- Жарко. Я не могу... - Диди расстегивала еще одну пуговицу блузы, и перед Кемблом мерно колыхались волны: белые - батисты, и еще одни - розовые, и еще одни, шумные и красные - в голове Кембла.
Кембл старался занять Диди чем-нибудь интересным:
- ...Знаете, Диди, на Кинг-стрит в окне я вчера видел электрический утюг. Такая прелесть, и всего десять шиллингов. Я думаю, нам уже можно бы начать обзаведение.
Но Диди даже и на это отзывалась очень вяло. Нет, она, кажется, больна.
Спускала шторы. Ложилась в кровать.
- Посмотрите, Кембл: у меня жар. Ну вот тут - ведь правда? Нет, глубже - сюда... - клала руку Кембла.
И опять весь Кембл собирался на нескольких квадратных дюймах руки и слышал, издали откуда-то: мерными толчками колыхалась кровь и рвалась наружу, минута еще...
Но у Кембла, слава Богу, руль опять в руках, и он твердо правит к маленькому домику с электрическим утюгом. Кембл вытаскивал руку.
- Да, кажется, жар. Это - ничего, просто - погода...
На камине - мопс Джонни и в окне - месяц с моноклем улыбались одинаковой улыбкой. Кембл сердито вставал и повертывал Джонни носом к стене.
- Нет, уж пожалуйста - уж пожалуйста... Лучше дайте его мне,протягивала руки Диди.
Нырял месяц в легких батистовых облачках, тускнел и сейчас же опять усмехался, и в ответ - мерцало и менялось каждую секунду лицо Диди, сцеплялись и опять расцеплялись брови, думала, думала... А о чем теперь думать? Все квадратно-твердо впереди: и маленький домик, и сияющий белизною порог, и ваза для воскресных гвоздик - зеленая или голубая
- Джонни, миленький мой Джонни,- обнимала Диди фарфорового мопса.Поцелуй меня, Джонни. Так... еще. Еще! Еще!
Целовала мопса, и он становился все теплей, оживал. Душила его своими духами - сухим от бездождья, сладостно-едким левкоем. Топила насмешливую морду Джонни в белых и розовых волнах и называла его странными именами.
А Кембл сидел молча, упрямо выставлял месяцу каменный подбородок - и так был похож на портрет покойного сэра Гарольда.
О'Келли теперь редко заходил, но если заходил - то все такой же: заспанный, расстегнутый, злой и веселый. Кембл серьезно ему рассказывал:
- Двадцать фунтов уже есть. Еще тридцать - и на пятьдесят уж будет можно купить всю мебель...
- А без мебели - никак нельзя? - ухмылялся О'Келли.
- О да, конечно - нельзя,- невозмутимо серьезно отвечал Кембл.- И вовсе нечего смеяться: что тут смешного? Все совершенно логично.
- Ну, голубчик Кембл, на логике надо ездить умеючи, а то, чего доброго, разнесет.
И Бог знает к чему - рассказывал О'Келли про свою тетю Иву: на старости лет поперхнулась умом и стала питья бояться - как бы не выпить какую бациллу. Бациллу не выпила - а от непитья померла очень скоро.
Понемногу начала прислушиваться Диди, медленно расцеплялись брови, медленно просыпался смешливый паж. Вот подошел О'Келли к камину, взял мопса Джонни.
- Ну до чего он на меня похож, а? На него глядя - я мог бы без зеркала бриться.
Брови совсем расцепились - Диди хохотала
- Это - просто гениально, если вы сами придумали Ну, сознайтесь, сами или нет? Ну - сознавайтесь? - трясла О'Келли, беспомощно болталась его голова, из кармана сыпались свертки.
- Ага, фисташка? Ага, устрицы? А шампанское есть?
Ну, как же не быть? И на зеленом ковре начинался веселый пикник. О'Келли глотал устриц и закусывал англичанами. Ох, уж эти англичане!
- ...Праведны как... как устрицы, и серьезны - как непромокаемые сапоги. Боже ты мой - англичане! Я бы всех их - лимонным соком - этак, вот этак... Ага, закопошились?
Потихоньку открывалась дверь - и появлялась Нанси. Она была наполовину ирландка, и поэтому О'Келли приветствовал ее особенно сердечно. А кроме того, она.
Нанси была в одной нежно-розовой рубашке и с мохнатой простыней в руках. С невиннейшим видом она обходила все комнаты и предупреждала:
- Пожалуйста, не выходите в коридор - я иду брать ванну...
Это было великолепно, смеялся даже Кембл. А он смеялся по-особенному уже все перестали, и только он один вспомнит и опять зальется - раскатился тяжелый грузовик - не остановить никак.
Завернувшись в простыню, Нанси милостиво соглашалась до своей ванны принять участие в пикнике. Пенился и переливался через край О'Келли. Трясла Диди подстриженными кудряшками - проказливый девочко-мальчик, вытягивала губы, представляла, как викарий Дьюли поцеловал мопса.
