— И это, сэръ, былъ когда-то нашъ домъ! — говорилъ мистеръ Веггъ своему покровителю, печально качая головой и вздыхая. — Вѣдь это, сэръ, то самое строеніе, изъ подъѣзда котораго, какъ мнѣ часто приходилось видѣть, выходили важные господа: миссъ Элизабетъ, мистеръ Джорджъ, тетушка Дженъ и дядюшка Паркеръ. (Всѣ эти имена, какъ уже извѣстно читателю, мистеръ Веггъ придумалъ самъ.) И вотъ чѣмъ все это кончилось, какъ подумаешь!.. Охъ-хо-хо!
И такою тоской звучали эти сѣтованія, что кроткій мистеръ Боффинъ искренно жалѣлъ бѣднягу Вегга и почти готовъ былъ вѣрить, что покупкой «нашего дома» онъ нанесъ этому плуту невознаградимый ущербъ.
Два-три дипломатическихъ свиданія съ мистеромъ Винасомъ — плоды великой тонкости ума мистера Вегга, покрытые личиной беззаботной покорности случайному стеченію обстоятельствъ, направившихъ его въ ту сторону, гдѣ проживалъ мистеръ Винасъ, доставили Веггу возможность покончить его торгъ съ этимъ джентльменомъ.
— Принесите ее мнѣ въ павильонъ въ субботу вечеромъ, — сказалъ Сайлесъ, когда торгъ былъ заключенъ, — и если дружескій стаканъ старой подогрѣтой ямайки придется вамъ по вкусу, то я не такой человѣкъ, чтобъ пожалѣть его для васъ.
— Вамъ не безызвѣстно, сэръ, что я плохой собесѣдникъ, — отвѣчалъ мистеръ Винасъ, — но такъ и быть!
Такъ оно и было, какъ сказалъ мистеръ Винасъ.
Вотъ наступаетъ вечеръ субботы, и мистеръ Винасъ звонить у калитки павильона. Мистеръ Веггъ отворяетъ калитку, видитъ какой-то цилиндрическій свертокъ изъ коричневой бумаги подъ мышкой у мистера Винаса и говоритъ довольно сухо:
— Я думаю, вы могли бы и на извозчикѣ пріѣхать.
— Нѣтъ, мистеръ Веггъ. Я не важнѣе этого свертка, который пришелъ же сюда на моихъ на двоихъ.
— Не важнѣе свертка! Не важнѣе… гм! — мычитъ мистеръ Веггъ съ замѣтнымъ неудовольствіемъ и прибавляетъ (не вслухъ): «Есть свертки, которые могутъ быть и поважнѣе тебя».
— Вотъ ваша покупка, мистеръ Веггъ, — продолжаетъ Винасъ, учтиво подавая ему коричневый цилиндръ. — Я очень счастливъ возможностью возвратить ее источнику, изъ коего она проистекла.
— Спасибо, — отвѣчаетъ Веггъ. — Но теперь, когда мы покончили съ этимъ дѣломъ, я могу сказать вамъ по-дружески, что это, знаете, еще вопросъ, могли ли бы вы не возвратить мнѣ этой вещи, если бъ я потребовалъ ее судомъ. Я это, то есть, въ томъ смыслѣ, что она слѣдовала мнѣ по закону.
— Вы думаете, мистеръ Веггъ? Но вѣдь я купилъ васъ за чистыя денежки, сэръ.
— Нельзя покупать человѣческую плоть и кровь въ этой странѣ,- живую, я разумѣю, — возражаетъ Веггъ, качая головой. — Поэтому вопросъ: могли ли вы, имѣли ли право купить мои кости?
— Вы спрашиваете то есть, какъ оно по закону слѣдуетъ? — освѣдомился мистеръ Винасъ.
— Да, какъ по закону?
— Я недостаточно свѣдущъ въ законахъ, мистеръ Веггъ, — отвѣчаетъ Винасъ, краснѣя и немного возвышая голосъ, — но зато по части фактовъ я кое-что смыслю, и съ точки зрѣнія факта я вамъ скажу, что я еще посмотрѣлъ бы… Угодно вамъ, чтобы я договорилъ, что слѣдуетъ дальше? Вы разрѣшаете договорить?
