– Вот ведь неприятность, — серьезно сказал Мэйтэй.
– Изумительное душевное состояние, — восхитился Докусэн.
– И если бы такое состояние продлилось до утра, я, возможно, так и просидел бы в рассеянности на скале, даже не вспомнив о том, что пришел сюда сыграть на скрипке.
– А там водятся лисы?[183] — осведомился Тофу-кун.
– Вот таким образом сидел я не помня себя, не зная, жив я или мертв, когда внезапно сзади, из глубины старого пруда раздался голос: «Гя-а!»
– Вот оно!
– Этот голос громовым эхом прокатился по горам, и я тотчас же очнулся…
– Вот теперь я спокоен, — сказал Мэйтэй, держась за сердце.
– В великой смерти обретаешь обновленный дух, — сказал Докусэн-кун и многозначительно поглядел на Кангэцу-куна. Но тот не понял и продолжал:
– Очнувшись, я огляделся по сторонам. На горе Коосин царила тишина. Не было слышно ни звука. Что же это за голос? Это не был голос человека — потому что он был слишком резок. Это не был голос птицы — потому что он был слишком громок. Это не был голос обезьяны — потому что в этих местах обезьяны не водятся. И не успел я подумать обо всем этом, как покой, в коем пребывал я до того момента, внезапно рухнул. У меня в голове заметались тысячи мыслей, как при встрече его высочества принца Артура метались по улицам жители столицы[184]. Храбрость, спокойствие, здравый смысл — все эти редкие гости моей души мгновенно испарились через открытые поры моей кожи. Сердце под ребрами принялось отплясывать танец «сутэтэко». Ноги задрожали, словно туго натянутая нить воздушного змея. Я схватил скрипку под мышку, накрылся одеялом, спрыгнул со скалы, одним духом сбежал с горы, добежал до дома, забрался в постель и уснул. Даже теперь я не могу вспоминать об этом без содрогания, Тофу-кун.
– А дальше?
– Это все.
– Как все? А твоя игра на скрипке?
– Какая там могла быть игра? Там же кричали «гя-а!». И ты бы тоже не смог играть на моем месте.
– У меня такое чувство, будто в твоем рассказе чего-то не хватает.
– Я рассказывал то, что было. А что вы скажете, господа? — И Кангэцу-кун с победоносным видом оглядел слушателей.
Мэйтэй расхохотался.
– Вот так штука! Много же ты потрудился, чтобы довести рассказ до конца! А я-то все ждал: вот-вот в стране восточного принца появится Сандро Беллони! — Мэйтэй остановился, ожидая, что его спросят о том, кто такой Сандро Беллони, но не дождался и продолжал: — Сандро Беллони играл на лире в лесу при луне, распевая итальянские песни, ты же потащился со скрипкой на гору Коосин — это все мотивы с одинаковыми поступками. Он испугал луну, а ты сам испугался барсука на старом болоте и тем самым сделал шаг, отделяющий великое от смешного. Представляю, как тебе было обидно!
– Да нет, не особенно, — спокойно отозвался Кангэцу-кун.
– Все выламываешься, лезешь на гору играть на скрипке, вот тебя и пугнули! — брюзжащим голосом заявил хозяин.
– Благородный муж думает о жизни и в логове дьявола, — со вздохом сказал Докусэн-кун. Еще не было случая, чтобы Кангэцу-кун понял, что говорит Докусэн. Да и только ли Кангэцу?
– Ну хорошо, Кангэцу-кун, — сказал Мэйтэй. — Ты как, все шлифуешь свои шарики в университете?
– Нет. Я последнее время был на родине и потому не занимался. Да и надоели мне уже эти шарики. Все собираюсь бросить это занятие.
– Как же бросить? — нахмурился хозяин. — Ведь ты тогда не станешь доктором наук.
– Доктором? — Кангэцу-кун засмеялся. — А для чего мне становиться доктором?
– Да ведь тогда и свадьбу придется отложить. Лишние неприятности тебе и твоей невесте…
– Свадьбу? Какую свадьбу?
– Твою, конечно.
– И на ком же я женюсь?
– На барышне Канэда…
– Хо!
– Что «хо»?! Ведь вы же договорились?
– Кто договорился? Если им хочется распускать всякие слухи, это их дело!
– Нет, ты погоди. Слушай, Мэйтэй, ты знаешь, о чем идет речь?
– Это относительно Носа? Ну, об этом весь мир уже знает. Эта тайна известна всем… Ко мне уже приходили из газеты и спрашивали, когда газета удостоится чести опубликовать фото жениха и невесты. Тофу-кун уже три месяца ждет этой свадьбы, он сочинил по этому случаю длиннейшую поэму, называется она «Песня орла». Он уже боится, что этот шедевр превратится в зарытое сокровище, потому что Кангэцу-кун не становится доктором. Правда, Тофу-кун?
