ Винасъ кивнулъ головой въ знакъ того, что онъ помнить.
— И вотъ вы здѣсь, сэръ, сидите передо мной, какъ будто съ того дня вы не вставали съ мѣста, — продолжалъ мистеръ Веггъ съ глубокомысленнымъ изумленіемъ. — Вы сидите, какъ тогда, и, какъ тогда, пьете чай, точно какой-то волшебный сосудъ, обладающій неограниченной способностью поглощенія этого благовоннаго напитка. Вы здѣсь сидите, сэръ, въ уютномъ вашемъ уголкѣ, какъ воплощеніе домашняго очага, — сидите и однимъ своимъ видомъ одолжаете всю компанію.
Вдали отъ очага безвкусны всѣ земныя блага.
И ты, о братъ, отдашь, я вѣрю, всѣ свои богатства.
Всѣхъ этихъ птичекъ, такъ чудесно набитыхъ (хотя, увы! — онѣ не прилетятъ на твой зовъ), —
Отдашь ихъ всѣхъ за миръ души, что намъ всего дороже,
И за очагъ домашній, мирный и святой.
Будь вашъ очагъ, — добавилъ прозою мистеръ Веггъ, обводя взглядомъ лавку, — будь вашъ очагъ еще замогильнѣе въ смыслѣ обстановки, для васъ онъ всегда будетъ лучшимъ въ мірѣ уголкомъ.
— Вы сказали, что хотите спросить меня кой-о-чемъ, но ни о чемъ не спросили, — замѣтилъ Винасъ безъ всякой тѣни сочувствія этой тирадѣ.
— Состояніе вашего духа, — проговорилъ мистеръ Веггъ соболѣзнующимъ тономъ, — было въ тотъ вечеръ въ весьма плачевномъ видѣ. Каково оно теперь? Улучшилось ли хоть сколько-нибудь?
— Она не желаетъ, — отвѣчалъ мистеръ Винасъ съ комической смѣсью упорнаго раздраженія и тихой печали, — она не желаетъ видѣть себя, не желаетъ, чтобъ и другіе видѣли ее въ этой обстановкѣ. Этимъ все сказано.
— Ахъ, Боже, Боже, вотъ онѣ женщины! — воскликнулъ Веггъ со вздохомъ, наблюдая за нимъ и притворяясь, что онъ, за компанію съ нимъ, смотритъ въ огонь. — Я помню, вы говорили въ тогь вечеръ… мы съ вами сидѣли совершенно такъ, какъ теперь: вы тамъ, а я тутъ… вы говорили въ тотъ вечеръ, когда я васъ засталъ въ такомъ упадкѣ духа, — вы говорили, что тоже интересуетесь тѣмъ дѣломъ. Какое странное совпаденіе!
— Ея отецъ, — проговорилъ Винасъ и остановился, чтобъ отхлебнуть чаю, — ея отецъ былъ замѣшанъ въ томъ дѣлѣ.
— Вы, кажется, не назвали тогда ея имени, сэръ? — сказалъ задумчиво Веггъ. — Да, нѣтъ, вы не назвали ея имени въ тотъ вечеръ.
— Плезантъ Райдергудъ.
— Ахъ, вотъ какъ! Плезантъ Райдергудъ. Въ этомъ имени есть что-то трогательное. Плезантъ. Боже мой! Это имя какъ будто выражаеть, чѣмъ она могла бы быть, если бъ не сдѣлала извѣстнаго намъ непріятнаго замѣчанія, и чѣмъ она не можетъ быть теперь именно потому, что сдѣлала его. Но пролью ли я цѣлительный бальзамъ на вашу рану, мистеръ Винасъ, если спрошу, какъ вы познакомились съ ней?
— Я какъ-то быль у рѣки, — началъ Винасъ, отхлебнувъ еще глотокъ чаю и грустно мигая на огонь. — Я высматривалъ тамъ попугаевъ. — Онъ отхлебнулъ еще глотокъ и замолчалъ.
Желая подстрекнуть его вниманіе, мистеръ Веггъ осторожно сказалъ:
— Едва ли вы могли охотиться на попугаевъ въ нашемъ климатѣ, сэръ?
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! — нетерпѣливо перебилъ его Винасъ. — Я стоялъ на берегу и высматривалъ, не удастся ли мнѣ купить парочку попугаевъ у матросовъ для чучелъ.
