Все время, пока шла медленная процедура свозки мусора, Сайлесъ слѣдилъ за работой алчными глазами. Но глаза не менѣе алчные слѣдили за наростаніемъ этихъ самыхъ кучъ въ давно минувшіе годы и тщательно просѣяли весь мусоръ, изъ котораго онѣ состояли. Цѣнныхъ вещей тамъ не оказалось. Да и откуда могли онѣ взяться, когда старый скряга, тюремщикъ Г'армоновой тюрьмы, давно перечеканилъ въ деньги каждую, попадавшуюся тамъ тряпку, каждый черепокъ?
Хоть и обманутый въ своихъ ожиданіяхъ такимъ ничтожнымъ результатомъ раскопокъ, мистеръ Веггъ былъ такъ занятъ наблюденіемъ за работой, что не особенно ворчалъ. Оно, пожалуй, и все бы ничего, но донималъ мистера Вегга приказчикъ отъ подрядчика, скупившаго мусоръ, и въ концѣ концовъ извелъ его до того, что отъ него остались кожи да кости. Приставленный присматривать за свозкой, этотъ холуй заявилъ о правѣ своего хозяина производить работу и днемъ, и ночью, и хоть при свѣтѣ факеловъ, и когда имъ угодно, и вогналъ бы Сайлеса въ могилу, протянись работа дольше. Самъ онъ, должно быть, не нуждался во снѣ, ибо являлся съ своей разбитой, перевязанной головой, въ какой-то фантастической шляпѣ и въ плисовыхъ штанахъ въ самые неурочные, самые непоказанные часы, точно злой духъ. Измученный за долгій день работы своею караульною службою подъ снѣгомъ и дождемъ, Сайлесъ только успѣетъ взобраться на свою постель и начнетъ засыпать, какъ вдругъ страшнѣйшій грохотъ у него подъ подушкой и тряска возвѣщаютъ ему о приближеніи обоза телѣгь, конвоируемаго этимъ неугомоннымъ дьяволомъ, и опять подымаютъ его на работу. Случалось, что стукъ колесъ будилъ его отъ крѣпчайшаго сна, а бывало и такъ, что его держали на караулѣ по сорока-восьми часовъ кряду. И чѣмъ настоятельнѣе упрашивалъ мистера Вегга его мучитель не безпокоиться выходить изъ дому, тѣмъ подозрительнѣе становился хитрый Веггъ, воображая, что, стало быть, открыты слѣды чего-нибудь, запрятаннаго въ мусорныя кучи, и что его хотятъ провести. Такимъ образомъ, онъ почти не зналъ сна и велъ такую жизнь, точно побился о закладъ отслужить службу десяти тысячъ сторожевыхъ собакъ въ теченіе десяти тысячъ часовъ. Подъ конецъ онъ до того исхудалъ, что его деревяшка казалась непропорціонально толстой и имѣла цвѣтущій видъ въ сравненіи съ его остальнымъ отощавшимъ тѣломъ.
Какъ бы то ни было, ему служило утѣшеніемъ то, что теперь всѣ его непріятности кончились, и онъ уже безотлагательно вступитъ во владѣніе своею собственностью. Уже недолго осталось ждать той желанной минуты, когда онъ прищемить хвостъ Боффину. До сихъ поръ мистеръ Веггъ, сравнительно, мало безпокоилъ своего мусорнаго пріятеля, ибо дружескому его плану — ходить къ тому почаще обѣдать, мѣшали происки безсоннаго приказчика. Онъ даже былъ вынужденъ отрядить мистера Винаса для присмотра за ихъ общимъ другомъ, пока самъ изводился на своей собачьей службѣ въ Павильонѣ.
