class="stanza">
Горох и морковь,
Колено бобов,
Свинки и кровь.
Парень милый!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Со всей силы!
Брови Ардиты поднялись от изумления. Она тихо сидела и внимательно слушала начало второго куплета.
Лук-исполин,
Маршалл и Дин,
Голдберг и Грин,
И Кастилло!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Дуй, ветер, вновь!
Со всей силы!
Она с восклицанием отбросила книгу, упавшую в раскрытом виде на палубу, и поспешила к борту. Совсем близко шла большая шлюпка, в которой было семь человек: шестеро гребли, еще один стоял во весь рост на корме и дирижировал, размахивая палочкой.
Камни и соль,
Омар, алкоголь,
Взял си-бемоль
Я на вилах.
Дирижер заметил перегнувшуюся через борт и завороженную странностью текста Ардиту. Он быстро махнул палочкой, и пение в то же мгновение прекратилось. Она заметила, что все гребцы были неграми, а он был единственным белым на лодке.
— Эй, на «Нарциссе»! — вежливо крикнул он.
— В чем соль этого диссонанса? — смеясь, спросила Ардита. — Вы из спортклуба окружной психушки?
В этот момент лодка коснулась борта яхты и огромный неуклюжий негр в «бабочке» повернулся и схватил веревочный трап. Затем, прежде чем Ардита осознала, что происходит, дирижер покинул свое место на корме, взобрался на борт и, задыхаясь, встал перед ней на корме.
— Женщин и детей не трогать! — живо закричал он. — Всех плакс утопить, мужчин сковать цепями!
Изумленная Ардита засунула руки в карманы платья и уставилась на него, лишившись дара речи.
Он был молод, у него на губах играла презрительная усмешка, а на чувственном загорелом лице сияли голубые глаза невинного ребенка. Вьющиеся от влажности волосы были черны, как смоль — ни дать, ни взять, волосы греческой статуи, выкрашенной в брюнета. Он был хорошо сложен, элегантно одет и грациозен, как спортсмен.
— Ну, провалиться мне на месте! — ошеломленно сказала она.
Они холодно посмотрели друг на друга.
— Вы сдаете корабль?
— Это приступ остроумия? — поинтересовалась Ардита. — Вы с детства идиот — или еще только собираетесь в какую-нибудь лечебницу?
— Я спрашиваю, сдаете ли вы корабль?
— Я думала, что в стране сухой закон и спиртное достать нельзя, — презрительно сказала Ардита. — Вы пили политуру? Лучше покиньте эту яхту!
— Да что вы говорите, — голос молодого человека звучал скептически.
— Убирайтесь с яхты! Вы слышите меня?!
Мгновение он смотрел на нее, как будто осмысливая сказанное.
— Нет, — его рот презрительно искривился. — Нет, я не сойду с яхты. С нее сойдете вы, если вам так хочется.
Подойдя к борту, он подал отрывистую команду, и в то же мгновение все гребцы вскарабкались по трапу и выстроились перед ним в шеренгу, угольно-черные и темно-коричневые с одного края и миниатюрный мулат ростом четыре фута с небольшим — с другого. Все они были одеты в одинаковые голубые костюмы, покрытые пылью, с пятнами высохшей тины, кое-где порванные. За плечом у каждого свисал маленький, выглядевший очень тяжелым, белый мешок, а в руках все держали большие черные футляры, в которых, по всей вероятности, должны были находиться музыкальные инструменты.
— Внимание! — скомандовал молодой человек, звонко клацнув собственными каблуками. — Равняйсь! Смир-но! Бэйб, шаг вперед!
Самый маленький негр быстро шагнул из строя и отдал честь.
— Есть, сэр!
— Назначаешься старшим! Спуститься в трюм, захватить команду и всех связать — всех, кроме судового механика. Привести его ко мне… Так… И сложить сумки здесь, у борта.
— Есть, сэр!
Бэйб снова отдал честь и, развернувшись, собрал вокруг себя оставшихся пятерых. Они шепотом посовещались и бесшумно, гуськом, пошли вниз по трапу.
— А теперь, — весело сказал молодой человек Ардите, ставшей немой свидетельницей последней сцены, — если вы поклянетесь своей эмансипированной честью — которая, скорее всего, недорого стоит, — что вы не откроете ваш капризный ротик в течение сорока восьми часов, то можете взять нашу шлюпку и грести на берег.
— А что в противном случае?
— В противном случае вам придется идти с нами в море на корабле.
С легким вздохом облегчения оттого, что первое напряжение исчезло, молодой человек занял недавно освобожденное Ардитой канапе и медленно потянулся. Его губы понимающе ухмыльнулись, когда он огляделся вокруг и заметил дорогой полосатый навес, полированную латунь и роскошную оснастку палубы. Его взгляд упал на книгу, а затем и на выжатый лимон.
— Хм, — сказал он, — оппозиционер Джексон заявлял, что лимонный сок проясняет голову. Ваша голова достаточно ясна?
Ардита не снизошла до ответа.
— Спрашиваю потому, что в течение ближайших пяти минут вам предстоит принять ясное решение: либо остаться, либо покинуть судно.
Он поднял книгу и с любопытством ее раскрыл.
— «Восстание Ангелов». Звучит заманчиво. Французская, вот как? — он с новым интересом уставился на нее. — Вы француженка?
— Нет.
— Как вас зовут?
— Фарнэм.
— А имя?
— Ардита Фарнэм.
— Что ж, Ардита, нет никакого смысла вот так вот здесь стоять и морщить лобик. Вы должны расстаться с этой нервической привычкой, пока еще молоды. Лучше идите сюда и присядьте.
Ардита достала из кармана резной нефритовый портсигар, вытянула из него сигарету и закурила, стараясь казаться спокойной, несмотря на то, что ее руки слегка дрожали. Затем она грациозно прошла по палубе, уселась на другом канапе и выпустила дым изо рта.
— Вам не удастся выгнать меня с яхты, — уверенно произнесла она, — и вы напрасно думаете, что вы здесь надолго задержитесь. Мой дядя в половине седьмого вызовет сюда по радио весь флот.
— Ну-ну…
Она бросила на него быстрый взгляд и уловила беспокойство, на мгновение ясно проступившее в опустившихся уголках его рта.
— Мне все равно, — сказала она, пожав плечами. — Это не моя яхта. Я ничего не имею против небольшого часового круиза. Я даже подарю вам эту книгу, чтобы вам было чем заняться на пограничном катере, который доставит вас в Синг-Синг.
Он презрительно рассмеялся.
— Если это — ваш единственный аргумент, то можно было даже не трудиться об этом говорить. Это всего лишь часть плана, разработанного задолго до того, как я узнал, что на свете существует эта яхта. Если бы ее не было, то была бы какая-нибудь другая, их у этого побережья предостаточно.
— Кто вы такой? — неожиданно спросила Ардита. — И что вам нужно?
— Вы решили не плыть на берег?
— Я об этом и не думала.
— Нас обычно называют, — сказал он, — всех семерых, конечно, — «Картис Карлиль
