– Какой смысл? – сказал он безнадежно. – Я обречен заранее. Приговор был известен до начала суда.
– Одну минуту, пожалуйста. – Резкий голос Фроны остановил уходившего свидетеля. – Вы лично не знаете, кто совершил убийство?
Скандинав тупо уставился на нее, словно выжидая, пока ее вопрос проникнет в его сознание.
– Вы не видели, кто совершил убийство? – еще раз спросила она.
– О, да. Этот парень. – Он снова указал пальцем в том же направлении. – Женщина сказала, что он убийца.
Все кругом улыбнулись.
– Но вы этого не видели?
– Я слышал выстрелы.
– Но вы не видели, кто стрелял?
– А! Нет, но она сказала…
– Довольно, благодарю вас, – любезно сказала Фрона, и свидетель удалился.
Обвинитель посмотрел свои заметки.
– Пьер Ла-Флитч! – провозгласил он.
Стройный смуглый человек с тонкой, гибкой фигурой вышел на свободное место перед столом. Это был красивый брюнет с быстрыми, выразительными глазами, которые на минуту остановились на Фроне, полные открытого и неподдельного восхищения. Она улыбнулась и слегка кивнула головой, потому что он ей понравился с первого взгляда и показался давно знакомым. Он тоже улыбнулся ей, и его гладкая верхняя губа приподнялась, обнажив ряд великолепных зубов безупречной белизны.
В ответ на стереотипные вопросы он сообщил, что носит имя отца, потомка канадских французов-охотников. Его мать – он пожал плечами и сверкнул зубами – была метиской. Он родился где-то в Баррен-Граундзе, во время охоты; он не знает точно где. Его считают старожилом. Он прибыл в страну во времена Джека Макквестчена, через Скалистые горы с Большого Невольничьего озера.
Когда ему предложили изложить все, что он знал о данном деле, он на минуту замолчал, как бы обдумывая, с чего начать.
– Весной принято спать с открытой дверью, – произнес он мелодичным голосом, звучащим, как флейта, в нем чувствовался заметный акцент, напоминавший о его происхождении. – Так и я спал прошлой ночью. Но я сплю, как кошка. Лист ли упадет, ветерок ли подует, я всю ночь слышу какой-то шепот. При первом выстреле – он щелкнул пальцами – я проснулся и кинулся к дверям.
Сент-Винсент нагнулся к Фроне:
– Это был не первый выстрел.
Она кивнула головой, не спуская глаз с Ла-Флитча, который галантно прервал свой рассказ.
– Раздалось еще два выстрела – продолжал он, – один за другим – бум-бум, вот так. Это в хижине Борга, – сказал я себе и побежал туда. Я решил, что это Борг убивает Бэллу, что было нехорошо. Ведь Бэлла – красивая женщина, – пояснил он с неотразимой улыбкой. – Мне нравилась Бэлла. Я побежал туда. А Джон выбежал из своей хижины со страшным шумом, точно неповоротливая корова. «Что случилось?» – спрашивает он, а я говорю: «Не знаю». Тут кто-то выскочил из темноты – вот так – и сбил Джона с ног и сбил меня с ног. Мы вцепились в него. Это был мужчина. Раздетый. Борется. Кричит: «О! O! О!» – вот так. Мы крепко держим его, и он понемногу перестает кричать. Тогда мы встаем и говорим ему: «Пошли назад».
– Кто был этот человек?
Ла-Флитч, чуть повернувшись, посмотрел на Сент-Винсента.
– Продолжайте.
– Так? Человек, он не хотел возвращаться, но мы с Джоном настояли, и ему пришлось идти.
– Он что-нибудь говорил?
– Я спросил его, что случилось, но он только плакал… он… он… всхлипывал… вот так.
– Вы не заметили в нем ничего особенного?
Ла-Флитч вопросительно поднял брови.
– Ничего необычного, ничего из ряда вон выходящего?
– Ах, да, у него были руки в крови.
Не обращая внимания на глухой ропот в толпе, он продолжал говорить, и его выразительная мимика придавала драматизм всему рассказу.
– Джон зажег свет, Бэлла стонала, как тюлень, когда пуля попадет ему под ласт. А Борг лежал в углу. Я посмотрел на него. Он больше не дышал. Тут Бэлла открыла глаза, и я взглянул ей в глаза и понял, что она узнала меня, Ла-Флитча. «Кто сделал это, Бэлла?» – спросил я. А она билась головой об пол, а потом тихо шепнула: «Он умер?» Я понял, что она спрашивает про Борга, и сказал: «Да». Тогда она приподнялась на локте, быстро оглянулась кругом, страшно торопясь, и когда увидела Винсента, то так и уставилась на него и больше не сводила с него глаз. Затем она указала на него, вот так. – Ла-Флитч обернулся и ткнул дрожащим пальцем в сторону подсудимого. – И она сказала: «Он, он, он!» А я спросил: «Бэлла, кто это сделал?» И она сказала: «Он, он, он! Сент-Винча, он это сделал». И потом, – голова Ла-Флитча бессильно свесилась на грудь, но вновь откинулась назад, когда он, сверкнув зубами, закончил свою повесть, – умерла.