Когда мусорныя кучи были, наконецъ, свезены до послѣдней соринки, мистеръ Веггъ отправился въ музей мистера Винаса. Дѣло было вечеромъ, и потому онъ засталъ этого джентльмена, какъ и ожидалъ, сидящимъ у огня, но не нашелъ его, какъ ожидалъ, парящимъ своимъ могучимъ умомъ въ чашкѣ чаю. Мистеру Веггу это, видимо, не понравилось.
— Ого, да вы тутъ преуютно расположились у огонька, — сказалъ онъ, останавливаясь на порогѣ и нюхая воздухъ.
— Да, я себя чувствую очень уютно, — отвѣчалъ Винасъ.
— А вы никогда не употребляете лимона въ вашемъ дѣлѣ? — спросилъ Веггъ и снова втянулъ въ себя воздухъ.
— Нѣтъ, мистеръ Веггъ, — сказалъ Винасъ. — А если и употребляю иногда, такъ больше когда стряпаю извозчичій пуншъ.
— А что такое извозчичій пуншъ? — спросилъ Веггъ, приходя въ еще худшее расположеніе духа.
— Рецептъ его разсказать очень трудно, сэръ, — отвѣчалъ Винасъ, — потому видите ли, что какъ бы аккуратно вы ни отмѣривали матеріалы, все-таки многое будетъ зависѣть отъ вашихъ личныхъ дарованій. Въ это дѣло надо вкладывать чувство. Впрочемъ, фундаментъ всему одинъ.
— Въ голландской бутылкѣ? — угрюмо проворчалъ Веггъ, садясь.
— Хорошо сказано, мистеръ Веггъ, очень хорошо! — подхватилъ Винасъ. — Не желаете ли отвѣдать?
— Желаю ли? — еще ворчливѣе переспросилъ Веггъ. — Конечно, желаю! Желаетъ ли выпить человѣкъ, изъ котораго вымоталъ всѣ пять чувствъ неотвязный приказчикъ съ прошибленной головой? Странный вопросъ! Желаетъ ли? Какъ тутъ не желать!
— Не поддавайтесь такъ унынію, мистеръ Вепъ. Вы, сверхъ вашего обыкновенія, что-то сильно не въ духѣ.
— Ну, коли на то пошло, такъ вы, сверхъ вашего обыкновенія, что-то очень ужъ въ духѣ,- прорычалъ Веггъ. — Вы, пожалуй, и за весельчака теперь сойдете.
Это обстоятельство, повидимому, жестоко оскорбляло мистера Вегга въ его угнетенномъ душевномъ состояніи.
— Да вы и волосы себѣ остригли! — сказалъ вдругъ Веггъ, замѣтивъ, что Винасъ, говоря, не встряхнулъ своею запыленной гривой.
— Остригъ, мистеръ Веггъ. Но пусть это не портитъ вашего настроенія.
— И будь я проклятъ, если вы не начинаете толстѣть! — прибавилъ мистеръ Веггъ съ возрастающимъ неудовольствіемъ. — Что же вы затѣете послѣ этого, желалъ бы я знать?
— Какъ вамъ сказать, мистеръ Веггъ? — отвѣчалъ Винасъ, улыбаясь самой жизнерадостной улыбкой. — Едва ли вы отгадаете, что я затѣю постѣ этого.
— Я и не собираюсь отгадывать, — огрызнулся Веггъ. — Я хотѣлъ только сказать: счастье ваше, что общій нашъ трудъ былъ распредѣленъ такъ выгодно для васъ. Счастье ваше, что вамъ досталась въ немъ самая легкая доля, — не то, что мнѣ. Вашего сна, небось, не нарушали?
— Ни чуточки не нарушали, сэръ, — сказалъ Винасъ. — Я отъ роду такъ сладко не спалъ, благодарю васъ.
— Вотъ то-то! — буркнулъ Веггъ. — А посидѣли бы вы въ моей шкурѣ, такъ не то бы запѣли. Если бы васъ сдергивали съ постели, отрывали отъ сна, отъ ѣды, сводили бы съ ума нѣсколько мѣсяцевъ безъ передышки, такъ, небось, и вы бы похудѣли и были бы не въ духѣ.
