Около половины двенадцатого О'Хара был арестован у себя на квартире.
Он вошел в полицейское управление, абсолютно уверенный в себе. %нав, что ему предъявлено обвинение в налете и укрывательстве, он расхохотался. Он заявил, что товары, сданные им ЦЗТ, приобретены путем покупки. Все оправдательные документы находятся в Сити, в конторе ЦЗТ.
Ему сказали, что именно ЦЗТ донесло на него.
Он тотчас же потребовал очной ставки с банкиром.
Очная ставка состоялась после обеда. В камере Мэкхита находились лорд Блумзбери и господин Браун из Скотленд-Ярда.
Прежде чем он успел раскрыть рот, Мэкхит подошел к нему и сказал:
– Сударь, откуда вы брали товары, которые вы в течение полугода поставляли моим лавкам?
Только когда О'Хара вновь очутился в своей камере, он оправился от изумления. Но тут к нему втолкнули Джайлза, по кличке Мешок с песком.
Фазер был уже в открытом море, но одна его фраза никак не выходила из головы его шефа Мэкхита. Фраза эта звучала примерно так: «Последите лучше за вашей милой женушкой!»
За окном моросило. Засунув руки в карманы, Мэкхит бегал по камере и прислушивался к шуму дождя. Время от времени он останавливался, наклонял свою голову-редьку и прислушивался особенно внимательно. Потом сердито топал ногой о толстый ковер и вновь погружался в думы:
«Хорошо хоть, что он теперь сидит в тюрьме. Хоть в этом я могу быть уверен. Говорят, мои люди жалуются, что я стал нерешительным. Но, когда это нужно, у меня еще находятся силы принять решение. Бывают моменты, когда нужно принять крутые меры, и мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Нужно быть в курсе всего, что делается, нужно всему дать созреть, как нарыву. А потом в один прекрасный день обрушиться неожиданно, как гром с ясного неба, как молния, по-хозяйски! Вся гниль разоблачается беспощадно! Все цепенеет! Хозяин долго присматривался, а потом взялся за дело. Он не пощадил и самых старых своих товарищей, когда заметил, что они разложились. Таков он, его не обмануть!»
Он прошел несколько шагов, опять остановился и вновь отдался своим мыслям.
«Как трудно стало обладать женщиной, – думал он. – Когда-то муж возвращался с охоты на два часа раньше, чем было условлено, и находил в постели своей супруги какого-нибудь этакого пухлого красавчика. Что я говорю – в постели? Достаточно было застать ее в комнате вдвоем с мужчиной, и все уже было ясно. А в наши дни деловая жизнь вынуждает ее, хочет она того или не хочет, демонстрировать мужчинам свои икры, а в некоторых конторах занимаются любовью с такой же легкостью, как моют руки, – главным образом для того, чтобы украсть у нас, работодателей, несколько минут рабочего времени! Можно ли думать о разоблачениях, когда супружеская измена так же мало бросается в глаза и столь же мало значит, как мытье рук?»
Мэкхит удивленно покачал головой, опять прислушался к усилившемуся осеннему дождю и вновь зашагал по камере. Через некоторое время он сел за письменный стол и углубился в чтение судебных документов.
Несколько дней спустя должно было начаться слушание его дела.
Работать и не отчаиваться.
Карлейль
Маленькая фабрика на Олд Оук-стрит работала сверхурочно и в две смены.
В портновской мастерской висела на стене прикрепленная кнопками газетная вырезка с отчетом о геройской смерти модистки Мэри Энн Уокли:
«Мэри Энн Уокли, двадцати лет от роду, работавшая в мастерской придворных нарядов, принимала участие в изготовлении платьев для светских дам, приглашенных на бал в честь юной супруги престолонаследника. Сезон был в разгаре. Она работала двадцать шесть с половиной часов без перерыва вместе с шестьюдесятью другими модистками; все они были размещены по тридцать человек в двух комнатах, имевших не более трети обычной кубатуры, а ночью спали по двое и по трое в одной кровати в помещении, разделенном несколькими дощатыми перегородками. Шерри, портвейн и чашка кофе поддерживали ее угасающие силы, которые она столь бескорыстно, за ничтожнейшее вознаграждение, возложила на алтарь службы королеве; она заболела в пятницу, продолжала шить и умерла в воскресенье, доказав, что она не менее доблестная героиня, чем воины Мафекинга».
Еще в большей степени, чем этой вырезкой с ее зажигательной моралью, темп работы ускорялся методами Бири, попросту выбрасывавшего строптивых и слабосильных работниц на улицу.
– Ты не виновата, что у тебя чахотка, – говорил он в таких случаях, – но и я тоже не виноват.
Бири сделал одно строительное изобретение: он заметил, что рабочие и работницы часто бегали в уборную покурить; когда они долго не возвращались, он выходил во двор и видел легкий дымок, поднимавшийся из крохотного оконца. Тогда он распорядился сколотить косую дощатую стенку, позволявшую сидеть на стульчаке только согнувшись. Когда Полли вернулась в родительский дом и увидела эту будку с видом на два древних, искалеченных деревца, росших во дворе, в ее душе зашевелилась тихая радость: да, это был отчий кров!
Работа шла отлично. Но в ожидании панихиды по жертвам кораблекрушения, назначенной, кстати, на четверг, то есть на тот день, когда должен был начаться процесс банкира Мэкхита, в газетах стали появляться бесстыдные запросы о ходе расследования и о виновниках катастрофы.
