И все равно, дамы считали, это просто поразительно, что он может так хорошо объясняться.
Когда он говорил с Марной вчера на острове, то не мог объясниться. Правда ведь?
Марна медленно залилась краской.
Но может быть, ему позволят приехать зимой и поучиться еще?
— Добро пожаловать! — сказала фру Юлия, протягивая ему руку.
Он держался так просто и естественно, в нем было даже что-то от портового мальчугана из Дурбана, ни следа английской деланности, ни слова про куропаток, он сидел в той же рубашке, что и спал, со съехавшим набок галстуком.
Марна возьми и спроси: выходит, он сегодня не пойдет на охоту?
— Пойду во второй половине дня, — ответил он. Для того он сюда и приехал. Но подвозить его не надо, пусть старик не встает…
О, значит, старого Августа решили не беспокоить и дать ему выспаться до обеда? Только он давно уже на ногах, Бог его знает, ложился ли он вообще. Сейчас он плотничал и стучал молотком в коптильне, он положил у самого порожка новую доску, жизнь должна идти своим чередом, несмотря на то, что кто-то и умер. Старая половица отслужила свое и стерлась и скрипела всякий раз, когда на нее ступали. Как человек рачительный, Август пресек этот скрип, не дожидаясь следующего года.
Потом он спускается в город, по обыкновению, заворачивает на пристань — и что же? Для шхуны «Сориа» наконец-то прибыл мотор! Прибыл-таки, чертяка! Август с довольным видом кивает, он так и рассчитывал, что его доставит сегодня утром пароход, идущий на север. Правда и то, что Август слал телеграмму за телеграммой, зато теперь мотор здесь, сильный и мощный, стальной слоненок, внутри у которого чудесные шестерни и поршни, смазанный и готовый. Осталось его только установить, но сегодня пятница, а завтра Михайлов день, когда придут разбирать овец. Так что придется подождать с установкой до понедельника, это не работа, а одно удовольствие, он управится в два счета, не беспокойтесь!
Август накрывает мотор брезентом да еще обвязывает бечевой, чтобы никто не вздумал к нему притрагиваться. То-то удивится шкипер Ульсен, когда шхуна пойдет без парусов и без ветра. Консул скажет: «Подручный, ну и голова же вы!» А Август ответит ему от чистого сердца: «Как только вы проведаете о сельди, шхуна будет на месте тотчас же!»
На улице он встречает лавочника, с которым они весной сиживали за картами. Лавочник заводит свою шарманку: крупный счет, который он не в состоянии оплатить, жена и дети до того обносились, что не могут показаться на люди. Не поможет ли ему Август и на этот раз?
Август криво усмехается.
Только еще один раз, Бог его за это вознаградит!
— Я еще не был сегодня в банке, — говорит Август и идет мимо.
— Мы что, так больше никогда в картишки и не перекинемся? — не отстает лавочник.
О, как давно это было, было и быльем поросло — русская Библия, обручальное кольцо. За это время Августу улыбнулась судьба и привалили деньги из Поллена, он обзавелся черной шляпой и белым воротничком, сделался владельцем тысячи овец.
Август сворачивает к Сегельфосской лавке. Лавочник тащится за ним следом.
В лавке несколько человек, в том числе и Хендрик, который зашел туда от нечего делать, потому что лорд пойдет на охоту только после обеда. А еще там Гина и Карел из Рутена, они покупают цветную пряжу. Женщины с завистью на них смотрят, а вслух угодливо говорят, что такие цвета создал не иначе как Господь Бог. Ну и как же Гина распорядится этим великолепием, что она такое удумала?
— Да вот, — говорит Гина, — хочу наткать маленько сукна. Сколько уж там ни выйдет!
— Сдается нам, выйдет немало!
— А то у меня и юбки-то ни одной нету, — говорит Гина. — И всегда-то, как подойдет корм и надо идти за сеном, надо одалживаться. А окромя всего прочего, детишкам тоже нужно во что-то одеться, чтоб пойти в церковь. Вот и приходится садиться за кросна по бедности и убожеству.
— Это вы-то бедные! — восклицают женщины. — Вы ж заработали кучу денег, когда пели и играли в кино, мы уж наслышаны, да еще осушили большущий участок, хватит прокормить не одну, а и две коровы. Уж кому-кому, а не вам поминать про бедность и убожество!
Гина совсем не против того, чтоб ее чуток возвысили, она предлагает женщинам поглядеть и пощупать пряжу. Те отнекиваются, они, дескать, этого недостойны, но Гина великодушна и советуется с ними, как лучше расположить цвета:
— Я надумала, желтый, синий, красный и зеленый, а потом опять желтый, синий, красный и зеленый. А вы что скажете?
