Ты имел на это полное право, Саид, можешь не сомневаться!» И пустырь этот знает, на что ты способен. Твои пули без промаха били в цель. Про тебя говорили, что ты – сама смерть.
Он подставил лицо свежему ветру и зажмурился. Чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся: муаллим Тарзан протягивал ему револьвер.
– Стреляй своих врагов, и да поможет тебе Аллах… Он взял оружие, осмотрел его, попробовал курок.
– Сколько я тебе должен, муаллим Тарзан?
– Дарю!
– Да нет! Я надеюсь разбогатеть с твоей помощью!
– Сколько же раз для этого надо выстрелить?
Они снова сели на диван. Из-за двери донесся звонкий женский смех.
Тарзан ухмыльнулся.
– Это Hyp, помнишь ее? Саид поглядел в темноту.
– По-прежнему сюда ходит?
– Так, иногда. Увидит тебя – обрадуется.
– Кого-нибудь подцепила?
– Еще бы! Теперь у нее фабриканта-кондитера сынок! Муаллим окликнул мальчика-слугу.
– Ну-ка позови сюда Hyp!
Пусть зайдет. Посмотрим, что сделало с ней время. Как она тебя когда-то добивалась! Но твое сердце безраздельно принадлежало другой, изменнице. Когда стремишься к тому, кто к тебе глух, что может быть тяжелее? Это все равно как соловьиная песня, обращенная к камню, или ласковое дуновение ветерка, разбивающееся об острые зубцы ограды. Даже ее подарки ты отдавал той, что теперь зовется Набавия Илеш. Он стиснул зубы и потрогал револьвер в кармане. В дверях показалась ничего не подозревавшая Hyp. Увидела его, растерянно застыла на месте. Он пристально ее разглядывал и улыбался. Похудела. Лицо покрыто толстым слоем пудры. Узкое белое платье вызывающе обтягивает фигуру, юбка выше колен, бесстыдно обнаженные плечи. Коротко подстриженные волосы растрепало ветром. Кинулась к нему, сжала руку.
– Как я рада…– И засмеялась нервным смехом, скрывая волнение.
– Как поживаешь, Hyp?
Она опустилась на диван между ним и Тарзаном. Тарзан улыбнулся:
– Как видишь, она все такая же. А Нур сказала:
– Я-то хорошо, а ты как? Выглядишь как будто неплохо. Но глаза? Ты на кого-то зол, я вижу…
Он усмехнулся:
– Не понимаю!
– Ну, я не знаю, как тебе объяснить… Какой-то яростный взгляд, и на губах угроза…
Он рассмеялся, а потом сказал с сожалением:
– Сейчас твой кавалер за тобой заедет…
Она задорно тряхнула головой, смахивая со лба непокорную прядь:
– Ну и что? Он такой растяпа!
– Не важно. Все равно, ты теперь не свободна… Она хитро взглянула на него.
– Хочешь, я пошлю его ко всем чертям?
– Только не сегодня. Как-нибудь в другой раз, мы еще встретимся.– И уже серьезно добавил: – Говорят, неплохой кусок, а?
– И даже очень! Собираемся поехать на его машине в пустыню, к гробнице Мученика. Он любит там бывать.
Саид насторожился, и от нее это не скрылось.
– Говоришь, любит бывать в пустыне у гробницы Мученика?
Веки ее встревоженно вздрогнули. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и, встревожась еще больше, с укором сказала:
– Вот видишь! Тебе нужна совсем не я! Но он как будто вовсе и не заметил обиды в ее голосе:
– Почему? Ты славная…
– Нет, тебе нужен мой богатый ухажер… Он усмехнулся:
– А я думаю о вас обоих сразу… Она испугалась.
– Если это откроется, я пропала. Отец его большой человек, да и родственников у него уйма! Тебе что, нужны деньги?
– А еще больше машина!
Он ласково ущипнул ее за щеку.
– Веди себя как ни в чем не бывало. Ничего ужасного не случится, и никто о тебе ничего не подумает. Я же не ребенок. А после этого мы будем очень часто встречаться, даже чаще, чем ты думаешь.
Он стороной обошел казармы и углубился в пустыню, торопясь скорее добраться до цели. Аббасия была хорошо знакома ему еще с прежних времен, и теперь он шел уверенно, как по компасу. Завидев черневший при звездном свете круглый купол гробницы, осмотрелся. Где-то здесь. Пристально вглядываясь в темноту, стал обходить гробницу. Машины не было. Наконец у южной стороны он различил черный силуэт. Он решительно двинулся вперед, потом пригнулся и, уже крадучись, подобрался ближе. До слуха долетел прерывистый шепот и какие-то неясные звуки.
Очень сожалею, но придется нарушить ваше уединение. Сейчас на смену восторгу придет испуг. Что поделаешь, в этой жизни все радости недолговечны. «У нас хорошие намерения, но нам не хватает организованности»,– говаривал, бывало, Рауф Альван. Он подкрался еще ближе и осторожно взялся за ручку автомобильной дверцы. Ощутил на лице жар от двигателя, с силой рванул ручку.
