Керн покачал головой. Он только что приехал и грязный, оборванный сидел с Мариллом в «катакомбе». В Дижоне он нанялся на работу помощником шофера и приехал в Париж с колонной грузовиков.
– Он вернется, – ответил Керн. – Штайнер обязательно вернется.
– Да не вернется он никогда! – с горечью выкрикнул Марилл. – И после вашего «он вернется» мне становится еще тяжелее, черт бы вас побрал!.. Я вам говорю: он не вернется! Вот, прочтите!
Он вынул из кармана смятую телеграмму и швырнул ее на стол. Керн взял ее и разгладил. Телеграмма была из Берлина и адресована хозяйке отеля «Верден». «Сердечно поздравляю днем рождения. Отто», – прочел он.
Керн поднял глаза.
– Что это значит? – спросил он Марилла.
– Это значит, что его схватили. Так мы с ним договорились. Телеграмму должен был послать один из его друзей… Да это нетрудно было предвидеть. Я ему сразу сказал об этом. Ну, а теперь возьми эти проклятые бумажки!
Он протянул деньги Керну.
– Здесь 2240 франков, – сказал он. – А здесь вот и еще кое-что! – Он вынул бумажник и вынул оттуда две маленькие тетрадочки. – Билеты от Бордо до Мексики. На «Такому», португальское грузовое судно. Для вас и для Рут. Отплывает восемнадцатого. Мы купили их на его деньги. А это остаток. О визах тоже позаботились. Они лежат в комитете помощи беженцам.
Керн уставился на тетрадочки.
– Но ведь…
– Никаких «но»! – сердито перебил его Марилл. – Не возражайте, Керн! Это и так стоило больших усилий. Все выяснилось только три дня назад. Комитет помощи получил от мексиканского правительства разрешение на въезд в страну ста пятидесяти эмигрантов. С условием, что проезд будет оплачен. Одно из чудес, которые иногда случаются. Мы узнали об этом от Классмана и сразу же оформили вас обоих, пока не поздно. Деньги на проезд у нас теперь были. Ну, а остальное… – Он замолчал. – Ивонна, принесите мне рюмку вишневки, – сказал он потом официантке из Эльзаса.
Ивонна кивнула и, покачивая пышными бедрами, направилась в сторону кухни.
– Принесите две рюмки! – крикнул Марилл ей вслед.
Ивонна обернулась.
– Я и так принесла бы две, господин Марилл! – сказала она.
– Спасибо! Вот по крайней мере одна понимающая душа!
Марилл снова повернулся к Керну.
– Ну, как переварили? – спросил он. – Конечно, все это немного неожиданно, согласен. Вы предъявите билеты и визы в префектуре, и вам выдадут разрешение вплоть до того дня, когда отплывает корабль. Дадут даже в том случае, если вы въехали в страну нелегально. Этого добился комитет помощи. Идите туда завтра же. Для вас – это единственная возможность выбраться из всей этой грязи.
– Да, на первый раз дают месяц, на второй – все шесть месяцев тюрьмы.
– Вот именно: шесть месяцев. А второй раз тоже схватят рано или поздно. Это так же верно, как смерть! – Марилл поднял глаза. Перед ним стояла Ивонна, держа в руке поднос. На подносе стояла рюмка и стакан с вишневкой.
– Это – для вас, – сказала Ивонна с улыбкой и показала на стакан. – За ту же цену.
– Спасибо! Вы – разумный ребенок, Ивонна. Очень жаль, что женщина после брака неизбежно превращается в Ксантиппу[9] или в настоящую мегеру. Прозит!
Марилл одним глотком выпил полстакана.
– Прозит, Керн! Почему вы не пьете? – Он поставил стакан и первый раз посмотрел Керну прямо в глаза. – И только не вздумайте хныкать! Не хватает только этого, – сказал он. – Неужели вы не можете взять себя в руки?!
– Я не захнычу, – ответил Керн. – А если и захнычу, то мне наплевать на это! Черт возьми, все время я думал, что когда я вернусь, Штайнер уже будет снова здесь, а вместо этого вы мне суете деньги и билеты – и я спасен! Спасен именно потому, что погиб он! Это же подло, неужели вы не понимаете?!
– Не понимаю! Вы несете сентиментальную чушь! Тут нечего понимать. Так ведь всегда бывает! Ну, а теперь выпейте рюмку. Так, как… как выпивал ее он… Черт возьми, вы думаете мне не тяжело?
– Тяжело…
Керн выпил вишневку.
– Я – в норме, Марилл, – сказал он, – У вас найдется сигарета?