Старший инспектор отмалчивался. Пичем знал, что полиция собирает сведения в доках. Было даже произведено несколько арестов. Пичем лихорадочно читал все газеты, но ни в одной из них не было разъяснений со стороны полицейского управления.
Зато вокруг дома на Олд Оук-стрит целыми днями шныряли полицейские агенты.
Пичем очень страдал в эти дни.
«Совершенно ясно, что положение становится все хуже, – говорил он себе, в особенности по ночам, когда он темными коридорами, время от времени останавливаясь, проходил мимо ярко освещенных, оживленных мастерских. – Вся жизнь сводится к тому, что с каждым часом все становится хуже и хуже. И все же можно допустить, что хоть один этот раз полиция не вмешается! «Оптимист» погиб – не отрицаю. Что ж, теперь и мне прикажете погибнуть? Конечно, для близких и родных это тяжелый удар, что и говорить! Но разве им станет легче оттого, что и на меня обрушится удар?»
Тем не менее катастрофа натолкнула его на одну весьма плодотворную коммерческую идею. Она заключалась в следующем.
«Несчастные случаи вроде гибели «Оптимиста» неизбежны. Так же неизбежны, как война, шторм, деловое предпринимательство или неурожай. Они всегда будут иметь место. Кто изучал человеческую природу, тот знает, что всякое дело рук человеческих несовершенно. Об этом сказано даже в Библии. Пройти мимо этого никак нельзя. В самом деле, из десяти человек девять имеют всяческое основание бояться будущего (не бояться его имеет право максимум один на тысячу). Из этого и надо исходить. Тут есть возможность создать выгоднейшее дело. Возьмем, например, такие вещи, которых все боятся: болезнь, бедность, смерть. И вот мы говорим тем, кто боится их, потому что знает жизнь и своих ближних: мы страхуем вас от этого неизбежного будущего. Вы систематически (а стало быть, незаметно или почти незаметно) выплачиваете нам какую-нибудь ничтожную долю доходов в дни благополучия, а мы эти деньги возвращаем вам (или вашим наследникам в случае вашей смерти) в тот день, когда разразится неизбежная катастрофа! Недурное предложение, не правда ли? Я уверен, что оно будет встречено всеобщим одобрением. Надо помогать людям! И они охотно оплатят эту помощь! Если я на этот раз выкручусь, если хоть один этот раз полиция не залезет своими ручищами в мои дела, я непременно осуществлю эту идею. Возьмем хотя бы солдат, погибших на «Оптимисте». Они по большей части юноши, но было среди них и несколько отцов семейства. Насколько лучше было бы теперь положение их близких и родных, если бы солдаты своевременно застраховали свою жизнь от кораблекрушения! Когда им было приказано грузиться на корабли, им, в сущности, оставался один выход – как можно скорей застраховать свою жизнь. Они не воспользовались им. Люди, читающие в газетах описания таких катастроф, как гибель «Оптимиста», несомненно, должны откликнуться на подобное предложение. А ведь катастроф так много! Например, старость! Старость в большом городе! Последние годы жизни ни на что больше не годных людей! Неизбежные, но тем не менее ужасающие годы! Безработица – точно такая же катастрофа. Взять хотя бы моих служащих. Я наживаюсь на том, что они не знают, куда им пойти, если я их выброшу на улицу. Я нажимаю на них, как могу, и извлекаю из этого прибыль. Они нуждаются в помощи – я в этом не сомневаюсь. Стало быть, нужно им помочь, а вместе с тем и заработать на этом! Можно построить здания, большие здания, где их пенни будут пускаться в оборот. Пока никто не будет обращаться в эти больничные кассы за помощью, они будут процветать; как только к ним обратятся, они могут обанкротиться. Во всяком случае, если бы можно было втереться между этими людьми и их работодателями и выколотить для них два-три лишних пенни, то эти пенни можно было бы положить себе в карман в виде вознаграждения за оказанную, помощь. Это было бы отличное дело! Потому что в большинстве случаев плательщики умирают на ходу либо не могут доказать, что они больны, нетрудоспособны и так далее, и так далее. Впрочем, рабочие предпочитают в подобных случаях пользоваться услугами себе подобных, то есть бывших рабочих… Ну что ж, можно было бы для вида привлечь к этому делу двух-трех бывших рабочих. Может быть, удалось бы привлечь к страхованию даже и государство. Можно даже представить себе законы, которые вменяли бы рабочим в обязанность платить страховые взносы. Таким образом, само государство боролось бы с легкомыслием широких масс, с их преступным, невежественным оптимизмом, с этой бессмысленной уверенностью, что все кончится благополучно, в то время как всякий знает, что в конечном счете ждет рабочих, служащих и прочую мелкоту! Войны нельзя предотвратить, равно как и кризисы. Приходится выбрасывать этих субъектов на улицу, когда их работа перестает окупаться; нельзя строить более гигиеничные дома, чем это позволяет квартирная плата, и так далее, и так далее. Стало быть, нужно принять меры к тому, чтобы они заранее заботились о своем будущем! В борьбе с беспочвенным легкомыслием, с каким эти невежественные и косные люди становятся солдатами, фабричными рабочими и так далее, необходимо попросту прибегнуть к помощи закона. Их нужно заставить страховаться. Большего от них не добьешься, но хоть это-то они должны сделать. Этого требуют общественные интересы, и, кроме того, это – выгодное дело! Правда, на организацию такого дела нужен капитал. Но если история с кораблями кончится благополучно, деньги у меня будут. Кстати, новые саутгемптонские корабли вполне исправны. Только бы полиция не совалась! Один только этот раз!»