— Ну где уж нам, разве мы разбираемся в этаких тонкостях! — лицемерят женщины, а про себя прикидывают, как это все сочетается.
Наверняка им виделся детский рисунок, или радуга, или сон. Их, женщин, набиралось в селении пятьдесят. Они знали друг дружку, почти у всех были дети, все они одинаково нуждались, у всех протекала дерновая крыша и не всегда была еда на столе. Только другого они не ведали и привыкли довольствоваться тем, что есть. Так она, жизнь, в селении и текла, они благоволили и завидовали друг дружке, перемывали косточки и помогали друг дружке, они были самыми обыкновенными людьми, в которых намешано понемногу хорошего и плохого.
Разговор зашел о жене почтмейстера.
— Мне ли ее не знать! — говорит Гина. — Она как-то к нам приходила, и была из себя до того кроткая и ласковая, ну ангел Господень. А еще мы с ней вместе выступали в кино, да вы помните, в тот вечер я пела для важных господ, а мой Карел играл… да, мы там были с ней вместе, и она весь вечер смеялась шуткам аптекаря. Кто бы знал, что ей осталось недолго жить и она сойдет в могилу допрежде всех нас.
— Да уж! — поддакивает одна из женщин. Но мысли ее заняты совершенно другим, она опасается, что зимой у нее выйдет сено, и потому говорит Гине: — До того совестно просить тебя одолжить мне юбку, когда ты соткешь ее и сошьешь. Право, совестно!
— Да дам я тебе юбку! — отвечает Гина.
Она горда тем, что впервые в жизни сможет одолжить выходную юбку, чтоб в ней носили сено…
Августу в лавке, собственно, ничего и не нужно, он зашел сюда единственно чтобы отвязаться от лавочника. Теперь он покупает сигары. И требует самых лучших.
Лавочник потерял всякий стыд, он опять клянчит у Августа денег.
Август повторяет, что еще не был сегодня в банке.
Тот стаскивает с пальца кольцо, обручальное кольцо: может, Август даст ему сколько-нибудь под залог? Чистое золото, вот она, проба! Понятное дело, он бы с ним ни за что не расстался, но если уж припирает нужда…
Все на них смотрят. Август не из тех, кто берет что-либо в залог, когда сорит деньгами, он командует:
— Забери, к лешему, свое кольцо!
И, выхватив бумажник, бросает лавочнику красную ассигнацию. А что ему еще оставалось, когда на него смотрело столько людей! Лавочник благодарно протягивает ему руку, но Август ее отталкивает.
Приказчики с работниками ухмыляются, а лавочнику хоть бы что, он и не думает уходить. Он раздобыл денег и спасен, он поворачивается к Карелу из Рутена и говорит:
— Что-то ты больше не захаживаешь в мою лавку.
— Чего? — отвечает ему Карел. — Мил человек, у тебя ж нет пряжи.
— Пряжи нет, зато есть все остальное, что тебе нужно, только назови. А кроме того, мы вместе крестились и все такое, но ты это позабыл напрочь!
Его слова вызывают всеобщее неодобрение, но он ничего не замечает, до того он озлоблен. Разве он не старается, не лезет из кожи вон? Конечно, но торговля себя не оправдывает. Люди не бросают других купцов и не переходят к нему. Вот вам и весь секрет сбыта. Зачем идти в Сегельфосскую лавку за покупной пряжей на выходную юбку? Раньше люди сами пряли прочную пряжу, сами ее красили и немало на этом выгадывали. А когда у мелкого лавочника нет привозных товаров, и фабричных изделий, и женских украшений, то народ к нему валом не валит и ничего у него не покупает. Нет. И тогда мелкий лавочник сидит на голодном пайке. Да. Так ему и надо!
Он крайне озлоблен и порет несусветную чушь, а то, что он не успел высказать, можно прочесть на его угрюмом лице. Но должно быть, у него и впрямь накипело, он считает себя правым, только ему не удается убедить в этом город Сегельфосс и его окрестности. У каждого свое, он ведь тоже всего-навсего человек. Перед тем как уйти, он вдруг объявляет, что снизил цены на зеленое мыло и американский окорок.
Бросив взгляд на часы, Август идет домой. На другом конце улицы, на углу возле булочной, показывается докторша, она ходила за покупками. Заметив ее, Август высоко подымает шляпу, тут она тоже его увидела и кивает ему несколько раз подряд. Малютка Эстер, стало быть, ей удалось настоять на своем! Да и как можно запретить ей рожать время от времени по маленькой дочке! И что это нашло на доктора Лунда! Вообще-то он отличный малый, но пусть поостережется, это же беззаконие и произвол…
