Ознакомительная версия.
«Ну…» — нерешительно начала миссис Велланд, но Ньюлэнд Ачер поспешил ответить за нее:
«Мы не станем откладывать ее в долгий ящик, — бодро сказал он. — Если, конечно, вы ничего не имеете против моей кандидатуры, миссис Мингот!»
«Нужно время, чтобы они смогли узнать друг друга получше, тетушка», — снова вступила в разговор миссис Велланд, стараясь не дать чувствам одержать над собой верх. Но старая Кэтрин Мингот возразила:
«Узнать друг друга? Все в Нью-Йорке давным-давно знакомы! Пусть его поступает, как подсказывает ему сердце! Дорогая моя, не стоит ждать, пока шампанское выдохнется! Пускай поженятся до начала Великого Поста! Со дня на день я могу подцепить пневмонию, и кто же тогда будет устраивать прием в честь молодых, я вас спрашиваю?»
Эти доводы были встречены одобрительно, хотя кое-кто и усомнился в их неоспоримости.
Тут гости почувствовали, что пора и честь знать и начали тепло прощаться с хозяйкой. И как раз в этот момент двери распахнулись, и в холл вошла графиня Оленская в шапочке и меховой накидке, в сопровождении Джулиуса Бьюфорта.
Дамы оживленно зашептались, а миссис Мингот вручила банкиру кольцо работы Ферриджиани.
«О, Бьюфорт! Чем обязана столь высокой честью?» (У нее была эта странная европейская манера обращаться к мужчинам по фамилии.)
«Благодарю вас! Жаль, что мне не удается бывать у вас чаще, — ответил вошедший, как всегда, стремясь подчеркнуть свое несомненное превосходство над окружающими. — Я буквально погряз в делах житейских! Но спасибо графине: она заставила меня ненадолго позабыть о них! Мы встретились на площади Мэдисона, и она милостиво позволила проводить себя до дома».
«Ну, надеюсь, нам теперь вдвоем с Элен будет веселее! — воскликнула миссис Мингот. — Садитесь, садитесь, дорогой Бьюфорт! Вон туда, в желтое кресло. Раз уж мне удалось заполучить вас к себе, давайте поболтаем! Наслышана, что ваш бал наделал много шуму. Насколько мне известно, среди приглашенных была миссис Лемюэль Страферс? Я и сама не прочь познакомиться с этой дамой!»
Старая Кэтрин Мингот уже не обращала никакого внимания на своих родственников, которые прохаживались по холлу вместе с Элен Оленской. Почтенная леди не скрывала своей симпатии к Джулиусу Бьюфорту. Вероятно, в нем она видела родственную душу: они оба были высокомерны, обладали холодным и расчетливым умом и зачастую действовали наперекор традициям.
И теперь Кэтрин Мингот не терпелось узнать, что побудило Бьюфортов пригласить (они сделали это впервые!) миссис Лемюэль Страферс, вдову владельца обувного магазина, которая в прошлом году, после длительного пребывания в Европе, возвратилась в Нью-Йорк и вновь стала появляться в свете.
«Конечно, если вы с Реджиной начнете принимать ее, она без труда займет надлежащее положение в свете. Ну что ж, нам нужны новые имена и деньги, — кстати, я слышала, что она все еще очень хороша собой!» — молвила пожилая леди, лукаво поглядывая на Джулиуса.
Пока миссис Велланд и Мэй кутались в меха, Ачер наблюдал за графиней Оленской. Она повернулась к нему и улыбнулась одними глазами. В ее взгляде был немой вопрос.
«Конечно, вы уже знаете о нас с Мэй, — начал он, отвечая на ее взгляд легким смешком, стараясь преодолеть неловкость ситуации. — Она пожурила меня за то, что я не сообщил вам о нашей помолвке еще вчера, в Опере: ей очень хотелось, чтобы я это сделал сам, но в той толпе я как-то не смог».
Теперь она уже по-настоящему улыбнулась ему и от этого вдруг стала похожа на прежнюю Элен Мингот, с которой они когда-то играли в детстве.
«Разумеется, я уже все знаю! И я так рада за вас обоих! Но, конечно, говорить о подобных вещах в толпе не следовало».
Миссис Велланд и Мэй уже были готовы, и Элен помахала им рукой.
«До свидания, — сказала она, все еще не спуская глаз с Ачера. — Навестите меня как-нибудь!»