— На вашемъ мѣстѣ я только то и сказалъ бы, что слѣдуетъ дальше, — говоритъ примирительно мистеръ Веггъ.
— Ну, такъ я посмотрѣлъ бы еще, какъ бы вы, получивъ отъ меня этотъ свертокъ, не отдали бы мнѣ за него, что мнѣ слѣдуетъ. Я не претендую знать, какой тутъ подходить параграфъ закона, но фактъ я достаточно знаю.
Такъ какъ мистеръ Винасъ вообще раздражителенъ (вѣроятно, отъ несчастной любви) и такъ какъ мистеръ Веггъ не имѣетъ желанія его сердить, то и говоритъ успокоительнымъ тономъ:
— Я это только такъ сказалъ — просто какъ маленькій казусъ: я излагалъ свои мысли предположительно.
— Я желалъ бы, мистеръ Веггъ, — отвѣчаетъ на это мистеръ Винасъ, — чтобы въ другой разъ вы лучше не излагали предположитеіьно, а выкладывали бы деньги на столъ. Откровенно скажу: мнѣ ваши маленькіе казусы не нравятся.
Въ это время они входятъ въ гостиную мистера Вегга, освѣщенную въ этотъ свѣжій вечеръ газомъ и каминомъ. Мистеръ Винасъ смягчается, хвалитъ помѣщеніе и, пользуясь случаемъ, напоминаетъ Веггу, что онъ, Винасъ, уже поздравлялъ его разъ съ превосходнымъ мѣстомъ, которое ему досталось.
— Мѣсто сносное, — соглашается Веггъ. — Но помните, мистеръ Винасъ: нѣтъ золота безъ примѣси… Наливайте-ка да садитесь къ камину. Не желаете ли позабавиться трубочкой, сэръ?
— Я небольшой до нихъ охотникъ, сэръ, но за компанію курну разокъ-другой съ промежуточками.
Мистеръ Винасъ наливаетъ, и Веггъ наливаетъ; мистеръ Винасъ закуриваетъ да покуриваетъ, и Веггъ закуриваетъ да покуриваетъ.
— Такъ вы говорите, мистеръ Веггъ, что примѣсь есть и въ вашемъ металлѣ?
— Есть. Таинственность какая-то, — отвѣчаетъ Веггъ. — Не нравится она мнѣ, мистеръ Винасъ. Не нравится мнѣ, что выколотили жизнь изъ прежнихъ жильцовъ этого дома, обдѣлали это гдѣ-то въ непроходимыхъ потемкахъ, и кто это сдѣлалъ — не знаютъ.
— Вы имѣете какія-нибудь подозрѣнія, мистеръ Веггъ?
— Нѣтъ, я только знаю, кому это въ прокъ пошло, а подозрѣній не имѣю, — отвѣчаетъ этотъ джентльменъ.
Договоривъ, онъ куритъ и смотритъ въ каминъ съ самымъ рѣшительнымъ выраженіемъ гуманности на лицѣ, какъ будто онъ поймалъ эту великую добродѣтель за фалду въ ту минуту, когда она сочла своею горькою обязанностью улизнуть отъ него, и удержалъ ее насильно.
— Такъ-то оно, мистеръ Винасъ, — снова начинаетъ Веггъ: — я дѣлаю кое-какія свои наблюденія по нѣкоторымъ пунктамъ надъ нѣкоторыми людьми, но я ничего не говорю, сэръ. Вотъ, напримѣръ, огромное богатство сваливается съ облаковъ на человѣка… не будемъ его называть. И вотъ, столько-то жалованья въ недѣлю да столько-то при этомъ каменнаго угля на отопленіе сваливается съ облаковъ на меня. Который же изъ насъ двоихъ лучше? — Ужъ, конечно, не тотъ, кого мы не называемъ. Вотъ мое наблюденіе, но я ничего не говорю. Я беру свое жалованье и свой уголь. Онъ беретъ свое богатство. Вотъ какъ оно ведется на свѣтѣ, сэръ.
