— Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чѣмъ къ лѣстницѣ, ведущей внизъ въ переднюю.
М-ръ Гильгэ подумалъ.
— Да. Она ближе въ черному ходу.
— Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ концѣ концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вѣдома?
— Да-а, — протянулъ м-ръ Гильгэ. — Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.
— Конечно, — насмѣшливо сказалъ судья. — Но такъ какъ онъ, вѣроятно, не выскочилъ изъ окна…
— То, значитъ, сошелъ по черному ходу послѣ того, какъ прислуга ушла спать.
— Но зачѣмъ бы онъ это сдѣлалъ?
— Не могу себѣ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человѣкъ безупречнаго поведенія.
— Такъ что болѣе вѣроятно, что его вынесли?
— Я не могу допустить, что въ моемъ домѣ могло быть совершено злодѣяніе!
— Сколько у васъ жильцовъ?
— Около шестидесяти.
— Вы заручаетесь удостовѣреніемъ ихъ порядочности?
— Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.
Судья презрительно сжалъ губы; затѣмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.
— Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?
Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидѣтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мѣсто въ залѣ, внутренно удивляясь, почему съ благодѣтелемъ человѣчества обращаются какъ съ человѣкомъ, заподозрѣднымъ въ преступленіи.
Судья сталъ снова смотрѣть на олеографію на стѣнѣ, и въ это время полицейскій ввелъ на свидѣтельское мѣсто стараго негра, одѣтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на шеѣ. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.
— Ваше имя? — началъ судья.
— Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.
— Ну, а настоящее имя?
— Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ «Ледяномъ Домѣ».
— Въ «Ледяномъ Домѣ»?
— Да, сэръ. Въ Бродъ-Стритѣ. Въ Бриджтоунѣ, судья.
— Въ Бриджтоунѣ — въ Девоншайрѣ?
— Нѣтъ, сэръ, въ Барбадосѣ. «Ледяной Домъ» — большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И всѣ негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.
— Вы знали капитана Поликсфена?
— Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.
— И онъ взялъ васъ изъ «Ледяного Дома»?
— Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на «Кобру».
— Какой линіи?
— Не знаю, сэръ.
— Это было давно?
— Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ прошло.
— И вы все время служили у капитана Поликсфена?
— Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной «Кобрѣ» шестнадцать лѣтъ, судья, потому что я любилъ капитана.
— А потомъ оставили службу на «Кобрѣ»?
— Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ заливѣ.
— Кому она принадлежала?
— Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала, — я не знаю, сэръ.
— Что вы дѣлали послѣ того?
— Я остался въ Бриджтоунѣ и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.
— А капитанъ?
— Капитанъ вернулся на пароходѣ королевскаго флота.
— Это было пять лѣтъ тому назадъ? Когда же вы снова встрѣтились съ нимъ?
Негръ заговорилъ нѣсколько упавшимъ голосомъ:
— Мнѣ пришлось уѣхать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидѣлъ капитана…
— Когда это было?
— Въ сентябрѣ. Я побѣжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мнѣ и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять поѣдетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.
— Для чего?
— Это тайна, судья. Развѣ я долженъ сказать?
— Конечно.
— Для того, чтобы разыскать кладъ, сэръ. Онъ хотѣлъ поѣхать за кладомъ, сэръ. За кладомъ, опущеннымъ на дно. Онъ сказалъ это мнѣ — и никому другому не говорилъ, судья.
Судья улыбнулся.
— Значитъ, капитанъ собирался въ Барбадосъ искать кладъ? А онъ разсказывалъ вамъ, что онъ дѣлалъ въ эти четыре года?
— Онъ былъ капитаномъ на другомъ суднѣ.
— На какомъ?
— Не знаю. Онъ плавалъ въ русскихъ водахъ, сэръ.
— Когда же вы должны были отправиться въ Барбадосъ?
— Очень скоро, соръ. Капитанъ только долженъ былъ сговориться съ судовладѣльцами. У нихъ о чемъ-то вышелъ споръ. О чемъ они спорили — не знаю. Я этихъ дѣлъ не понимаю. А потомъ онъ заболѣлъ, сэръ.
— Когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?
— Во вторникъ, судья. Во вторникъ днемъ. Въ два часа, сэръ.
— Ему было тогда лучше?
— Да, сэръ. Гораздо лучше. Онъ былъ совсѣмъ веселый.
— Что онъ сказалъ вамъ, когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?
— Онъ сказалъ: «Мы скоро поѣдемъ». Онъ сказалъ, что закажетъ каюты на слѣдующей недѣлѣ, сэръ.
— Вы не энаете, у капитана были друзья?
— У него былъ одинъ другъ — Коко, сэръ.
— А другихъ не было?
— Нѣтъ, сэръ.
— И никакихъ родныхъ?
Негръ не сразу отвѣтилъ.
— Да, сэръ, — сказалъ онъ наконецъ. — У него были родные.