Проезжая в коляске по Пятой Авеню, все оживленно обсуждали встречу с миссис Мингот. Они отметили, что несмотря на свои преклонные годы Кэтрин Мингот сохраняет крепость духа. Она всегда была замечательной женщиной, — такою и осталась. Об Элен Оленской даже не упоминали, но Ачер знал, о чем миссис Велланд думала в тот момент. А думала она следующее:
«Зря Элен разгуливает по Пятой Авеню в час, когда особенно много народу, и ее без труда могут узнать. Не успела приехать, а уже ищет приключений на свою голову! Да еще Джулиус Бьюфорт за нею увязался…»
Молодой человек добавил от себя:
«Как будто она не знает, что человеку, чья помолвка только что состоялась, нечего делать в обществе замужней женщины. Но, конечно, она столько времени жила в обществе, в котором замужние дамы только и делают, что расставляют свои ловчие сети наивным простачкам!»
И хотя Ньюлэнд Ачер всегда считал себя космополитом и гордился своими широкими взглядами, но в тот момент он возблагодарил небо за то, что родился и вырос в Нью-Йорке, а не в каком-либо другом городе.
На следующий день мистер Силлертон Джексон обедал у Ачеров.
Миссис Ачер по своей природе была дамой стеснительной и поэтому старалась как можно реже выезжать в свет. Но ей непременно хотелось знать обо всем, происходящем в обществе. Ее старый приятель, мистер Силлертон Джексон, коллекционировал «случаи», происходившие с его друзьями и знакомыми, используя самый, что ни на есть «научный подход» и проявляя при этом завидное терпение. Что касается его сестры, мисс Софи Джексон, жившей в его доме, то она, как сорока на хвосте, приносила свежие сплетни, которыми никто не решился бы обменяться в присутствии «всезнающего» Силлертона. Таким образом, он мог воссоздавать довольно полную картину всего происходившего в свете.
Именно поэтому, когда случалось нечто, о чем миссис Ачер хотелось узнать поподробнее, она приглашала мистера Джексона отобедать. И поскольку она обычно собирала на званые обеды узкий круг знакомых (а бывало, что и вовсе никого не приглашала, кроме него!), мистер Джексон охотно приезжал сам, вместо того, чтобы прислать свою сестру. Ему нравилось, с каким вниманием его слушают миссис Ачер и ее дочь Дженни. Если бы он мог диктовать свои условия, то непременно выбрал бы тот день, когда Ньюлэнда Ачера не было дома. Не потому, что молодой человек не внушал ему особой симпатии (они прекрасно ладили в клубе). Дело в том, что старый сплетник любил немного приукрасить свой рассказ, и тогда как Ньюлэнд позволял себе скептически относиться к некоторым «пикантным подробностям», дамы неизменно слушали мистера Джексона с живым интересом.
Пожалуй, Силлертон Джексон не отказался бы, если б миссис Ачер предлагала гостям более разнообразное меню. Но, как известно, нет в мире совершенства!
Впрочем, Нью-Йорк, насколько его помнит любой из старожилов, всегда делился на два лагеря. Минготы, Мэнсоны и представители их клана любили устраивать себе «праздники желудка», красиво одеваться и всегда быть при деньгах; что касается семейства Ньюлэнда Ачера Ван-дер-Лайден, то оно предпочитало путешествовать, заниматься садоводством, читать бестселлеры и не делать культа из еды или одежды.
В конце концов, нельзя объять необъятное! Допустим, у Ловелла Мингота на обед вам подадут жаркое, черепаховый суп и виноградные вина; зато у Аделины Ачер вас будут угощать рассказами об альпийских красотах, напичкают цитатами из «Мраморного фавна» и на десерт подадут какую-нибудь свежую новость («Вы знаете о том, что яхта „Мадейра Ачер“ благополучно обогнула мыс?»).
А посему, когда приглашения на званый обед приносили от миссис Ачер, мистер Джексон, который к тому же был большим дипломатом, обычно говорил сестре:
«Что-то я перегрузил желудок во время того застолья у Ловелла Мингота! Думаю, диета Аделины, — это как раз то, что мне сейчас нужно!»
Давно овдовевшая миссис Ачер проживала со своими сыном и дочерью в западной части города, на Двадцать восьмой улице. Верхний этаж дома был полностью предоставлен в распоряжение Ньюлэнда, а женщины разместились в скромных покоях на нижнем этаже. В полной гармонии вкусов и интересов, мать и дочь выращивали папоротники в архаических вазах, вязали кружева и плели макраме, ткали гобелены, коллекционировали керамику времен американской революции, регулярно подписывались на «Гуд Вордс» и почитывали романы Оуюда из-за любви ко всему итальянскому. Они предпочитали те из них, в которых описывалась простая крестьянская жизнь. Им нравились описания пейзажей и сентиментальные пасторали, которыми изобиловали эти романы. Впрочем, куда больше они любили читать романы социально-психологической направленности, — о людях, чьи мотивы и поступки были им близки и понятны. О Диккенсе они говорили, что «он не создал образ ни одного джентльмена», и считали, что Теккерей чувствовал себя «не в своей тарелке» в этом мире, в отличие от Балвера (хотя последнего уже нельзя было назвать модным автором).
Ознакомительная версия.
