— Мнѣ очень пріятно, очень пріятно, м-съ Ричардсъ, покорно благодарю, — отвѣчала Сусанна, вдругъ вытянувшись въ струнку, какъ-будто вставили новую кость въ ея корсетъ.
— Этого однако-жъ не видно, — замѣтила Полли.
— Я живу здѣсь всегда, м-съ Ричардсъ, a не на время, какъ вы, — отвѣчала Сусанна, — мнѣ было бы глупо болтать все, что ни подвернется подъ языкъ. Сосѣдній домъ можетъ быть очень хорошъ, вѣроятно, даже лучше, чѣмъ здѣшній; но y меня нѣтъ никакой охоты бросать свое мѣсто и идти куда бы то ни было. Такъ-то м-съ Ричардсъ!
Глава IV
Здѣсь выступаютъ на театръ приключеній новыя лица
Контора Домби и Сына находится въ Сити, въ главной торговой части Лондона, тамъ, гдѣ слышенъ звонъ баустритскихъ колоколовъ, если не заглушаетъ его ученый шумъ. Гогъ и Магогъ, двѣ знаменитыя городскія статуи, отстояли отъ нея минутъ на десять обыкновенной ходьбы; королевская биржа еще ближе, a великолѣпнымъ сосѣдомъ ея былъ англійскій банкъ съ его подземными подвалами, набитыми золотомъ и серебромъ.
На углу улицы возвышался богатый домъ остиндской компаніи, котораго имя напоминало драгоцѣнные камни и ткани, тигровъ, слоновъ, гуки, зонтики, пальмовыя деревья, паланкины, и смуглыхъ, разодѣтыхъ князьковъ, съ важностыо засѣдающихъ на коврахъ въ своихъ золотыхъ туфляхъ. Почти тутъ же кое-гдѣ виднѣлись картины кораблей, плывущихъ на всѣхъ парусахъ во всѣ части свѣта; магазины со всѣми возможными товарами, готовые нагрузить въ полчаса всякой всячиной всякую денежную душу, и, наконецъ, тутъ же, для полноты эффекта, на дверяхъ лавокъ съ навигаціонными инструментами выставлены были маленькіе деревянные мичманы въ старинныхъ морскихъ мундирахъ, какъ-будто для наблюденій за проѣзжающими экипажами.
Одна изъ такихъ деревянныхъ вывѣсокъ представляла фигуру въ чудовищномъ камзолѣ въ башмакахъ съ пряжками, съ огромнымъ оптическимъ инструментомъ передъ правымъ глазомъ. Творецъ и единственный властитель этого мичмана, пожилой джентльменъ въ валлійскомъ парикѣ, справедливо гордившійся своимъ произведеніемъ, уже очень давно платилъ квартирныя, гильдейскія и пошлинныя деньги, такъ давно, что еще до рожденія самаго стараго изъ всѣхъ мичмановъ, a извѣстно, что въ англійскомъ флотѣ нѣтъ недостатка въ мичманахъ очень почтеннаго возраста.
Лавка этого пожилого джентльмена наполнена была хронометрами, барометрами, телескопами, компасами, секстантами, квадрантами и всякаго рода инструментами, необходимыми въ навигаціонномъ дѣлѣ для управленія кораблемъ, морскихъ вычисленій и открытій. Мѣдныя и стеклянныя вещи въ строгой симметріи разложены были въ ящики и на полки, такъ что непосвященному въ тайны этихъ инструментовъ никогда бы не удалось ни отгадать ихъ употребленія, ни уложить по мѣстамъ, если бы вздумалось ихъ вынуть и разсмотрѣть. Каждая вещь укладывалась въ футляръ краснаго дерева такъ плотно, что малѣйшій уголокъ ея крѣпко прижимался къ вырѣзкѣ, обклеенной сукномъ, — и все это было заперто для предохраненія отъ порчи или безпорядка при морской качкѣ. Относительно сбереженія мѣста и плотнѣйшей укладки инструментовъ взяты были такія необыкновенныя мѣры, — такъ много нужнаго для практическаго мореплаванія было уложено и заперго въ каждомъ ящикѣ, что лавка, какъ самые инструменты, имѣла удивительно-компактный характеръ и скорѣе походила на пловучій футляръ, которому недоставало только морской воды, чтобъ безопасно пуститься на какой-нибудь отдаленный, необитаемый островъ.