— А, вѣдь, и впрямь васъ подтянуло-таки, мистеръ Веггъ- сказалъ Винасъ, созерцая его фигуру артистическимъ глазомъ. — Здорово подтянуло! Покровы на вашихъ костяхь до того сморщились и пожелтѣли, что можно подумать, вы не ко мнѣ въ гости пожаловали, а вонь къ тому французскому джентльмену, что стоитъ въ углу.
Мистеръ Веггъ, совершенно разобиженный, взглянулъ въ тотъ уголъ, гдѣ стоялъ французскій джентльменъ, и, должно быть, замѣтилъ тамъ что-то новое, потому что сейчасъ же посмотрѣлъ въ противоположный уголъ, потомъ надѣлъ очки и принялся заглядывать во всѣ щели, и закоулки полутемной лавчонки.
— Что это? Да у васъ тутъ, никакъ, все повычищено? — сказалъ онъ, наконецъ.
— Да, мистеръ Веггъ. Рукою обожаемой женщины.
— Стало быть вы затѣяли, какъ надо думать, жениться?
— Именно, сэръ.
Сайлесъ снялъ очки, находя жизнерадостную физіономію своего друга и компаньона слишкомъ отвратительной для того, чтобы стоило созерцать ее въ увеличенномъ видѣ, и спросилъ:
— На старой?
— Мистеръ Веггъ! — обратился къ нему Винасъ съ внезапно вспыхнувшимъ гнѣвомъ. — Особа, о которой идетъ рѣчь, совсѣмъ не стара.
— Я хотѣлъ сказать — на той, что прежде не соглашалась, — терпко пояснилъ Веггъ.
— Мистеръ Веггъ, въ дѣлахъ столь деликатнаго свойства слѣдуетъ выражаться яснѣе, и я позволю себѣ побезпокоить насъ просьбой… просьбой… вотъ именно — выражаться яснѣе, — сказалъ мистеръ Винась. — Есть струны, на которыхъ нельзя играть. Да, сэръ! На нѣкоторыхъ струнахъ можно играть только съ благоговѣніемъ — только въ тонъ, такъ сказать. И изъ такихъ-то мелодическихъ струнъ соткана миссъ Плезантъ Райдергудъ.
— Такъ это она — та особа, что прежде не соглашалась? — спросилъ Веггъ.
— Сэръ! — отвѣчалъ Винасъ съ достоинствомъ. — Я принимаю измѣненное выраженіе. Да, это та самая особа, что прежде не соглашалась.
— Когда же васъ окрутятъ съ ней? — спросилъ Веггъ.
— Мистеръ Веггъ! — проговорилъ Винась съ новой вспышкой гнѣва. — Я не могу вамъ позволить говорить объ этомъ предметѣ такимъ вульгарнымъ языкомъ. Я долженъ сдержанно, но твердо попросить васъ, сэръ, сдѣлать поправку въ вашемъ вопросѣ.
— Когда эта особа отдастъ свою руку тому, кому отдала уже сердце? — неохотно поправился мистеръ Веггъ, сдерживая свою досаду во вниманіе къ ихъ общему дружескому предпріятію и общему капиталу.
— Сэръ! — отвѣчалъ Винась. — Я опять-таки принимаю измѣненное выраженіе, и принимаю съ удовольствіемъ. Эта особа отдастъ свою руку тому, кому отдала уже сердце, — въ понедѣльникъ.
— Стало быть причины, по которымъ она не соглашалась прежде, теперь устранены? — спросилъ Сайлесъ.
— Мистеръ Веггъ! — началъ торжественно Винасъ. — Такъ какъ я вамъ уже объяснялъ одинъ или нѣсколько разъ — я не помню…
— Нѣсколько разъ, — сказалъ Веггъ.