– Ни с места!
Испуганный вскрик. Два застывших от неожиданности силуэта. Он навел на них дуло револьвера.
– Одно движение, и я буду стрелять! Выходите! Жалобный голос Hyp:
– Умоляю…
И голос мужчины, сиплый, скрипучий, как будто горло у него забито песком:
– В чем дело? Что вам угодно?
– Вылезайте!
Схватив в охапку одежду, Hyp выскочила из машины. Ее спутник, спотыкаясь, последовал за ней, на ходу натягивая брюки. Сайд приставил пистолет к его виску.
– Не надо, не стреляйте! – плачущим голосом закричал тот.
– Деньги! – коротко потребовал Сайд.
– Они там, в пиджаке!
Саид грубо подтолкнул Hyp к машине.
– Достань!
Охнув, она повиновалась:
– Только, ради всего святого, не стреляйте!
– Давай пиджак!
Быстро вынул бумажник и швырнул пиджак владельцу.
– Уноси ноги, покуда цел!
Не оглядываясь, тот бросился в темноту.
Саид вскочил в машину, включил зажигание. Мотор взревел, и машина рванулась с места. Hyp приводила в порядок свой туалет.
– Хоть и ждала я тебя, а все-таки здорово напугалась!
Ведя машину на предельной скорости, он буркнул:
– Выпей, может, успокоишься.
Она протянула ему бутылку, он отхлебнул глоток, отдал ей. Она тоже отпила немного.
– Бедняжка! У него даже колени дрожали…
– Добрая ты женщина, Hyp. А я вот не люблю фабрикантов.
Hyp откинулась на сиденье и многозначительно сказала:
– Ты вообще никого не любишь!
Нашла время кокетничать! Он ничего не ответил. Машина неслась в сторону Аббасии.
– Нас могут увидеть вместе,– жалобно проговорила Нур.
Он и сам об этом подумал. Свернул на извилистую улицу, которая вела в квартал Дарраса, немного сбавил скорость.
– Я зашел к Тарзану, чтобы раздобыть револьвер и договориться с кем– нибудь из знакомых шоферов такси. Кто бы мог думать, что мне так повезет с машиной!
– Вот видишь, я всегда тебе помогаю!
– Верно. А на этот раз ты была просто неподражаема. Почему бы тебе не стать актрисой?
– Но я вначале по-настоящему испугалась!
– А потом?
– Потом я, по-моему, вошла в роль, и он так ничего и не понял…
– Он так перетрусил, что ему было не до подозрений! Она повернулась к нему:
– А зачем тебе револьвер и машина?
– Для дела…
– Ты с ума сошел? Давно ли ты вышел из тюрьмы?
– Ну, позавчера…
– И опять за старое?
– А тебе легко расстаться со своей профессией?
Она не ответила, уставившись в темноту, туда, где под фарами машины блестела дорога.
За поворотом ночь как будто стала еще темнее и гуще: дорога вплотную подошла к горе.
– Ты вот не знаешь,– вкрадчиво сказала Hyp,– сколько я плакала, когда узнала, что тебя посадили!
– Сколько? Она обиделась.
– Опять ты со своими насмешками!
– Да я вовсе не смеюсь! Я тебе верю: у тебя доброе сердце.
– Зато у тебя вообще нет сердца…
– А оно по инструкции осталось в тюрьме.
– Нет, ты и в тюрьму попал уже без сердца!..
Вот привязалась: сердце, сердце… Спросила бы лучше ту, которая мне изменила, или друзей-предателей, или дочь, что меня оттолкнула…
– Ничего, когда-нибудь и я найду свое сердце…
– А где ты ночевал? Жена твоя знает, где ты?
– Не думаю.
– Ты поедешь домой?
– Вряд ли… Во всяком случае, не сегодня.
– Поедем ко мне! – попросила она.
– А ты живешь одна?
– Да. Улица Нагмуддин, за кладбищем.
– Номер.
– Там один дом. Внизу контора по продаже джута, а позади кладбище.
Он не удержался от смеха.
– Ну и местечко ты себе выбрала! Она тоже рассмеялась:
– А меня там совсем не знают. Никто ко мне никогда не приходил. Ты будешь первым… Я живу на самом верху…
Она ждала, что он скажет, но он молчал, сосредоточив все внимание на дороге, которая пролегала между горой и домами. И среди них дом шейха Али Гунеди. В конце квартала он остановил машину и повернулся к Hyp:
– Здесь я тебя высажу.
– А разве ты со мной не пойдешь?
– Я приду потом.
– Куда ж ты денешься в такую поздноту?
– Слушай. Ты сейчас прямо отсюда пойдешь в полицейский участок. Расскажешь там все, что случилось, слово в слово, как будто ты ни при чем. Опиши меня, только, разумеется, совсем наоборот: толстый блондин, на правой щеке шрам… Скажешь, что я увез тебя силой. Ну, изнасиловал, что ли.
– Изнасиловал?
Он даже не улыбнулся.
