— Должно быть, это здесь, — сказал он, взяв отца под руку столь мягко, что Арчер хотя и вздрогнул, но не отстранился; и они постояли вместе, глядя на дом.
Это было современное здание кремового цвета, без особенных изысков, но со множеством окон и рядами красивых балконов. На одном из верхних балконов, паривших над верхушками каштанов, был все еще опущен навес, как будто солнце продолжало светить в окно.
— Интересно, на каком этаже? — размышляя, сказал Даллас. Он покинул отца на минуту, заглянул к консьержу и вернулся со словами: — На пятом. Наверное, тот балкон, что под навесом.
Арчер оставался неподвижным, глядя наверх, словно их паломничество завершилось.
— Послушай, по-моему, уже почти шесть, — решил напомнить Арчеру сын.
Арчер перевел взгляд на пустую скамейку под деревьями.
— Знаешь, я немножко тут посижу, — сказал он.
— Что, тебе плохо? — забеспокоился сын.
— Нет, нет. Но я прошу тебя, пожалуйста, поднимись без меня.
Даллас, совершенно сбитый с толку, не двигался:
— Папа, послушай. Ты что, не поднимешься вообще?
— Не знаю, — медленно произнес Арчер.
— Ты не боишься, что она обидится?
— Иди, мой мальчик, может быть, я поднимусь попозже.
В наступающих сумерках Даллас смотрел на него долгим взглядом:
— И какого черта я ей скажу?
— Разве ты когда-нибудь лез в карман за словом? — с улыбкой отвечал Арчер.
— Ну хорошо. Я скажу, что ты старомоден и предпочитаешь пешком карабкаться на пятый этаж, чтобы не ехать на лифте.
— Скажи, что я старомоден, — этого будет достаточно.
Даллас снова взглянул на него, потом, недоуменно махнув рукой, вошел в дом.
Арчер сел на скамейку и продолжал смотреть на занавешенный балкон. Он прикинул, сколько времени потребуется сыну, чтоб подняться на лифте на пятый этаж, позвонить в звонок, пройти через прихожую в гостиную. Он представил, как Даллас входит в комнату быстрым решительным шагом и улыбается своей очаровательной молодой улыбкой. Он подумал: интересно, правы ли те, кто говорит, что его мальчик как две капли воды похож на него?
Затем он попытался представить себе людей, собравшихся в гостиной — вряд ли она будет одна в этот час, — и еще попытался представить себе бледную и темноволосую даму, которая привстанет с дивана и протянет Далласу руку с длинными тонкими пальцами, на которых будут сверкать три кольца… Он был уверен, что она сидит в углу дивана на фоне цветущих азалий, невдалеке от горящего камина…
— Эта картина для меня более реальна, чем если бы я поднялся наверх, — внезапно сказал он вслух; и страх, что последняя ее тень потеряет свои очертания, приковал его к месту, а минуты меж тем утекали…
Уже совсем сгустились сумерки, а он все продолжал сидеть на скамейке. Глаза его были прикованы к балкону. Наконец в окне зажегся свет; через мгновение на балкон вышел слуга, убрал навес и захлопнул ставни.
И в ту же минуту, словно это был сигнал, которого он ждал, Ньюланд Арчер медленно поднялся и в одиночестве побрел обратно в гостиницу.
Когда сплетни устаревают, они становятся мифами.
Станислав Ежи Лец
Каждый год Голливуд замирает в ожидании этого события. Каждый год местную атмосферу, и без того напряженную, раскаляют сплетни и скандалы — царящий здесь дух соперничества в это время никто не рискнет назвать здоровым. И так — 73 года. Именно столько насчитывает церемония вручения самой знаменитой из кинематографических премий. 1929 год, банкетный зал гостиницы «Рузвельт», — и 2002 год, противоположная сторона улицы, «Театр Кодак». Между этими двумя датами — вся история надежд, побед и разочарований многих сотен претендентов.
Это сладкое слово «Оскар»… Для человека кино — синоним успеха, славы, признания. Сейчас уже никто не сможет объяснить, отчего именно награда Киноакадемии США приобрела такое значение: ведь есть французский Сезар, Каннский, Венецианский и Берлинский кинофестивали… Что до престижнейшего «Золотого глобуса», то эта награда, учрежденная голливудской Ассоциацией иностранной прессы, больше напоминает генеральную репетицию — ведь победитель чаще всего получает и «Оскара». Впрочем, на каждое правило есть свое исключение.
В 1993 году Сарра Production/Columbia TrlStar выпустили фильм «Эпоха невинности», собравший в американском прокате 32 миллиона долларов.