– Конечно. Вот…
Керн глубоко затянулся. И внезапно в сумерках «катакомбы» перед ним всплыло лицо Штайнера – немного насмешливое, нагнувшееся вперед и освещенное мерцающим светом свечи, как и тогда, целую вечность назад, в венской тюрьме, и ему показалось, будто он слышит его спокойный голос: «Ну, мальчик?»
«Вот как все кончилось, Штайнер!» – подумал он. – Вот как все кончилось!»
– Рут знает об этом?
– Да.
– Где она?
– Не знаю. Наверное, в комитете. Она не ждала вас сегодня.
– Понятно. Я и сам не знал, когда доберусь сюда… В Мексике можно работать?
– Да. Но где, не знаю. Там вас пропишут и дадут возможность работать. Это гарантировано.
– Я не знаю ни слова по-испански, – сказал Керн. – Или там португальский язык?
– Испанский. Должны научиться.
Керн кивнул.
Марилл нагнулся вперед.
– Керн, – произнес он внезапно изменившимся голосом. – Я знаю, что такой шаг сделать нелегко. Но я вам говорю: уезжайте! И не раздумывайте! Убирайтесь из Европы! Только дьявол знает, что здесь еще будет. А другой возможности может не представиться. И денег у вас никогда столько не будет. Уезжайте, дети! Здесь…
Он выпил остатки вина.
– Вы тоже едете? – спросил Керн.
– Нет.
– Разве денег не хватит на троих? У нас ведь тоже есть деньги.
– Дело не в этом. Я остаюсь здесь. Не могу вам объяснить, почему. Остаюсь – и все. Что бы ни случилось. Этого не объяснишь.
– Понимаю, – сказал Керн.
– А вот и Рут! – заметил Марилл. – И вы уезжаете как раз по той причине, по которой я остаюсь здесь, понятно?
– Да, Марилл.
– Ну, и слава богу!
На мгновение Рут замерла в дверях. Потом бросилась к Керну.
– Когда ты вернулся?
– Полчаса назад.
Рут высвободилась из объятий Керна.
– Ты уже знаешь?..
– Да. Марилл мне все рассказал…
Керн оглянулся, но Марилла уже не было.
– А ты знаешь?.. – нерешительно начала Рут.
– Да, знаю. Но лучше не будем сейчас об этом. Пойдем отсюда. Выйдем на улицу! На воздух! Я не хочу здесь оставаться. Пойдем на улицу.
– Пойдем.
Они шли по Елисейским полям. Наступил вечер, на небе бледным пятном висела половинка луны. Воздух был серебристый, ясный и мягкий. Террасы кафе были заполнены людьми.
Некоторое время они шли молча.
– Ты, собственно, знаешь, где находится Мексика? – наконец спросил Керн.
Рут покачала головой.
– Точно не знаю. Теперь я даже не знаю, где находится и Германия.
Керн посмотрел на нее. Потом взял за руку.
– Мы должны купить учебник, Рут, и выучить испанский.
– Позавчера я уже купила. У букиниста.
– Ах, у букиниста… – Керн улыбнулся. – Мы пробьемся, Рут, правда?
Она кивнула.
– Во всяком случае, мы повидаем мир. Дома нам никогда не удалось бы это сделать.
Она снова кивнула.
Они шли дальше, мимо Рон Пуэн. На деревьях уже пробивалась первая зелень. В свете уже зажженных фонарей она была словно бушующий огонь святого Эльма, который вырвался из-под земли и бежал вдоль веток каштанов. Газоны были вскопаны. Сильный запах земли странным образом смешивался с запахами бензина и масла, которые цепко держались над широкой улицей. В некоторых местах садовники уже разбили клумбы. На них белели в сумерках нарциссы. Наступил час, когда закрывались магазины, и сквозь уличную толпу почти невозможно было пробиться.
Керн взглянул на Рут.
– Как много людей, – сказал он.
– Да, – ответила она. – Страшно много людей.
древнегреческий философ, отвергавший цивилизацию и все жизненные блага; согласно историческому анекдоту, жил в бочке
паспорт, полученный многими эмигрантами при активном содействии Фритьофа Нансена (1861–1930 гг.), известного норвежского путешественника, океанолога и общественного деятеля; после первой мировой войны он занимал пост верховного комиссара Лиги наций
"Когда умирает любовь» (франц.)
сберегите мечи (польск.)
закуска (франц.)
один из пригородов Вены
Маккавеи (библ.) – династия, правившая иудеями с 143 по 37 г. до н. э.
оптом (франц.)
Ксантиппа – жена древнегреческого философа Сократа, отличавшаяся сварливым нравом