— Кто же?
— У него былъ братъ, сэръ. Три недѣли тому назадъ я былъ съ нимъ у его брата въ «Обелискъ-Отелѣ», на Ватерло-Родѣ. Я все это разсказывалъ вчера господамъ полицейскимъ. Дѣло было такъ, сэръ: въ среду утромъ я зашелъ провѣдать капитана — и вдругъ вижу его мертвое тѣло. Я зарыдалъ, сэръ… Тогда полицейскій сталъ предлагать мнѣ дерзкіе вопросы; очень грубый онъ господинъ, этотъ полицейскій, сэръ.
— Хорошо, хорошо. Разскажите про брата. Вы говорите, что капитанъ былъ у него въ «Обелискъ-Отелѣ». Что же произошло между ними?
— Не спрашивайте меня, судья. Я не знаю. Я только слышалъ, что капитанъ очень сердито говорилъ съ своимъ братомъ.
— А послѣ того вы видѣли его брата?
— Нѣтъ, сэръ.
— Были у капитана еще другіе родные?
— Да, сэръ. У капитана была дочь. Но капитанъ уже давно сказалъ мнѣ, что не хочетъ ничего о ней знать. Это потому, что она пошла на сцену. Вѣтреная дѣвчонка, сэръ. Капитанъ былъ очень сердитъ, когда я разъ шелъ съ нимъ по Кингсуэ и онъ показалъ мнѣ ея портретъ на афишѣ.
— А! Какъ ея имя?
— Какъ она названа была на портретѣ?
— Да.
— Джиральда, сэръ.
Когда онъ произнесъ имя знаменитой актрисы, въ публикѣ произошло замѣтное волненіе;- только судья, полицейскій и м-ръ Варко, присутствіе котораго Филиппъ замѣтилъ только въ эту минуту, сохранили невозмутимое выраженіе лица. За часъ до того у стола репортеровъ сидѣлъ только одинъ молодой человѣкъ — теперь тамъ сидѣло уже три репортера. Наступило молчаніе и слышно было только шипѣніе газа.
— Можете вы объяснить чѣмъ-нибудь убійство капитана? — спросилъ судья, понизивъ голосъ.
— Нѣтъ, судья, не могу, — слезливо проговорилъ негръ.
Судья посмотрѣлъ на присяжныхъ.
— Что вы знаете еще о кладѣ? — спросилъ старшина присяжныхъ.
— Не спрашивайте меня! Не спрашивайте Коко! — молилъ негръ. — Капитанъ мнѣ ничего не говорилъ.
Старшина придумалъ наконецъ важный вопросъ.
— Что вы дѣлали во вторникъ ночью? — спросилъ онъ.
— Вы не обязаны отвѣтить на этотъ вопросъ, если не желаете, — быстро сказалъ судья.
— Я могу отвѣтить, судья, — сказалъ Коко, отирая глаза. — Я спалъ, какъ сплю каждую ночь. Я далъ мой адресъ полицейскому, сэръ.
М-ръ Варко подошелъ на цыпочкахъ къ судьѣ и прошепталъ ему что-то на ухо.
— Засѣданіе прерывается. Продолженіе завтра, въ половинѣ одиннадцатаго, — сказалъ судья, взглянувъ на часы.
Филиппъ почувствовалъ, въ своему собственному удивленію, что слѣдствіе его сильно взволновало. Образъ убитаго капитана все время стоялъ у него передъ глазами. Неожиданно раскрытое имя Джиральды тоже произвело на него сильное впечатлѣніе. Онъ думалъ о томъ, какъ гончія собаки правосудія, пока еще ничего не открывшія, набросятся на открывшіеся слѣды и въ концѣ концовъ выловятъ своимъ острымъ чутьемъ убійцу шести милліоновъ людей и предадутъ его неминуемой его судьбѣ. Немыслимо, чтобы убійца могъ ускользнуть. Онъ вѣдь существуетъ въ эту минуту. Гдѣ-нибудь, по всей вѣроятности въ самомъ Лондонѣ, онъ живетъ, дышитъ и ѣстъ и будетъ стараться заснуть ночью.
Филиппъ почти обѣщалъ сэру Антони пообѣдать съ никъ, но ему хотѣлось остаться одному. Онъ скромно пообѣдалъ на Юстонъ-Родѣ, и прошло много часовъ, прежде чѣмъ онъ рѣшился вернуться въ Угловый Домъ. Болѣзнь м-ссъ Оппотэри не позволила ей освободить ея комнату, и первую ночь послѣ убійства капитана Филиппъ провелъ въ квартирѣ сэра Антони. А теперь освободилась именно комната капитана. Полиція окончила осмотръ, и м-ръ Гильгэ предложилъ ее — съ извиненіями — Филиппу. Послѣ нѣкотораго колебанія, Филиппъ согласился взять ее.