Румяный человек, Билл Браун, подверг метиса обычному допросу, который только подтвердил его показания и выяснил, что во время убийства Борга происходила, должно быть, ужасная борьба. Тяжелый стол был сломан, стул и койка превратились в щепки, а печка опрокинута.
– Я никогда не видел ничего подобного, – закончил Ла-Флитч. – Нет, никогда.
Браун с поклоном передал его в распоряжение Фроны, за что был вознагражден улыбкой. Она считала благоразумным выказывать любезность обвинителю. Ей нужно было выиграть время до приезда отца и получить возможность поговорить наедине с Сент-Винсентом, чтобы выяснить подробности происшествия. Поэтому она задавала Ла-Флитчу бесконечный ряд вопросов. Но только два раза ей удалось узнать кое-что, заслуживающее внимания.
– Вы говорите о первом выстреле, мистер Ла-Флитч. Но стены деревянной хижины обычно довольно толстые. Если дверь была закрыта, могли ли вы услышать первый выстрел?
Он покачал головой, и его черные глаза сказали ей, что он понимает, какой факт она старается установить.
– Если бы дверь хижины Борга была закрыта, вы бы слышали выстрел?
Он снова покачал головой.
– Значит, мистер Ла-Флитч, когда вы говорите о первом выстреле, вы подразумеваете первый выстрел, услышанный вами?
Он кивнул головой, но, выиграв очко, она все-таки не могла извлечь из этого никакой практической пользы.
Она снова стала доискиваться более веских доказательств, хотя все время чувствовала, что Ла-Флитч угадывает ее тактику.
– Вы говорите, что было очень темно, мистер Ла-Флитч?
– Да, очень темно.
– Каким же образом вы узнали Джона?
– Джон страшно топочет, когда бежит. Я узнаю его топот.
– Могли ли вы видеть его достаточно ясно, чтобы узнать?
– Нет.
– Тогда, мистер Ла-Флитч, – сказала она с торжеством, – объясните, пожалуйста, как вы узнали, что у мистера Сент-Винсента руки в крови?
Губы его раскрылись в ослепительной улыбке, и он на минуту замолчал.
– Как? Я почувствовал теплую кровь на его руках. А мое обоняние. О! Дым охотничьего костра вдали, яма, в которой прячутся кролики, след пробежавшего лося, разве мое обоняние не указывает мне на все это? – Он откинул голову. На его напряженном лице с закрытыми глазами и дрожащими расширенными ноздрями не осталось никаких чувств, кроме одного, на котором как бы сосредоточилось все его существо. Затем глаза его приоткрылись, и он точно во сне посмотрел на Фрону.
– Я почувствовал запах крови на его руках – запах теплой, горячей крови на его руках.
– Ей-богу, он способен на это! – крикнул кто-то в толпе.
И это так убедило Фрону, что она невольно посмотрела на руки Сент-Винсента и увидела ржавые пятна на манжетах его фланелевой рубашки.
Когда Ла-Флитч покинул свидетельское место, Билл Браун подошел к ней пожать руку.
– Мне необходимо познакомиться с защитником, – добродушно сказал он, просматривая свои заметки перед допросом следующего свидетеля.
– Вы не находите, что это несправедливо по отношению ко мне? – быстро спросила она. – У меня не было времени приготовиться к защите. Я ничего не знаю о деле, кроме того, что услышала от ваших свидетелей. Не думаете ли вы, мистер Браун, – и в голосе ее зазвучали убедительные нотки, – не думаете ли вы, что дело следовало бы отложить до завтра?
– Хм, – задумчиво сказал он, глядя на часы. – Это неплохая мысль. Теперь как-никак пять часов, и всем пора готовить ужин.
Она поблагодарила его без слов, как это умеют делать некоторые женщины. Увидев ее лицо и глаза, он почувствовал гораздо большее удовлетворение, чем если бы она заговорила.
Он вернулся на свое место и обратился к присутствующим:
– В результате совещания обвинения и защиты, принимая во внимание поздний час и невозможность разобрать дело в спешном порядке, я – хм! – предлагаю объявить перерыв до восьми часов утра завтрашнего дня.
– Большинство за, – объявил председатель и, покинув свое место, начал разводить огонь, так как был совладельцем этой хижины и стряпал для всей компании.
Едва последний старатель покинул хижину, Фрона обернулась к Сент-Винсенту. Точно утопающий, он судорожно сжал ее руки.
