alt="" src="images/i_002.png"/>
Глава пятая
Нянька Таир-ага тридцать лет назад работал в лавке в Сарачханебаши, где продавали халву. Он был обязан ходить с утра до вечера с подносом по улицам и предлагать зимой сахарную халву с виноградным соком, а летом — свежую кукурузу. Но в молодом возрасте, как это часто бывало с людьми, которые носят грузы на голове, с ним случилась неприятность: на его шее появилась опухоль величиной с грецкий орех.
Врачи вынесли ему свой вердикт:
— Очевидно, что тяжесть подноса, который ты носишь на голове, давит на шею. Будет лучше, если ты найдешь себе другую работу.
Таир-ага принял этот совет к сведению и устроился на работу за три меджидие в месяц в особняк в Кызташи к тогда еще молодому майору Шекип-паше.
Кроме выполнения мелких поручений, его основной обязанностью в доме было смотреть за детьми. И на настоящий момент Таир-ага вырастил в этом доме уже три поколения. Однако каждые последующие воспитанники оказывались еще хуже, чем предыдущие.
У няньки имелся целый букет болезней. Несмотря на то что он сменил работу, опухоль на шее не прошла. И если раньше она была величиной с грецкий орех, то, постепенно увеличиваясь, стала размером с яйцо, а в конце концов превратилась в зоб наподобие индюшиного.
Из-за круглой бороды, черных густых бровей и носа, похожего на утиный клюв, нянька выглядел очень колоритно. А так как он носил старые рединготы [22] паши и из-за болей в шее ходил и разговаривал с задранной головой, его считали «важной птицей», и некоторые знакомые прозвали его «нянька-эфенди».
Вторым серьезным недугом Таир-аги была одышка. Он считал огромной победой, если догонял кого-нибудь из убежавших на улицу детей. И если домочадцам становилось скучно, они вспоминали, как он кричал, когда они еще были детьми: «Ишаки… Вы меня замучили!»
Кроме того, Таир-ага мучили и другие недуги. Стоило ему зимой чуть посидеть на камнях или постоять в снегу, у него начинали болеть почки и мочевой пузырь. Когда он сильно мерз, выпивал много воды, слишком сильно грустил или радовался, он не мог сдерживать себя и непроизвольно мочился. И вдобавок ко всему у него был ревматизм. Каждую зиму у Таир-ага распухало правое колено, по его словам, оно становилось «как собачья голова». В такие дни напролет старик кричал: «Мамочки, горю!»
Впрочем, Таир-ага жаловался на лето больше, чем на зиму. Когда цвели фруктовые деревья, у несчастного начиналась аллергия.
В плохую погоду он хотя бы мог развлекать детей сказками и небылицами. Однако летом, когда устанавливалась хорошая погода, дети носились по улице, как угорелые, и нянька уже не мог их удержать. В числе детских шалостей были и совсем уж невообразимые.
Например, однажды они продырявили гвоздем арбуз, дабы понять, поспел он или нет; в другой День положили легкие тюлевые занавески в бельевое корыто, чтобы поплавать на нем, как на лодке. А как-то раз со словами: «Посмотрим, будут ли они плавать, как утки?» — зашвырнули в море и утопили нескольких кур.
Упреки и побои в особняке были запрещены. Вся ответственность за детские шалости, ущерб, поломки полностью возлагалась на няньку. Таир-ага не очень-то страдал из-за шалостей маленьких проказников. Однако если с детьми что-нибудь случалось, хозяйка дома сразу же узнавала об этом. Маленькие сорванцы толкают друг друга в воду — виноват Таир-ага… Разобьют стекло — «Нянька что, ослеп?» Подожгут сухую траву в укромном уголке сада — «Где опять дрыхнет этот негодник?» Проще говоря, как считала ханым-эфенди, в этих проделках была и его вина. Даже когда у детей случался понос, она сама приходила к няньке.
— Негодник! Быстро говори, чем ты накормил моих детей! — начинала она допрашивать несчастного.
— Помилуй, ханым-эфенди… что я могу поделать?.. Они же при тебе запихивают в рот траву и морскую грязь… О, Аллах, я пропал… Меня убьют не мучения, которые я испытываю, а твой язык… Позволь, я от вас уйду, — волновался старик и иногда плакал, смешно морща нос.
Но еще больше старались задеть няньку маленькие барышни и матери детей. Однако вырастивший в этом доме три поколения Таир-ага не обращал на них особого внимания. А если они уж чересчур надоедали ему, он говорил, прищурив свои маленькие глаза: «А ну-ка, исчезните с глаз долой… Хоть вы и знатные люди, я тоже могу дать вам отпор!» — и прогонял их.
За два дня до того, как в особняке появилась Гюльсум, произошла еще одна ссора. Старшую дочь Дюрданэ-ханым Фахрийе ужалила пчела. Девочка была насколько непослушной, настолько же трусливой и крикливой. Она так вопила, что вокруг нее собрались все домашние, а ханым-эфенди, как обычно, начала ругать няньку.
Спустя несколько дней, после легкого гриппа, перенесенного на ногах, Таир-ага восстал. Осипшим после болезни голосом он закричал:
— Слушайте… слушайте… не стыдясь, внимайте моим словам… Как Хазрет-и-Сулейман [23], я приказываю волкам и птицам, говорю пчелам: не трогайте этих сорванцов! — и потерял сознание.
Поскольку наказания были запрещены, у бедняги имелось одно-единственное средство: убеждать детей ложью. Например, когда они собирались отправиться куда-нибудь далеко, он уверял их, что в этот день будет солнечное затмение и на землю опустится полная темнота; чтобы помешать детям бродить около глубокой ямы на поле, он говорил, что ночью видел сон, будто бы в той яме лежат их родители… Если сорванцы начинали озорничать на берегу моря, он старался увести их на улицу со словами: «Сейчас тут будут проходить музыканты». Когда дети безобразничали на улице, он говорил: «Сейчас здесь пройдут рыцари, или будут соревнования на лодках», и уводил детей к морю. Но что поделаешь, дети росли, и, спустя некоторое время подобные слова, как и действие лекарств, которые постоянно принимают, перестали действовать. Даже когда Таир-ага сообщал детям самые обычные вещи, например, «Все уже сели за стол… идите кушать», или: «Мама дала нам денег, мы отправляемся гулять на пристань», — дети кричали без всякого стыда: «Ложь… опять ты обманываешь, няня!»
Вообще, все дети в особняке походили на арабчат из-за постоянного пребывания на солнце, из-за вечных драк их ладони трескались, руки и ноги покрыты ссадинами, у некоторых даже были сломаны зубы. Но все выглядели счастливыми.
Что касается Гюльсум, то она верховодила детьми и порой озорничала больше, чем все остальные. Однако больше всего ей нравилась работа няньки. Да и Таир-ага частенько возлагал всю ответственность на Гюльсум, тем самым облегчая себе жизнь.
Если происходила какая-нибудь неприятность, хозяйке дома непременно нужен был кто-то, на кого она могла бы легко
