Ознакомительная версия.
Он встал.
— Я пойду, Пара, — сказал он. — Поеду назад. Если там подвезли чего-нибудь, я захвачу и привезу вам сегодня вечером. Если нет, приеду ночью, когда будет что везти.
— Еще жарко вам ехать, — сказал капитан Паравичини.
— Не беспокойтесь, — сказал Ник. — Теперь на некоторое время я застрахован. Меня тут у вас скрутило, но это быстро прошло. Теперь с каждым разом все легче. Я уже знаю, когда это начинается, я тогда становлюсь болтлив.
— Я пошлю с вами ординарца.
— Нет, не надо. Я знаю дорогу.
— Так, значит, скоро опять к нам?
— Непременно.
— Давайте, я все-таки…
— Нет, — сказал Ник. — В знак доверия.
— Ну, как хотите.
— Ciao, — сказал Ник. Он пошел назад по дорожной выемке, туда, где он оставил велосипед. К вечеру, как только он минует канал, дорога будет в тени. За каналом по обеим сторонам дороги деревья совсем не тронуты снарядами. Именно на этом участке как-то раз им встретились на походе кавалеристы Третьего савойского полка. С пиками, по снегу. Дыхание лошадей поднималось султанами в морозном воздухе. Нет, это было не здесь. Где же это было?
— Только бы мне добраться до этого чертова велосипеда, — сказал себе Ник. — А то еще заблудишься и не попадешь в Форначи.
Переводчик: И. Кашкин
Когда у него умер отец, он был совсем еще зеленый и его менеджер похоронил покойника навечно, то есть обеспечил за ним постоянное место на кладбище. Но когда и мать умерла, менеджер сообразил, что не всегда же им амуриться. Ведь у них была любовь, да, он из таких, этот красавчик Пако, вы разве не знаете? Ну еще бы, конечно, из таких. И менеджер решил похоронить его мать только на пять лет.
Так вот, вернулся он в Мексику из Испании и сразу получил первое уведомление. Там было сказано, что это первое уведомление: дескать, пять лет на исходе, и не соблаговолит ли он распорядиться должным образом, чтобы продлить срок сохранения материнской могилы. За постоянное место требовалось внести всего двадцать долларов. Касса хранилась тогда у меня, и я сказал, поручи это мне. Но он сказал — нет, он сам об этом позаботится. Позаботится сам, и немедленно. Мать-то его, и он хочет сам все сделать.
Через неделю пришло второе уведомление. Я прочитал его вслух и говорю, я думал, ты уже позаботился об этом. Нет, говорит, еще нет.
— Давай я все сделаю, — сказал я. — Вот они, денежки, у меня.
Нет, сказал он. Нечего ему указывать. Он сам об этом позаботится, когда руки дойдут. Какой смысл тратить деньги раньше времени.
— Ладно, — сказал я. — Только смотри не забудь. — У него тогда был контракт на шесть боев по четыре тысячи песо каждый, да еще бенефис. В одной только столице он заработал больше пятнадцати тысяч долларов. Скаред он был, вот и все.
Третье уведомление пришло еще через неделю, и я опять прочитал его вслух. Там было сказано, что, если он не внесет до субботы, могилу его матери разроют и останки ее выбросят на общую свалку костей. Он сказал, что займется этим в тот же день, когда поедет в город.
— Почему ты мне не поручишь? — спросил я.
— Не суйся куда не надо, — сказал он. — Это мое дело, и я сам этим займусь.
— Ладно, когда так, — сказал я. — Делай свои дела сам.
Он взял сколько было нужно денег из кассы, хотя в те времена у него в кармане всегда лежала сотня песо, а то и больше, и сказал, что сам этим займется. И ушел с деньгами, и я, конечно, думал, что дело сделано.
Неделю спустя оттуда написали, что, поскольку ответа на их окончательное предупреждение не поступило, останки его матери выбросили на свалку костей — на общую свалку.
— Господи помилуй! — сказал я ему. — Ты же собирался заплатить, взял на это деньги из кассы, и что же теперь стало с твоей матерью! Подумать только! Общая свалка костей, и там твоя мать! Почему ты мне не поручил? Я бы сразу после первого уведомления выслал.
— Это не твое дело. Мать — она моя мать.
— Верно, дело не мое, это твое дело. Но какая же у человека кровь в жилах, если он допустил такое со своей матерью? Не заслужил ты, чтобы у тебя мать была.
— Это моя мать, — сказал он. — Теперь она мне еще дороже. Теперь мне не надо думать, что она похоронена там-то и там-то, и горевать. Теперь она вокруг меня, в воздухе, как птицы и как цветы. Теперь моя мать всегда будет со мной.
— Господи помилуй! — сказал я. — Какая же у тебя кровь в жилах? Ты больше и разговаривать со мной не смей.
— Она всюду при мне, — сказал он. — Теперь я не буду о ней горевать.
