Когда они покидают аптеку и оказываются на шоссе, Тоотс неожиданно переходит на русский язык.
– Ну, пойдем, – говорит он Кийру.
– Куда? – робко спрашивает тот. Он не совсем уверен в своем запасе русских слов, но все же хочет показать, что учеба в школе и для него не прошла без толку.
– Не все ли равно, – отвечает Тоотс. – Пойдем!
Сдвинув на затылок свою украшенную пером шляпу, он похлопывает хлыстом по голенищам сапог. Уголки его круглых совиных глаз слезятся, лоб и щеки лоснятся от пота. Свисающий на лоб рыжевато-белесый клок волос придает прибывшему из России другу вид человека, которому моря всего мира по колено.
Кийр с минуту глядит на шагающую впереди развинченную фигуру и, моргая глазами, спрашивает:
– Что это за лекарство он тебе давал?
– А ты что, слепой, что ли? – отвечает Тоотс, по-русски. – Разве не видал, что на бутылке написано?
– Нет, не видал.
– Вот дурак!
Видя, что товарищ ни за что не желает отказаться от разговора на чужом языке, Кийр старается перевести беседу на другую тему.
– Гляди-ка, Йоозеп, – говорит он, – видишь, там вдали наша новая пожарная каланча.
– А мне наплевать на ваш новый каланча.
– А там вот, чуть подальше, живет Старый бес – Ванапаган.
– Ванапаган! – удивленно восклицает Тоотс, забывая при этом даже свой русский язык. Но вскоре он, снова впадая в прежний тон, взмахивает в воздухе хлыстом и говорит:
– Так пойдем к этому Ванапагану, что ли?
– Нет, – смеется в ответ Кийр. – Так это же не настоящий Ванапаган. Это просто богач один, старый холостяк, выстроил себе дом и теперь там живет. Это окрестные жители прозвали его Ванапаганом.
– А я хочу на него посмотреть, – упрямится Тоотс.
– Не стоит, – уверяет Кийр. – Он такой сердитый, что нас и не впустит. А кроме того, во дворе у него злой пес, сразу нам в глотку вцепится.
– Ерунда! Пойдем!
После длительных споров Кийру удается наконец отговорить Тоотса от посещения Ванапагана и друзья возвращаются на мост. За это время к прежним двум помольщикам присоединился и третий; он смеясь что-то им рассказывает. Когда наши друзья приближаются к мельнице, он вдруг прерывает рассказ и широко раскрытыми глазами, чуть ли не с испугом смотрит на шоссе. В то же время Кийр, взглянув в сторону мельницы, останавливается и подталкивает Тоотса локтем.
– Погляди-ка, Йоозеп, кто там, – говорит он.
– Наплевать! – отвечает Тоотс, размахивая хлыстом, и собирается идти дальше, даже не давая себе труда взглянуть в ту сторону.
– Постой, погоди! – кричит ему Кийр. – Пройдешь мимо – сам потом пожалеешь! Подожди!
Но Тоотсу и не приходится ждать. Один из помольщиков уже на шоссе, он бегом обгоняет на несколько шагов неуверенно ступающего Тоотса, затем поворачивается и с серьезным видом идет ему прямо навстречу. Тот, видя перед собой незнакомого человека, отступает в сторону. То же самое делает и незнакомец. Направо, налево – но незнакомец так и остается прямо у Тоотса перед носом и загораживает ему дорогу. Этот нелепый танец на шоссе продолжается несколько минут, а Кийр в это время, стоя в сторонке, хихикает. Наконец Тоотс поднимает правую руку с хлыстом и возмущенно смотрит на этого назойливого насмешника.
– Это что за безобразие! – негодует он.
– Постой! Погоди! – смеясь отвечает ему неизвестный и хватается рукой за его хлыст. – Да не сердись, приятель!
При слове «приятель» по лоснящемуся от пота лицу Тоотса пробегает тень недоумения. Вглядевшись пристальнее в лицо незнакомца, он восклицает:
– Черт побери! Имелик!
– Он самый! – отвечает тот. – Неужто ты и впрямь меня не узнал?
Губы Тоотса растягиваются в широкую добродушную улыбку, совсем как тогда, когда он смотрел на аптекаря, глотавшего капли против тошноты и запивавшего их сахарной водичкой.
– Кийр, дьявол! – кричит он на подошедшего рыжеволосого. – Что ж ты мне раньше не сказал, что это Имелик!
– Я все время твердил, – оправдывается рыжеголовый, – а ты – никакого внимания.
– Имелик, Имелик! – повторяет Тоотс, словно не веря, что этот парень в перепачканной мукой одежде – действительно его бывший соученик. – Ну, здравствуй, дорогой мой однокашник! – растроганно восклицает он и бросается на шею улыбающемуся Имелику, при этом основательно пачкая мукой лацканы своего сюртука.