– Не так уж я боюсь, как вы об этом говорите, но мне, конечно, хочется опубликовать произведение, в котором выражены мои чувства.
– Вот видишь, Кангэцу-кун, очень многое зависит от того, станешь ты доктором наук или нет. Так что ты уж как-нибудь держись, шлифуй свои шарики.
– Хе-хе-хе… Простите, что я доставил всем столько беспокойства, но мне уже нет необходимости делаться доктором.
– Это почему? — спросил Кусями-сэнсэй.
– Как почему? Да потому, что у меня уже есть законная жена.
– Вот так так! — воскликнул Мэйтэй. — Когда же ты успел? В этом мире только успевай поворачиваться! Кусями-кун, вы слыхали? Оказывается, у Кангэцу-куна уже есть семья!
– Положим, детей у меня еще нет. На что это было бы похоже, если бы у меня появились дети через месяц после свадьбы!
– Скажите, — произнес хозяин тоном прокурора, — где и когда вы совершили бракосочетание?
– Как когда? Приехал я на родину, а она там, оказывается, уже ждет меня. Бониты, сэнсэй, которые я вам принес, получены от родственников в качестве свадебного подарка.
– Как? Три ломтика в свадебный подарок? Что за жадность!
– Да нет, подарили много, но привез я вам только три.
– И она твоя землячка? Такая же смуглая, как все другие жители ваших краев?
– Да, совершенно черная. Как раз мне под стать.
– А что ты думаешь делать с Канэда? — осведомился хозяин.
– Ничего не думаю делать.
– Но ведь так нехорошо. Правда, Мэйтэй?
– А, чего там нехорошо! Отдадут за кого-нибудь другого. Какая разница? Муж и жена — это люди, которые ищут друг друга впотьмах. Искать совсем и не нужно, а они ищут. Напрасные хлопоты. Ведь все равно, кто кого найдет. Жаль вот только Тофу-куна, который сочинил «Песню орла».
– Нет, что вы… «Песню орла» можно приурочить и к этому событию. А на свадьбу девицы Канэда я сочиню что-нибудь еще.
– Вот это поэт! Вот это я понимаю! На все случаи жизни!
– Ты Канэда предупредил? — Хозяин все еще беспокоился о Канэда.
– Нет. И с какой стати я стану его предупреждать? Я предложения не делал, руки дочери у них не просил, достаточно с них будет и моего молчания. Я думаю, вполне достаточно. Сейчас они, наверное, все уже знают от своих двадцати сыщиков.
При слове «сыщики» лицо хозяина омрачилось.
– Гм… Вот как? Ну, тогда молчи, — приказал он. Но этого ему, видимо, показалось мало, и он принялся немедленно знакомить гостей со своими взглядами на сыщиков: — Когда у неосторожного вытаскивают из-за пазухи кошелек, это называется воровством. А когда к неосторожному залезают в душу, это сыск. Когда тайком забираются в дом и уносят вещи, это грабеж. А когда тайком извлекают из тебя сведения, это сыск. Когда с оружием в руках отбирают собственность, это бандитизм. А когда гнусными словами ломают твою волю и душу, это сыск. Сыщики — это воры, грабители и бандиты. Среди людей им нет места. Не слушай, что они говорят, Не сдавайся!
– Ничего, все будет в порядке! Я не побоюсь, если даже на меня нападут целые полки сыщиков, тысяча сыщиков, две тысячи сыщиков! Они будут иметь дело с Кангэцу Мидзусима, физиком и мастером шлифования шаров!
– Восхищен! — завопил Мэйтэй. — Я в восхищении! Сразу видно новобрачного физика! Какая великолепная энергия! Между прочим, Кусями-кун, если сыщики относятся к породе воров, грабителей и бандитов, то к какой породе относится Канэда-кун, который пользуется их услугами?
– Его можно приравнять к Кумадзака Тёхану.
– Тёхан — хорошо сказано. Как это поется? «Только что был Тёхан и вдруг раздвоился и исчез». Впрочем, наш Тёхан из переулка напротив, ростовщик, скупердяй и мошенник, не исчезнет, не беспокойся. И тому, кто попадется в руки к этому прохвосту, будет плохо, до конца дней своих помнить придется. Так что будь настороже, Кангэцу-кун.
– А, ничего страшного. «Ого, бандит, с каким ты важным видом ходишь! Давно мы знаем, кто ты таков, а ты все продолжаешь старые дела!» Я ему еще покажу! — храбро заявил Кангэцу-кун.
– Кстати, о сыщиках, — заговорил Докусэн-кун. — Знаете, в двадцатом веке большинство людей склонны заниматься сыском. Интересно, почему это?
Это было совершенно в стиле Докусэн-куна — перейти на отвлеченную тему, не имеющую отношения к конкретному вопросу.
– Вероятно, потому, что подорожали продукты, — ответил Кангэцу.
– Наверное, потому, что никто не разбирается в искусстве, — сказал Тофу.
