Роза Дартль смотрела на нее бесчувственно, как бронзовая статуя. Я видел, что губы ее были плотно сжаты, словно она сознавала, как необходимо ей сдерживаться, чтобы не ударитъ ногой красавицу-девушку, распростертую перед нею.
— А какое тщеславие у этих земляных червей! — воскликнула Роза Дартль, поборов бушевавшую в ее груди бурю на столько, что могла начать говорить. — Скажите! «Ее» дом! Да неужели вы думаете, что я имела в виду «ваш» дом или допускала, что вы могли нанести такой урон своему жалкому дому, которого нельзя было бы с лихвой вознаградить деньгами? Ваш дом! Да вы в нем были такой же продажной вещью, как и все другие, какие продают и покупают ваши родичи!
— О, только но это! — закричала Эмилия. — Обо мне говорите все, что вам угодно, но не марайте моим позором больше, чем я уже сама это сделала, тех людей, которые так же честны, как и вы! Если в душе у вас нет жалости ко мне, то прошу вас хотя бы из чувства собственного достоинства относиться к этим людям с уважением.
— Я говорю, — продолжала Роза Дартль, не удостаивая ответы несчастную Эмилию и отдергивая от нее свое платье, словно боясь оскверниться, — я говорю о «его» доме — доме, где я живу. Так вот она! — с презрительным смехом проговорила Роза, указывая пальцем на лежащую у ее ног Эмилию. — Вот она, эта достойная причина разлада между матерью — знатной дамой — и ее благородным сыном! И ей, которую не взяли бы в этот дом кухонной девкой, ей удалось внести туда столько горя, раздражения и упреков! Подумать только, что мог сделать этот кусок грязи, подобран ный где-то на морском берегу, чтобы с ним час другой позабавиться, a затем отшвырнуть его на прежнее место!
— Нет, нет! — закричала Эмилия, сжимая в отчаянии руки, — Когда я впервые встретила его на своем пути… о, если бы этот день никогда не наставал для меня! о, если бы увидел он меня уж только в гробу!.. я была так же целомудренна, как вы или какая-нибудь леди из знатной семьи. Я была невестой лучшего из людей… Вы сказали, что живете в его доме и, значит, знаете его, тогда, вероятно, вам известно, какое влияние он мог иметь на слабохарактерную, пустую девочку. Я не оправдываю своих поступков, нет, но я знаю, да и он это знает или, во всяком случае, узнает, когда настанет его смертный час и в нем заговорит совесть, что он не остановился ни перед чем, чтобы соблазнить меня. А я беззаветно верила ему и любила его.
Роза Дартль вскочила со стула и, отступив назад, замахнулась на Эмилию с таким искаженным злобой и бешенством лицом, что я едва не бросился между ними. Удар пришелся мимо… Теперь, когда она стояла, задыхаясь, дрожа от бешенства, и смотрела на свою жертву со всей ненавистью, на какую только была способна, я невольно подумал, что мне никогда не случалось и, наверное, никогда не случится видеть что-либо подобное.
— «Вы» его любили?! «Вы»?! — закричала Роза, сжимая в кулак руку за неимением хлыста, которым хотела бы стегнуть ненавистную женщину.
Тут я перестал видеть Эмилию. Я также не слышал, чтобы она ответила что-либо Розе.
— И «мне» говорите вы это своими бесстыдными губами! — бросила она. — Почему не секут подобных тварей? С каким бы наслаждением приказала я засечь досмерти эту девку!
Я нисколько не сомневался в том, что сна способна была это сделать. Ее глаза горели такой ненавистью, что, пожалуй, она сама стала бы пытать бедняжку.
Ее злобный взгляд мало-помалу сменился насмешливым. и она снова заговорила, хохоча и указывая на Эмилию рукой, словно на существо самое презренное перед богом и людьми:
— «Она» способна любить! Эта падаль! Да еще уверять, что он добивался ее! Ха-ха-ха!.. Ну и умеют же врать эти продажные твари!
Ее насмешки были еще хуже ее ярости.
— Как я уже говорила вам, чистейший источник любви, — продолжала Роза, — пришла я сюда, чтобы посмотреть, что представляет собой такая тварь, как вы. Теперь мое любопытство удовлетворено. Кроме того, я хотела сказать вам, чтобы вы как можно скорее возвращались в свой родной дом, к тем чудным людям, которые не могут дождаться вас. Не сомневаюсь, что ваши деньги принесут им утешение. А когда эти деньги будут истрачены, так вы снова сможете «и верить и любить»! Я думала найти в вас сломанную игрушку, отжившую свой век, мишуру, утратившую мимолетный блеск, а нашла чистое золото, настоящую даму, нашла угнетенную невинность с непорочным сердцем, полным любви и верности… ведь вы же таковы, судя по вашим словам? И я хочу еще коечто сказать вам, мой чистый ангел! Выслушайте меня внимательно, ибо то, что я говорю, я сделаю.