И опять - все уже забыли, замолкли, а Кембл - вспомнит и засмеется. И уже один в своей комнате, все разошлись - а он опять вспомнит и засмеется.
Все тихо. Душная ночь, нечем дышать, накрыла с головой - как стеганым одеялом. Нет, не уснут.ь
Диди брала с комода холодного мопса. Целовала его, пока он не становился теплым, живым. А Кемблу снился электрический утюг: громадный, сверкающий, ползет и приглаживает все, и не остается ничего - ни домов, ни деревьев, только что-то плоское и гладкое - как зеркало.
Любовался Кембл и думал:
"И только ведь десять шиллингов!.."
Викарий Дьюли не упускал случая внедрить в сознание Джесмонда свой "Завет". В субботу он выступал на митинге Армии Спасения. Если государство еще коснеет в упрямстве и пренебрегает своими обязанностями, то мы, мы каждый из нас - должны гнать ближних по стезе спасения, гнать - скорпионами, гнать - как рабов. Пусть будут лучше рабами Господа, чем свободными сынами сатаны...
Речь была потрясающая, и джесмондская секция Армии Спасения решила взяться за дело немедленно, завтра же.
Это было воскресенье - сияющее, солнечное, жаркое. В половине девятого утра Армия Спасения тронулась из штаб-квартиры. Со знаменами, гимнами, барабанным боем, мерным военным шагом двести воинов Армии Спасения прошли по городу. И у каждой двери длинная, строгая женщина-офицер, в синей лопоухой шляпе останавливалась и колотила молотком.
- Господин Христос призывает ваc в церковь!
- Гелло! Господин Христос призывает вас... Гелло, гелло! - колотила до тех пор, пока внутри не просыпались, не начинали выглядывать изумленные лица.
Церковь Сент-Инох сегодня была полна. Викарий вернулся домой счастливо-утомленный. За ним почтительно следовал Секретарь корпорации Почетных Звонарей Мак-Интош, восхищенно покачивая головой: какое красноречие, какая неистощимая энергия!
- Итак, дорогой Мак-Интош, сегодня - ваша очередь,- прощался с ним викарий.- Пусть это - тяжелая обязанность, но это - обязанность.
Мистер Мак-Интош отправился гулять. Он выбрал для прогулки не очень живописное место: ту улицу, где помещались меблированные комнаты миссис Аунти. По-видимому, иногда ему приходили в голову странные фантазии.
А викарий, позавтракав, уселся в кресло. Было очень жарко. Сквозь верхние граненые стекла в столовую сыпались десятки маленьких отраженных солнц. Викарий любовался: удобные портативные и неяркие солнца. Сидя задремал: это входило в воскресное расписание. Лицо и во сне хранило выражение изысканно-вежливое; все было готово, чтобы в любой момент открыть глаза и сказать: прекрасная погода, не правда ли?
* * *
Армия Спасения не пощадила, конечно, и артистических меблированных комнат миссис Аунти, переполошила обитателей ни свет на заря. Обитатели не выспались, громче чем нужно хлопали дверью и громче чем нужно плескались в ванной.
Диди вышла к завтраку со сжатыми бровями. За завтраком с некоторым изумлением, как будто видя в первый раз - внимательно оглядела Кембла, хотя он был такой же, как всегда: громадный, непреложный, прочный.
Чтобы поскорее добрать нехватающие тридцать фунтов, Кембл брал теперь частную работу на дом. Тотчас же после кофе он отстегнул манжеты и отправился в свою комнату заниматься.
Сдвинувши брови, Диди сидела рядом и гладила мопса. Солнце поднялось и назойливо стучало в окно. Кембл встал и задернул шторы.
- А я хочу солнца,- вскочила Диди.
- Но, дорогая, ведь вы знаете, я работаю для того, чтобы мы могли скорее начать покупку мебели - и затем...
Диди вдруг засмеялась, недослушав, и ушла к себе. Поставила мопса на камин, посмотрела в очаровательно-безобразную морду.
- Как ты думаешь, Джонни?
Джонни явно думал то же самое. Диди стала поспешно прикалывать шляпу...
А через десять минут - взволнованный блестящим успехом своей прогулки Мак-Интош стоял перед миссис Дьюли.
- Нам надо поехать в Санди-Бай,- таинственно подчеркивал он "надо".
Пенсне миссис Дьюли на секунду вспыхнуло нехрустально:
- Вы - вы уверены?
Мистер Мак-Интош только обиженно пожал плечами и взглянул на часы:
- Нам до поезда семь минут.
Второпях миссис Дьюли задела рукавом пенсне, пенсне упало. Миссис Дьюли прочнее укрепила пенсне и снова стала миссис Дьюли. Теперь можно ехать.
...Не было спасения от солнца и в Санди-Бай: слепило, кипятило кровь, кипел и бился пеннобелый прибой.