В те времена он крутился около женщин и тратил на них уйму денег, все старался казаться настоящим мужчиной и думал, что проведет этим кого-нибудь, но на тех, кто его знал, это нисколько не действовало. Мне он задолжал шестьсот с лишним песо и никак не хотел расплатиться.
— Зачем тебе сейчас деньги? — говорил он. — Неужели ты не доверяешь мне? Мы же с тобой друзья.
— Друзья не друзья, доверяю не доверяю — не в этом дело, а в том, что, пока тебя не было, я за все платил из своего кармана, и теперь эти деньги мне нужны, и у тебя есть чем расплатиться.
— Нет у меня сейчас ничего.
— Нет, есть, — сказал я. — Вот они, в кассе, отсюда и возьмешь.
— Эти деньги мне нужны на другое, — сказал он. — Ты не знаешь, какие у меня расходы.
— Я здесь все время сидел, пока ты был в Испании, и ты сам велел мне платить по всем счетам, что приходили из магазинов, а денег ни разу не прислал, и у меня ушло шестьсот с лишним песо моих кровных, а теперь деньги мне нужны и расплатиться со мной ты можешь.
— Скоро расплачусь, — сказал он. — Сейчас они мне самому позарез нужны.
— На что?
— Мало ли у меня какие дела.
— Ну, хотя бы часть отдай.
— Нет, не могу, — сказал он. — Мне деньги прямо-таки позарез нужны. Но я отдам.
В Испании он выступал всего два раза, ему там ходу не дали, моментально его раскусили, а он сшил себе семь костюмов для арены, и ведь что за человек: упаковал все кое-как, и на обратном пути четыре костюма так подмочило морской водой, что и надеть нельзя.
— О Господи! — сказал я ему. — Ты едешь в Испанию. Торчишь там весь сезон, а выступаешь всего два раза. Все деньги, что взял с собой, тратишь на костюмы, и не потрудишься даже уберечь их от морской воды, и никогда эти костюмы не наденешь. Вот как у тебя прошел сезон, а теперь ты мне заявляешь, что сам со своими делами управишься. Тогда отдай деньги, и я с тобой распрощаюсь.
— Нет, ты мне понадобишься, — сказал он. — И я все тебе отдам. Но сейчас мне деньги самому нужны.
— Уж так нужны, что и за материнскую могилу не мог заплатить, чтобы твоей матери было где покоиться. Значит, нужны, говоришь? — сказал я.
— Я очень рад, что с матерью так все получилось, — сказал он. — Тебе этого не понять.
— И слава Богу, — сказал я. — Расплатись, или я сам из кассы возьму.
— Теперь касса будет у меня, — сказал он.
— Нет, не будет, — сказал я.
В тот же самый день он явился ко мне с каким-то подонком — молодчиком из его родного города, без гроша в кармане, и сказал: «Вот этому пейсано нужны деньги на проезд домой, потому что у него мать тяжело заболела».
Понимаете? Какой-то подонок, он его раньше и в глаза не видел, но земляк! Надо же перед ним покрасоваться — как же, знаменитый матадор, староватый, не поскупится ради земляка!
— Дай ему пятьдесят песо из кассы, — велел он мне.
— Ты же только что говорил, будто тебе нечем со мной расплатиться, — сказал я. — А теперь хочешь дать пятьдесят песо этому подонку?
— Мы с ним земляки, — сказал он, — и у него тяжелое положение.
— Сука ты, — сказал я и бросил ему ключ от кассы. — Сам давай. Я еду в город.
— А ты не кипятись, — сказал он. — Я с тобой расплачусь.
Я собрался в город и вывел машину. Машина была его собственная, но он знал, что я вожу лучше. У меня все получалось лучше, чем у него. Он знал это. Он даже читать-писать не умел. Мне надо было кое с кем повидаться в городе и выяснить, можно ли его заставить вернуть долг. Он вышел и сказал:
— Я тоже поеду. И я тебе все верну. Мы же друзья. Зачем нам ссориться.
Мы поехали в город, и машину вел я. Только въехали, он сует мне двадцать песо. Вот, говорит, возьми.
— Ах ты сука безродная! — сказал я и посоветовал, куда ему девать эти деньги. — Какому-то подонку даешь пятьдесят песо, а мне двадцать, когда твоего долгу шестьсот с лишним. Я и цента из твоих рук не приму. Сунь их знаешь куда?
Я вышел из машины, а у самого пусто в кармане, и где ночевать, неизвестно. Потом попозже в тот же день поехал с одним приятелем и забрал из дома все свои вещи. С тех пор и вот до нынешнего года я с ним и слова не сказал. А тут как-то вечером встретил его с двумя дружками по дороге в кино «Каллао» на Гран-Виа в Мадриде. Он ко мне с ручкой.
— А, Роджер! Здравствуй, дорогой! Ну, как поживаешь? Я слыхал, ты про меня нехорошее говоришь. Всякую небылицу.
Ознакомительная версия.