Подробности домашней жизни почтеннаго хозяина морскихъ инструментовъ, гордаго своимъ деревяннымъ мичманомъ, еще болѣе подтверждали эту мысль. Обширный кругъ его знакомыхъ состоялъ изъ однихъ шкиперовъ, кушавшихъ за его столомъ настоящіе корабельные сухари и копченое мясо. Соленые припасы подавались въ кувшинахъ съ надписью: "торговля корабельной провизіей", a горячіе напитки обыкновенно приносились въ низенькихъ, съ короткими горлышками бутылкахъ, употребляемыхъ только на морѣ. По стѣнамъ, въ симметрическомъ порядкѣ, висѣли рисунки кораблей, съ алфавитнымъ описаніемъ ихъ мистерій; каминъ украшенъ былъ рѣдкими раковинами, мохомъ и морскими растеніями; a небольшая контора позади лавки освѣщалась, на подобіе корабельной каюты, стекляннымъ люкомъ.
Хозяинъ лавки, шкиперъ этого пловучаго футляра, жилъ одинъ одинехонекъ только съ однимъ племянникомъ, Вальтеромъ, четырнадцатилѣтнимъ мальчикомъ, который для полнаго довершенія мѣстной характеристики, совершенно похожъ былъ на гардемарина. Зато самъ Соломонъ Гильсъ, или, какъ обыкновенно его называли, старикъ Соль — рѣшительно не имѣлъ принадлежностей истиннаго моряка. Онъ былъ человѣкъ медлительный, молчаливый, угрюмый, и въ своемъ валлійскомъ парикѣ, гладкомъ и упругомъ, какъ только можетъ быть валлійскій парикъ, всего меньше походилъ на корсара. Красные глаза мелькали y него, какъ два миніатюриыя солнца сквозь туманъ, и взглядъ его былъ такъ мутенъ, какъ будто онъ сряду три или четыре дня постоянно смотрѣлъ въ сильныя стекла оптическихъ инструментовъ и потомъ вдругъ, обративъ глаза. увидѣлъ всѣ предметы въ зеленомъ свѣтѣ. Перемѣны въ его костюмѣ не было почти никакой: изрѣдка только перемѣнялъ онъ свою кофейную пару платья съ свѣтлыми пуговицами на другую, тоже кофейнаго цвѣта, но уже съ брюками изъ свѣтлой нанки. Его шея была стянута высокими, стоячими воротничками, лобъ украшался парой лучшихъ очковъ, a въ карманѣ лежалъ y него огромный хронометръ, и старикъ такъ вѣровалъ въ дѣйствительность его показаній, что скорѣе готовъ былъ заподозрить въ заговорѣ всѣ стѣнные и карманные часы во всемъ городѣ и даже самое солнце, нежели усомниться въ драгоцѣнномъ хронометрѣ. Такъ прожилъ онъ многіе годы въ своей лавкѣ и маленькой конторѣ за своимъ деревяннымъ мичманомъ; онъ спалъ всякую ночь на чердакѣ, вдали отъ другихъ квартиръ, гдѣ, по временамъ, къ его наслажденію, свистѣлъ вѣтеръ и бушевала буря, между тѣмъ какъ почтенные жильцы нижнихъ этажей не имѣли ни малѣйшаго понятія о погодѣ.
