– Красиво здесь.
– Чересчур красиво. Боюсь, ловушка поблизости скрыта какая-нибудь.
Сквозь деревья виднелось маленькое белое ранчо Андерсона, частокол ограды, алые герани двора.
– Ни души, – заметил Джим.
– Спокойно, спокойно.
Выйдя к опушке, Мак вновь остановился и в последний раз медленно обвел глазами луговину. На месте амбара на земле был черный квадрат, все еще курившийся едким дымом и запахом гари. Белая пристройка водокачки одиноко торчала над пепелищем.
– Вроде ничего опасного, – сказал Мак. – Давай с заду войдем.
Он попытался открыть калитку бесшумно, но задвижка щелкнула, а петли заскрипели. По короткой дорожке они прошли к крыльцу, заросшему пожелтевшим диким виноградом. Мак постучал в дверь.
Из дома раздалось:
– Кто там?
– Это ты, Эл?
– Угу.
– Ты один?
– Угу. А кто это?
– Это Мак!
– О, заходи, Мак! Дверь не заперта.
Они вошли в кухню. Эл лежал на узкой кровати у стены. Казалось, что за несколько дней он осунулся, похудел. Кожа щек обвисла.
– Привет, Мак. Я уж думал, никто ко мне не придет. Старик ушел с утра.
– Мы хотели и раньше прийти, Эл.
– А когда один остаешься – совсем невмоготу. Кто сжег амбар, Мак?
– «Бдительные». Нам чертовски жаль, Эл. Мы поставили охрану, но те оказались хитрее.
– Старик бушевал всю ночь, Мак. Бубнил, ругался. Раза четыре в час мне взбучку устраивал. И так всю ночь – никак успокоиться не мог.
– Нам ужасно жаль!
Эл выпростал руку из-под одеяла и поскреб щеку.
– Я все еще с вами, Мак. Но старик собрался жаловаться на вас. Утром пошел просить шерифа выгнать вас отсюда. Утверждает, что вы вторглись в частное владение и надо вас прогнать с его земли. Говорит, наказан за то, что слушал таких, как вы. Что я могу отправляться к чертям собачьим, если буду продолжать якшаться с вами. Злой, как шершень!
– Я боялся, что этим кончится, Эл. Слушай, мы знаем, что ты с нами, ясно? Но злить старика больше, чем он злится сейчас, не стоит. Можно попробовать немного исправить ситуацию. Притворись, что перешел на его сторону. Мы это поймем, Эл. И поддерживать с нами связь ты сможешь. Мне страшно жаль твоего старика.
Эл глубоко вздохнул.
– Я боялся, ты подумаешь, будто я вас предал. А если ты знаешь, что это не так, я скажу отцу, что послал вас к черту.
– Вот это правильно, Эл. А мы создадим тебе рекламу в городе. Ой, слушай, Эл! К тебе вчера вечером док не заглядывал?
– Нет. А что такое?
– Он пошел к тебе незадолго до пожара и до сих пор не вернулся.
– Боже мой! Что могло случиться с ним, как ты думаешь?
– Боюсь, что схватили беднягу.
– Обложили они вас крепко, правда?
– Правда. Но и наши ребята сегодня утром крепко им вдарили. Хотя если твой старик нас сдаст, завтра нас положат на лопатки.
– Значит, все пропало, да, Мак?
– Это ничего не значит. То, ради чего мы приехали, мы сделали. Борьба продолжается, Эл. Так что прояви миролюбие и притворись, что не допустишь больше никогда рядом с собой никаких пожаров. – Мак прислушался. – Идет кто-то?
Он бросился через кухню к передней двери и выглянул в окно.
– Это мой старик. Узнаю его шаги, – сказал Эл.
Мак вернулся.
– Я хотел проверить, не привел ли он с собой кого. Нет, он один. Можно бы улизнуть, конечно. Но хочется мне попросить у него прощения.
– Лучше не надо, – посоветовал Эл. – И слушать ничего не станет. Он вас теперь ненавидит.
На крыльце послышались шаги, дверь распахнулась. В проеме стоял Андерсон – удивленный и сердитый.
– Черт возьми! – выкрикнул он. – Убирайтесь отсюда, сволочи! Я ходил сдать вас! Шериф вышвырнет вас с моей земли, чтоб и духу вашего здесь не было!
Его грудь вздымалась от ярости.
– Мы только хотели выразить вам соболезнование. Мы не поджигали амбар. Это парни из города сделали.
