Субалтерн в арьергарде одного отряда повернулся в седле и сказал очень тихо:
— Картер, скажите ради бога, что вы там делаете? Стяните ваших людей ближе ко мне.
Ответа не было. Наконец какой-то рядовой ответил:
— Картер-сахиб впереди нас, а не сзади. За нами нет никого.
— Нет, есть, — сказал субалтерн, — сзади идет эскадрон.
Тут подъехал командовавший отрядом майор и сердитым шепотом, призывая проклятия на голову субалтерна Галлея, того, который только что говорил, сказал ему:
— Смотрите хорошенько за своим арьергардом. Некоторые из ваших проклятых воров уже улизнули. Они впереди всего эскадрона. Все вы тут только глупые, и больше ничего!..
— Прикажете мне сделать перекличку моих людей, сэр? — хмуро спросил субалтерн, который чувствовал себя вымокшим и продрогшим.
— Перекличку! — сказал майор. — Отхлестать их надо, клянусь Богом! Они у вас расползлись повсюду. А вот теперь я слышу, что и позади вас кто-то есть!
— Так и я думал, — спокойно возразил субалтерн. — Все мои люди здесь. Спросите лучше Картера.
— Картер-сахиб шлет салаам и спрашивает, почему полк остановился? — сказал солдат, посланный от Картера к Галлею.
— Да где же, ради самого неба, сам Картер? — спросил майор.
— Он впереди вместе со своим отрядом, — был ответ.
— Значит, мы кружимся в каком-то кольце или очутились в центре какой-то блаженной бригады? — сказал майор.
В это время вдоль всей колонны воцарилось молчание. Лошади стояли спокойно, но среди легкого шороха падающего дождя был ясно слышен топот копыт многих лошадей, передвигавшихся по каменистому грунту.
— За нами погоня, — сказал лейтенант Галлей.
— У них нет лошадей. А кроме того, они сначала стали бы стрелять. Это, должно быть, крестьянские лошади.
— Они уже с полчаса идут за нами, — сказал субалтерн.
— Странно, что не слышно запаха лошадей, — сказал майор, приложив палец к носу и втягивая воздух ноздрями.
— Ну, плохо начинается наша экспедиция, — сказал субалтерн, отряхивая мокрый плащ. — Что же нам делать, сэр?
— Идти вперед. Мы должны сегодня ночью захватить их.
Колонна осторожно продвинулась вперед на несколько шагов. Но тут раздалось проклятье, блеснули голубые огоньки искр от подков, ударившихся о мелкие камни, и один из солдат свалился с лошади с таким грохотом, который мог разбудить мертвого.
— Ну, теперь пропало наше дело, — сказал лейтенант Галлей. — Наверное, все теперь проснулись и нам придется карабкаться вверх под ружейным огнем.
Перепуганный солдат поднялся с земли и стал объяснять, что его лошадь споткнулась о маленький холмик из камней, какие складывают на месте убийства человека. Но никто и не требовал объяснения. Вслед за ним споткнулся и огромный австралийский скакун майора, и вся колонна остановилась перед чем-то, что было похоже на большое кладбище, состоявшее из сложенных из камешков холмиков, высотой около двух футов каждый. Мы ничего не знаем о действиях эскадрона. Люди говорили, что они напоминали кадриль верхом на лошадях, но без дирижера и без музыки; но наконец лошади, расстроив ряды, выбрались — каждая отдельно — на дорогу в стороне от кладбища с холмиками, и здесь весь эскадрон заново перестроился в нескольких ярдах выше кладбища по склону горы. Но тут, по словам лейтенанта Галлея, который рассказывал мне об этом случае, произошла вторая сцена, очень похожая на только что описанную. Майор и Картер настаивали на том, что не все люди собрались вместе и что некоторые остались еще на кладбище, откуда доносился звон оружия и грохот лошадей, спотыкавшихся среди холмиков над умершими людьми. Лейтенант Галлей еще раз сделал перекличку своим людям и решил ждать, что будет дальше. Позже он говорил:
— Я плохо понимал, что происходит, да и не особенно тревожился. Шум падения солдата был так силен, что мог разбудить половину населения гор, и я готов был поклясться, что за нами гонится целый полк, и притом с таким шумом, от которого мог проснуться весь Афганистан. Я ожидал всего, но ничего не случилось.
Самым загадочным в этом ночном деле было ночное молчание на горе. Все знали, что Гул л а Кутта Мулла имел свои сторожевые башни с внешней стороны горы, и все ожидали, что оттуда откроют огонь. Когда же ничего не произошло, решили, что это шум дождя заглушил стук копыт лошадей, и возблагодарили Провидение.