— Какъ бы хорошо было для меня, если бъ я могъ такъ же спокойно, какъ вы, смотрѣть на вещи, мистеръ Веггъ.
— И ко всему, — продолжаетъ мистеръ Веггъ ораторскимъ жестомъ своей трубки и своей деревянной ноги, изъ коихъ послѣдняя выказываетъ недостойное желаніе опрокинуть его назадъ вмѣстѣ со стуломъ, — и ко всему примите во вниманіе, мистеръ Винасъ, еще такую вещь… А впрочемъ я ничего не говорю. Тому, кого мы не называемъ, всякій дуракъ вѣдь можетъ турусы на колесахъ подвести. Къ нему и подъѣхали. И вотъ тотъ, кого мы не называемъ, имѣя своею правой рукою меня… Я же, натурально, могу разсчитывать на дальнѣйшее повышеніе, и вы, можетъ быть, даже скажете, что я повышенія достоинъ…
Мистеръ Винасъ бормочетъ что-то въ томъ духѣ, что онъ, конечно, это скажетъ.
— Ну-съ, такъ вотъ онъ, кого мы не называемъ, при такихъ-то обстоятельствахъ обходитъ меня и ставитъ надо мною прощалыгу, который ловко подъѣхалъ къ нему. Кто же изъ насъ двоихъ настоящій-то человѣкъ? Кто знаетъ больше стиховъ? Кто изъ двоихъ больше работалъ на того, кого мы не называемъ? Кто обрабатывалъ ему римлянъ, военныхъ и штатскихъ, пока не осипъ, да такъ, какъ будто питался однѣми опилками съ тѣхъ поръ, какъ его отняли отъ груди. Кто? — Ужъ, конечно, не тотъ прощалыга съ своими розсказнями. А между тѣмъ онъ у нихъ, какъ въ своемъ собственномъ домѣ: у него своя комната, онъ въ почетѣ и получаетъ тысячу фунтовъ въ годъ. А я вотъ заточенъ въ эту тюрьму и торчу тутъ, какъ какая-нибудь мебель, на случай, если понадоблюсь. Вотъ оно какъ идете все на свѣтѣ. Я это замѣчаю, да и не могу не замѣчать, потому что я имѣю большую замѣчательность, но я ничего не говорю, ничего… Бывали вы здѣсь когда-нибудь прежде, мистеръ Винасъ?
— За порогъ калитки не переступалъ, мистеръ Веггъ.
— А до воротъ, значитъ, доходили?
— Доходилъ, мистеръ Веггъ, и даже заглядывалъ во дворъ изъ любопытства.
— Видѣли что-нибудь?
— Ничего, кромѣ мусора на дворѣ.
Мистеръ Веггъ обводилъ глазами комнату, увлекаясь поисками, а потомъ осмотрѣлъ мистера Винаса, какъ будто подозрѣвая, что и на немъ можно что-нибудь найти.
— А между тѣмъ, сэръ, — говоритъ онъ, — можно было бы предположить (такъ какъ вы были знакомы со старикомъ Гармономъ), что вы иногда наносили ему визиты изъ вѣжливости. Вамъ, слава Богу, вѣжливости-то не занимать стать.
Послѣднее изреченіе было предложено въ видѣ смягчающаго комплимента.
— Ваша правда, сэръ, — отвѣчаетъ мистеръ Винасъ, моргая слабыми глазками и запуская пальцы въ пыльные волосы, — правда, таковъ я и былъ, пока одинъ, сдѣланный мнѣ, афронтъ не повернулъ во мнѣ все вверхъ дномъ. Вы понимаете, о какомъ афронтѣ я говорю, мистеръ Веггъ. Я говорю о нѣкоемъ письменномъ заявленіи насчетъ костяковъ. Съ той поры пришелъ всему конецъ для меня; остались лишь горечь да желчь.