Тут ею снова овладело бешенство, но она моментально подавила его и с улыбкой продолжала:
— Спрячьтесь где-либо, если не у себя дома, то в каком-нибудь укромном местечке, или даже совсем уйдите из жизни. Вообще я удивляюсь, почему, если ваше любящее сердечко само не разбилось, вы до сих пор не помогли ему в этом? Я не раз слыхала о таких способах. Мне кажется, найти их не так трудно.
Ее прервал глухой плач Эмилии. Роза замолчала и стала прислушиваться к нему, как к чудесной музыке.
— Я, быть может, странное существо, — снова заговорила Роза Дартль, — но я не могу дышать воздухом, которым вы дышите! Он вреден для меня. И вот почему я хочу освежить его, хочу очистить его от вас! Если завтра вы будете еще здесь, то всему дому станет известна и ваша история и то, что вы собой представляете. Я слыхала, что здесь живут порядочные женщины, и очень жаль, если среди них будет скрываться такое «светлое» существо, как вы. Если, уйдя отсюда, вы вздумаете устроиться в Лондоне в какой-нибудь иной роли, кроме своей собственной, — продажной женщины (этим ремеслом я предоставляю вам заниматься), — то знайте, что всюду, где бы вы ни поселились, я окажу вам ту же услугу: всё о вас будет известно.
«Да неужели же он никогда не придет? — с ужасом думал я. — Сколько же времени еще мне придется выносить это? Долго ли буду я в силах держать себя в руках?»
— О боже мой, что же мне делать? — воскликнула злосчастная Эмилия таким тоном, который, мне кажется, мог растрогать самое бесчувственное сердце.
Но Роза Дартль все так же злорадно улыбалась.
— Что вам делать? — повторила Роза Дартль. — Жить былым счастьем. Посвятить свою жизнь воспоминаниям о любви Джемса Стирфорта, дошедшей до того, что он хотел выдать вас замуж за своего лакея, не так ли? Можно также наполнить свою жизнь благородным чувством к этому достойному человеку, который соглашается получить вас из рук своего барина. Если же ваша жизнь не может быть заполнена всеми этими радостными воспоминаниями и сознанием ваших добродетелей, так возвысивших вас в глазах всех, кто не утратил еще человеческого облика, то выходите замуж за этого хорошего человека и будьте счастливы его снисходительностью. А если вам и это не улыбнется, то умрите! Мало ли есть на свете глубоких помойных ям! Утопитесь в одной из них — и вы вознесетесь на небеса!
Тут я услышал на лестнице отдаленные шаги. Я тотчас же узнал их. Слава богу! Наконец-то он!
— Но не забывайте, — сурово и медленно прибавила Роза Дартль, исчезая из моего поля зрения и открывая другую дверь, — не забывайте, что я решила, в силу имеющихся у меня причин, а также из-за ненависти, которую питаю к вам, беспощадно преследовать вас, пока вы не уберетесь подальше или не скинете своей маски. Вот то, что я хотела вам сказать. А то, что я говорю, — я делаю!
Шаги поднимающегося по лестнице человека все приближались и приближались. Человек прошел мимо спускавшейся Розы Дартль и ринулся в комнату.
— Дядя! — вырвалось у Эмилии, и затем раздался страшный крик…
Переждав минуту, я заглянул в комнату и увидел, что мистер Пиготти держит в объятиях свою племянницу: она была без чувств. Несколько секунд смотрел он ей в лицо, потом нагнулся и поцеловал его с невыразимой нежностью, а затем прикрыл платком.
— Мистер Дэви, — сказал он тихим, дрожащим голосом, — благодарю всевышнего! Моя мечта сбылась! Всем сердцем благодарю господа, что он привел меня к моей любимой девочке.
С этими словами он взял ее, все еще бесчувственную, на руку, повернул прикрытое личико к своей груди и стал с ней спускаться по лестнице…
Глава XXII
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ЕЩЕ БОЛЕЕ ДЛИННОМУ ПУТЕШЕСТВИЮ
На следующий день рано утром, когда я прогуливался в нашем саду с бабушкой (ухаживая за моей дорогой Дорой, она почти никуда больше не выходила), мне сказали, что пришел мистер Пиготти и хочет говорить со мной. Я тотчас же направился к калитке и встретился с моим старым другом в саду. Он, как всегда при виде бабушки, еще издали, из глубокого уважения к ней, снял шляпу. Я уже рассказал бабушке обо всем, что случилось накануне. Не говоря на слова, она с самым приветливым видом подошла к мистеру Пиготти, пожала ему руку и потрепала по плечу. Сделано это было так выразительно, что слова тут уже были излишни, и старик прекрасно ее понял.