Затем он вытаскивает из кармана коробку папирос, предлагает Имелику и, закуривая сам, продолжает:
– Чего же ты, чудак, мне сразу не сказал, что ты – Яан Имелик; а то прыгает тут у меня перед самым носом, будто кадриль танцует, а я думаю, думаю – что это за черт такой, которому на шоссе тесно стало? Под конец терпение лопнуло, хотел хлыстом огреть.
Имелик сгибается в три погибели и хохочет до слез.
– А теперь скажи-ка, милый человек, – спрашивает он наконец, – как ты попал в Паунвере и откуда сейчас бредешь?
Тоотс сильно затягивается папиросой и, закашлявшись от дыма, начинает объяснять, что утром, когда он выходил из дому, у него были совсем другие планы, но, как назло, подвернулся ему этот рыжий сатана, который таскает его теперь бог весть по каким закоулкам. Он-то сам, конечно, нисколько не виноват, ведь от него, как от пришельца в стране Иудейской, никто и не может требовать, чтобы он знал все тропы, все волчьи ямы и всех колбасников, которые здесь появились за время его отсутствия.
– Черт меня побери, – говорит он, – если б я мог себе представить, что этот субъект в ботиночках на пуговицах собирается сегодня со мной сделать! Прежде всего утром он решил меня угробить и напоил страшным ядом, так что я все это благословенное утро вынужден был ужасно чихать… то есть не чихать, а зевать! К счастью, аптекарь вовремя дал мне противоядие, так что… ну да, так что душа в теле уцелела. Ну вот, все это было утром, а что он со мной сейчас собирается делать, понятия не имею. Придется его самого спросить.
Имеликом овладевает новый приступ смеха. Когда он глядит на своих школьных товарищей, кажется, будто смеются вместе с ним и его добрые голубые глаза. Как и в далекие школьные годы, на открытом и беззаботном лице его невозможно обнаружить даже пушка, который был бы предвестником будущих усов или бороды. Зато роскошные кудри его по-прежнему выбиваются из-под шапки и густыми прядями падают к вискам.
– Что за чушь ты несешь, Тоотс, – злится Кийр. – Кто тебя собирался убивать и кто тащит тебя по волчьим ямам? Нализался в аптеке и сам не знаешь, что говоришь…
– Я-то знаю, – упрямо твердит Тоотс. – Ей-ей, сущая правда, как только он заметил, что яд не действует, так и пристал ко мне: идем да идем к Ванапагану! Может, у тебя с ним уговор какой, поди знай, что вы еще собираетесь сделать. Хыкк! Будто у меня в свое время мало было возни с этой нечистью! Мало ли я с ними на кладбище дрался, еще тогда… когда…
– И это тоже вранье, – быстро возражает Кийр. – Ты сам хотел идти к Ванапагану. Я тебя и не звал, только показал, где он живет.
– Ну-у, – медленно цедит слова Тоотс, – если станешь отпираться, так я сразу же отведу тебя к Юри-Коротышке, он тебе задаст, чтоб ты больше о своей душе заботился. А то, гляди…
Тут он неожиданно умолкает и сует палец, которым только что потрясал перед носом Кийра, себе в рот. Его осеняет вдруг мысль, от которой и так уже лоснящееся от пота лицо его начинает совсем сиять.
– Постойте, друзья! – говорит он таинственным тоном. – А что, если бы… если бы мы втроем отправились сейчас к Юри-Коротышке? Послушали бы, что он скажет; начнет ли опять ругаться да в угол ставить или задаст выучить наизусть какой-нибудь псалом. Что вы на это скажете, друзья? Пошли!
– Ну нет! – отвечает Имелик. – Сегодня не стоит. Но когда-нибудь в другой раз я охотно пошел бы с вами. Очень любопытно посмотреть, как он нас примет и как теперь станет с нами разговаривать. В свое время разговор этот был короткий и почти всегда один и тот же.
– Нет, сегодня ходить не стоит, – скорчив презрительную мину, добавляет Кийр и, указывая глазами на Тоотса, шепчет Имелику:
– Погляди, какой у него вид.
Но Тоотс расслышал эти шепотом сказанные слова:
– Погляди, какой у него вид, – повторяет он, через плечо таращась на Кийра. – А какой, собственно говоря, у него вид? Чем он плох, собственно говоря? Что же, у него не такие же четыре ноги… или тьфу ты! – не четыре, а две, конечно… не такие же две ноги, как и у тебя? Ну ладно, не идем – так не идем. Пойдем в другой раз, в воскресенье, скажем, хм, а?
Таких междометий, как два последние, Кийру раньше никогда не доводилось слышать от Тоотса, и теперь он силится припомнить, откуда тот их взял. Это же было совсем недавно… Так и есть, ведь аптекарь разговаривал точно так же. Рыжеволосый не может надивиться восприимчивости своего школьного друга.
– Правильно! – соглашается Имелик. – Лучше всего именно в воскресенье. Соберемся все у церкви, я притащу с собой Тиукса и пойдем. Только не забудьте! Я то уж обязательно в воскресенье буду около церкви, можете не сомневаться.