– Плевать мне, кто это сделал! Амбар сгорел, весь урожай сгорел! Что вам, бродягам, до всего этого! Пропало теперь мое ранчо! – Глаза его наполнились слезами ярости. – У вас же никогда за душой ничего не было! Вы не сажали деревьев, не растили их, не трогали их руками. Вы же понятия не имеете о том, что такое собственность! Вы никогда не выходили в сад, не гладили стволы ваших собственных яблонь! Что вы в этом понимаете!
– Нам не дали возможности чем-то владеть, – сказал Мак. – А мы бы хотели иметь такую возможность, хотели бы растить деревья.
Андерсон пропустил его слова мимо ушей.
– Наслушался я ваших обещаний! А гляди, что вышло! Весь урожай пропал. В газете это будет.
– А как там пойнтеры? – спросил Мак.
Медленными движениями Андерсон подбоченился. Глаза его зажглись холодной беспощадной ненавистью. Очень медленно, тихо он проговорил:
– Псарня примыкала к стене амбара.
Мак повернулся к Элу и кивнул ему. Секунду Эл глядел на него вопросительно, а потом сердито бросил:
– Отец прав. Убирайтесь-ка отсюда, и чтоб я никогда вас больше здесь не видел!
Андерсон ринулся к кровати, встал напротив.
– Пристрелить бы вас сейчас, – сказал он, – но вместо меня это сделает шериф, и очень скоро.
Мак тронул Джима за руку, и они вышли, закрыв за собой дверь. До калитки дошли не останавливаясь. Мак припустил так быстро, что Джиму, чтобы не отстать, приходилось делать шаги пошире.
Солнце уже садилось, и в междурядьях пролегли тени деревьев, ветер шевелил ветки, и казалось, что и деревья, и земля нервно подрагивают.
– Трудно складывать общую картину из разрозненных впечатлений, – заметил Мак. – Видишь, какого-то парня ранили, фермера, вроде Андерсона, разорили, или глядишь, как коп давит еврейскую девушку, и думаешь: какого черта, какой во всем этом смысл? А потом вспоминаешь о миллионах голодающих – и все опять становится на свои места и делается просто и ясно. А уже одно это кое-чего стоит. И все же приходится постоянно прыгать, сопоставляя картины. Думал ты когда-нибудь об этом, Джим?
– Не сказать, чтобы думал. Не так давно я видел, как умирала мать, кажется, годы и годы прошли с тех пор, хотя было это не так уж давно. Она так мучилась, что даже не захотела видеть священника. Думаю, в ту ночь во мне словно выгорело что-то. Мне жалко Андерсона, а потом думаешь: какого черта! Тут жизнь отдаешь, а он с амбаром расстаться не может!
– Ну, знаешь… для многих из этих парней собственность важнее жизни.
– Сбавь скорость, Мак, – попросил Джим. – Куда ты торопишься? Мне тяжело так идти.
Мак слегка замедлил шаг.
– Я так и думал, что он жаловаться в город ходил, и хочу вернуться, прежде чем начнется заварушка. Не знаю, как поступит шериф, но, думаю, он будет рад нас расколоть.
Они молча шли по мягкой темной земле в дрожащей тени деревьев.
Выйдя на открытое место, оба замедлили шаг.
– Но пока что, во всяком случае, ничего не произошло, – заметил Мак.
От печек медленно поднимался дымок. Джим спросил:
– Где сейчас ребята, как ты думаешь?
– Наверно, отсыпаются с похмелья. Нам тоже неплохо бы поспать. Ночью, может, и не придется.
Их встретил Лондон.
– Все в порядке? – осведомился Мак.
– Все как всегда.
– Что ж, я оказался прав. Андерсон ходил в город просить шерифа выкурить нас отсюда?
– Ну и?
– Пока повременим. Не говори ничего ребятам.
– Может, в этом ты и оказался прав, – сказал Лондон, – но вот в том, что ребятам будет что жрать, ты ошибся. Вычищено все до последнего. Даже капельки фасоли не осталось. Я для вас пару котелков сберег, в моей палатке стоят.
– Может, и не придется нам больше трапезничать.
– В каком смысле?
– Может, к завтрашнему дню нас здесь уже не будет.
В палатке Лондон указал на ящик, на котором стояли два полных котелка.
– Думаешь, шериф попробует прогнать нас?
– Ясное дело! Он такого случая не упустит.
– Так что, он стрелять будет? Как ты думаешь? Или просто предупредит ребят?
– Откуда мне знать, – ответил Мак. – А где все?