Читатель познакомился съ Соломономъ Гильсомъ въ осенній день, въ половинѣ шестого часа пополудни, въ то самое время, когда старикъ вынулъ изъ кармана свой безукоризненный хронометръ. Городскія улицы начинали пустѣть, народныя толпы отхлынули въ разныя стороны, густыя тучи нависли надъ горизонтомъ, и дождь, казалось, располагался идти цѣлую ночь. Всѣ барометры въ лавкѣ упали, и дождевыя капли уже накрапывали на лакированную шляпу деревяннаго мичмана.
— Куда это запропастился Вальтеръ? — сказалъ Соломонъ Гильсъ, еще разъ посмотрѣвъ внимательно на хронометръ. — Вотъ ужъ полчаса, какъ обѣдъ готовь, a его все нѣтъ да нѣтъ.
Повернувшись за конторкою на своемъ стулѣ, м-ръ Гильсъ нагнулся къ окну и посмотрѣлъ сквозь инструменты, не идетъ ли его племянникъ. Но племянника на улицѣ не было. Мимо его лавки тащились запоздалые пѣшеходы съ вымоченными зонтиками, да еще мальчишка, разнощикъ афишъ, лѣниво плелся въ своемъ засаленномъ клеенчатомъ картузѣ и, остановясь передъ дверьми, чертилъ пальцемъ свое имя на мѣдной доскѣ, гдѣ красовалась фамилія м-ра Домби.
— Еслибъ я не зналъ, что онъ меня горячо любитъ и никогда не рѣшится безъ моего согласія уйти на корабль, его отсутствіе очень встревожило бы меня, — проворчалъ м-ръ Гильсъ, постукивая пальцами о стекла двухъ или трехъ барометровъ, — да, очень встревожило бы. Всѣ барометры упали! Какая мокрота на улицахъ! Мнѣ кажется, — продолжалъ онъ, сдувая пыль со стекла компаснаго ящика, — эта стрѣлка не такъ постоянна, какъ привязанность Вальтера!
— Дядюшка!
— А, это ты, мой милый! — вскричалъ мастеръ морскихъ инструментовъ, быстро поворачиваясь назадъ. — Насилу-то воротился!
Въ комнату вбѣжалъ веселый, быстроглазый, кудрявый мальчикъ, съ лицомъ, покраснѣвшимъ отъ поспѣшной ходьбы на дождѣ.
— Ну, дядюшка, что ты безъ меня подѣлывалъ? Готовъ ли обѣдъ? Мнѣ ужасно хочется ѣсть.
— Что подѣлывалъ? — добродушно сказалъ Соломонъ. — Развѣ мнѣ нечего дѣлать безъ такого повѣсы, какъ ты? Обѣдъ ужъ съ полчаса готовъ, и я тоже проголодался!
— Такъ идемъ, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — да здравствуетъ адмиралъ.
— Пропади онъ совсѣмъ! — возразилъ Соломонъ Гильсъ. Ты вѣрно хотѣлъ сказать о лордъ-мерѣ?
— Вовсе нѣтъ! — Да здравствуетъ адмиралъ! Да здравствуетъ адмиралъ! Маршъ впередъ!
При этой командѣ валлійскій парикъ и его хозяинъ безъ сопротивленія были втиснуты въ маленькую контору. Дядюшка Соль и племянникъ усердно принялись за холодное, имѣя въ перспективѣ отличное блюдо жаркого.
— Да здравствуетъ лордъ-меръ, любезный Валисъ! — сказалъ Соломонъ. — На что намъ адмиралы! Теперь твой адмиралъ — лордъ-меръ.
— A кто это повѣсилъ на гвоздь мою серебряную кружку? — спросилъ молодой человѣкъ.
— Я, — отвѣчалъ дядя, — она теперь не нужна; мы сегодня станемъ пить изъ стакановъ, Вальтеръ, какъ люди дѣловые, какъ граждане. Не такъ ли? Вѣдь съ нынѣшняго утра мы вступили съ тобой на широкую дорогу жизни.