Нередко пресса заранее предрекают громкую славу еще не созданному шедевру. Так было и с «Эпохой невинности». Шутка ли — экранизация знаменитого романа Эдит Уортон, в свое время получившего Пулитцеровскую премию (первый случай, когда ее удостоилась женщина), предпринятая не кем-нибудь, а самым провокационным американским режиссером Мартином Скорсезе. В ролях — звезды первой величины: Мишель Пфайффер, Вайнона Райдер, Дэниел Дей-Льюис. Бюджет — 30 миллионов долларов. Похоже было, что на этот раз Скорсезе всерьез вознамерился завоевать долгожданного «Оскара» — смешно сказать, но прославленный мэтр до сих пор был обойден вниманием Киноакадемии. Ни одного «Оскара»! Новой картине критики сулили настоящий дождь золотых (вернее, позолоченных) статуэток.
Судьба вновь посмеялась над гением. В тот же год номинировался «Список Шиндлера». Слишком сильный противник: злые языки поговаривали, что вездесущий Стивен Спилберг сделал все, чтобы расчистить дорогу своему детищу. В итоге «Эпоха невинности» получила всего пять номинаций: «Лучшая женская роль второго плана» (но Вайнону Райдер обошла Анна Пэкуин, сыгравшая в «Пианино»); «Лучшая адаптация» (номинировались сам Скорсезе и Джей Кокс, но победил Стив Зейллян, работавший над «Списком Шиндлера»); «Лучший художник-постановщик»; «Лучший композитор» (и здесь «Оскар» не достался Данте Ферретти и Элмеру Бернстайну, академики отдали предпочтение фильму Спилберга). И только художник по костюмам, Габриэлла Пескуччи, была удостоена самой знаменитой кинопремии. И вполне заслуженно!
«Эпоха невинности» относится к так называемым костюмным драмам, поэтому Скорсезе, взяв пример с Лукино Висконти, привлек к работе над фильмом только лучших из лучших. Габриэлла Пескуччи, например, участвовала в создании таких лент, как «Репетиция оркестра» (1979), «Город женщин» (1979), «Однажды в Америке» (1984), «Имя розы» (1986), «Приключения барона Мюнхгаузена» (номинация на «Оскар» 1990 года). Кстати, героиня Мишель Пфайффер блистала в одежде и аксессуарах легендарного дома «Fendi», специально воссоздавшего исторические костюмы. Уроки великосветских манер актеры брали у лучших в Америке специалистов по этикету. Огромное внимание в фильме уделено деталям — зритель может насладиться видом изысканных яств, подивиться машинке для обрезания сигар, внимательно рассмотреть устройство кареты. Критики восхищались искусством оператора Михаэля Бальхауса, ранее сотрудничавшего с известным немецким режиссером Райнером Вернером Фассбиндером. Впечатляют неожиданные ракурсы, но особенно эффектно выделение важной мизансцены при помощи света, как это делают в театральных постановках.
Фильм на первый взгляд совершенно нетипичен для режиссера, прославившегося такими лентами, как «Злые улицы», «Таксист», «Крутые парни». И вдруг — масштабное историческое полотно о жизни американского бомонда позапрошлого века… От гангстерских разборок — к подчас не менее жестоким светским играм? Все становится на свои места, если осознать, что главным героем опять оказывается столь любимый режиссером Нью-Йорк. Но сейчас в центре внимания молодой Нью-Йорк, еще не центр прогресса, но уже претендующий на лидерство, уже противопоставляющей себя Старому Свету. Прекрасный, но в то же время страшный город, бездушно перемалывающий отдельные человеческие жизни. Что для него великодушные, способные пожертвовать своим счастьем ради долга, несчастливые, но такие сильные Ньюланд и Эллен? Две песчинки, унесенные потоком времени. История их отношений — это история обреченной любви. Обреченной с самого начала — герои ясно понимают, что у их чувств нет будущего. Да, они могли бы пойти наперекор общественному мнению, но сознательно отказываются от борьбы. И это — не слабость, а высшее проявление силы. Понятна ли сегодняшним зрителям их нравственная чистота? Опросы свидетельствуют, что да; хотя это сродни ностальгии — по безгрешным временам, давно ушедшей эпохе невинности.
Только настоящий художник может заставить два с лишним часа с неослабевающим вниманием следить за развитием человеческих отношений — и только. Но на то он и мастер. Мартин Скорсезе родился 17 ноября 1942 года в семье сицилийского иммигранта. Сегодня его называют одним из самых интеллектуальных режиссеров своего времени (эта репутация даже вышла ему боком — каждый новый фильм Скорсезе становится событием для знатоков, но внимание широкой аудитории, увы, несравнимо с бурным интересом критиков). Он, Френсис Форд Коппола и Стивен Спилберг считаются идеологами течения «новый Голливуд» — эти режиссеры стремятся сочетать в своих фильмах развлекательность и постановку серьезных этико-философских вопросов.