Наконец, майор согласился с тем, что, во-первых, никто из людей не остался позади, и, во-вторых, никакой кавалерийский полк не преследовал их с тыла. Настроение людей было испорчено, лошади взмылены и неспокойны, и все молились в душе о том, чтобы поскорее наступил рассвет.
Спешившись, люди стали подниматься в гору, заботливо ведя лошадей на поводу. Но, прежде чем они успели одолеть подъем, сзади послышались удары грома, которые прокатились среди невысоких холмов, заглушая все звуки, — не громче пушечных выстрелов. Первая вспышка молнии осветила обнаженные склоны горы с ее голубовато-свинцовым гребнем, упиравшимся в темное небо, тонкую сетку дождя и влево, на расстоянии нескольких ярдов, афганскую сторожевую башню, двухэтажную, построенную из камня, с лестницей, приставленной прямо к верхнему этажу. Теперь лестница была поднята, и какой-то человек с ружьем выглядывал из окна.
Когда затихли раскаты грома, голос из башни крикнул:
— Кто идет?
Кавалерия была совершенно спокойна, только каждый солдат взял ружье на прицел и остановился около своей лошади. Голос крикнул еще раз: «Кто идет?» — и затем очень громко: «Братья, ударьте тревогу!»
Тут уж каждый кавалерист скорее умер бы в своих длинных сапогах, чем попросил бы пощады; но факт то, что после второго оклика, в ответ на него, послышался умоляющий крик: «Марф каро! Марф каро!» — что значит: «Пощадите, пощадите нас!» И этот крик исходил из рядов карабкавшегося по склону полка.
Кавалерия онемела от изумления, и люди стали шептаться между собой: «Мир Хан, это ты говоришь? Абдулла, не ты ли это кричал?» Лейтенант Галлей стоял подле своего скакуна и ждал. Пока никто не стрелял, он был доволен. Следующая вспышка молнии осветила лошадей с вздымавшимися боками, с мотавшимися головами и людей с выпученными от ужаса глазами, озиравшимися по сторонам. С левой стороны виднелась башня, но в окне ее уже не видно было головы человека, и тяжелый железный ставень, от которого отскочила бы всякая ружейная пуля, был захлопнут.
— Вперед, ребята! — сказал майор. — Мы должны во что бы то ни стало взобраться наверх.
Эскадрон стал снова карабкаться в гору, причем лошади мотали головами, и люди тянули их за повод, а из-под копыт лошадей осыпались мелкие камни и сверкали искры. Лейтенант Галл ей уверял меня, что он никогда в жизни не слышал такого шума, производимого одним только эскадроном. Они шли так, объяснял он мне, как будто у каждой лошади было восемь ног, и к ней была привязана сзади еще другая лошадь. Но и тут башня хранила полное молчание. Наконец, выбившиеся из сил люди вскарабкались на вершину горы; оттуда открывалась темная бездна, на дне которой был Берзунд. Ослабив подпруги, отпустив мундштуки и поправив седла, солдаты расположились среди камней. Теперь, что бы ни случилось, высота была в их руках.
В это время гром затих, дождь перестал падать, и мягкая густая тьма зимней ночи покрыла их всех. Теперь слышен был только шум падающей воды в нижних ущельях; повсюду царила глубокая тишина. Вдруг они услышали стук отворяющегося ставня на сторожевой башне, которая была теперь ниже их, и голос часового произнес:
— О, Хафиз Улла!
И эхо подхватило этот зов: «Ла-ла-ла!» В ответ на это раздался голос из второй сторожевой башни, скрытой за поворотом горы:
— В чем дело, Шабхаз Хан?
Шабхаз Хан закричал высоким протяжным голосом горца:
— Ты видел?
Другой отвечал:
— Видел. Спаси нас Бог от всяких злых духов! Наступило молчание, и затем голос произнес:
— Хафиз Улла, я один. Приди ко мне!
— Шабхаз Хан, я тоже один, но я не смею оставить свой пост!
— Это ложь, ты просто боишься! Последовала долгая пауза и затем ответ:
— Да, я боюсь. Молчи и ты. Теперь они внизу, под нами. Молись Богу и спи!
Солдаты слушали их и удивлялись, потому что не могли понять, кто, кроме земли и камней, мог находиться ниже сторожевых башен.
Шабхаз Хан заговорил снова:
— Они под нами. Я вижу их.
— Ради самого Бога, приди ко мне, Хафиз Улла! Мой отец убил десятерых из них. Приди ко мне!
Хафиз Улла закричал громким голосом:
— Мой неповинен в их крови. Слушайте, вы, ночные люди, ни отец мой, ни родственники мои неповинны в этом грехе! Прими заслуженное наказание, Шабхаз Хан!
— Надо, чтобы кто-нибудь унял этих двух молодцов, перекликающихся там, как петухи, — сказал лейтенант Галлей, дрожа от холода под скалой.
