- Входите же, доктор. О, да вы совсем промокли. Ужасная погода...
Он перебил ее напряженным, неестественным голосом:
- Миссис Видлер, мне давно хотелось вас повидать. Я часто думал, как вы тут одна живете.
- Помаленьку, доктор. Не так уж плохо. В сапожной мастерской у меня новый помощник. Хороший работник. Но войдите же и позвольте предложить вам чашку чая.
Он покачал головой.
- Нет, нет, я только мимоходом зашел. - И продолжал чуть не с отчаянием; - Вам, должно быть, сильно недостает Гарри?
- Да, конечно, особенно вначале недоставало. Но просто удивительно, - она даже улыбнулась, говоря это, - как со всем свыкаешься.
Он сказал торопливо, смущенно:
- Я себя упрекаю... Все это случилось так неожиданно для вас, и я часто думал, что вы, верно, меня считаете виноватым.
- Вас виноватым? - Она покачала головой. - Да за что же? Вы сделали все, даже лечебницу рекомендовали и самого лучшего хирурга...
- Но, видите ли, - настаивал он хрипло, чувствуя, как цепенеет от холода все тело, - если бы вы поступили иначе, если бы Гарри лег в больницу, то, быть может...
- Я не могла поступить иначе, доктор. Мой Гарри получил все самое лучшее, что можно было достать за деньги. Даже похороны, - жаль, что вы не видели, какие были венки! А вас осуждать! Да я сколько раз говорила вот в этой самой лавке, что для Гарри нельзя было выбрать доктора умнее и добрее и лучше вас.
Она продолжала говорить, и Эндрью уже было ясно, что, хотя он только что сделал прямое признание, эта женщина никогда ему не поверит. Она утешалась иллюзией, что смерть Гарри была неизбежна и для него было сделано все, что можно. Было бы жестокостью отнять у нее эту веру, которая так ее поддерживала. И Эндрью, помолчав, сказал:
- Очень рад, что повидал вас, миссис Видлер. Я нарочно для этого зашел.
Он пожал ей руку, простился и вышел.
Это свидание не только не успокоило и не утешило его, - он почувствовал себя еще несчастнее. Чего он ожидал? Прощения в духе лучших литературных традиции? Осуждения? Он с горечью подумал, что теперь миссис Видлер, вероятно, будет о нем еще более высокого мнения, чем прежде. Бредя обратно по грязным улицам, он вдруг почувствовал уверенность, что непременно завтра проиграет дело. Уверенность эта росла с ужасающей быстротой.
Неподалеку от его гостиницы, на тихой боковой улице, он прошел мимо открытых дверей какой-то церкви. Повинуясь внезапному побуждению, остановился, повернул обратно и вошел. В церкви было темно, пусто и тепло, - казалось, служба недавно кончилась. Эндрью эта церковь была незнакома, но ему было все равно. Он сел на последнюю скамью и вперил неподвижный, усталый взгляд в темный свод за хорами. Он вспоминал, как Кристин, когда они отошли друг от друга, стала вдруг набожна. И он никогда не бывал в церкви, а вот теперь зашел в эту, незнакомую.
Здесь он сидел с полчаса, погруженный в размышления, потом встал и пошел прямо в гостиницу.
Он заснул тяжелым сном, но наутро проснулся с еще более острым ощущением тошнотворного страха. Когда одевался, руки у него немного дрожали. Он бранил себя мысленно за то, что поселился в этой гостинице, где все напоминало ему о тех днях, когда он приезжал держать экзамен. То, что он сейчас испытывал, было очень похоже на волнение перед экзаменом, но во сто раз сильнее.
Он сошел вниз, но за завтраком не мог есть. Дело было назначено на одиннадцать часов, и Гоппер просил его прийти пораньше. Он рассчитал, что до Хеллем-стрит не больше двадцати минут езды, и просидел до половины одиннадцатого в гостиной, делая вид, что читает газеты. Когда же он, наконец, выехал, его такси надолго застряло в ряду других из-за какой-то задержки движения на Оксфордской улице. Когда он добрался до помещения Медицинского совета, пробило одиннадцать часов.
Он поспешил в зал совета и только смутно успел заметить, что зал большой, что за высоким столом уже расположились все члены совета, а на председательском месте - сэр Дженнер Хеллидей. Он остановился в дальнем конце зала, где уже сидели все участники процесса с видом актеров, ожидающих своего выхода. Здесь были Гоппер, Мэри Боленд с отцом, миссис Шарп, доктор Сороугуд, мистер Бун, палатная сестра Майлс из больницы Виктории. Эндрью обвел глазами весь ряд. Затем торопливо сел подле Гоппера.
- Я, кажется, просил вас прийти пораньше, - сказал адвокат недовольным тоном. - Первое дело уже кончается. Опоздать на заседание совета было бы фатально.
Эндрью ничего не ответил. Гоппер был прав, - председатель уже читал приговор по предыдущему делу. Приговор был неблагоприятный: исключение из состава врачей. Эндрью не мог отвести глаза от осужденного, виновного в каком-то неблаговидном поступке. Это был жалкий, обтрепанный субъект, вид которого говорил о тяжелой борьбе за существование. Выражение полнейшей безнадежности на лице этого человека, осужденного высоким собранием его коллег, пронизало Эндрью дрожью.
Но он не успел ни о чем подумать, только почувствовал мимолетный порыв сострадания. В следующую минуту вызвали его. Со сжавшимся сердцем слушал он, как читали официальное обвинительное заключение.
Затем выступил мистер Джордж Бун, представитель обвинения. Худая, подтянутая фигура во фраке, гладко выбритое лицо, пенсне на широкой черной ленте. Он заговорил неторопливо, размеренно.
- Господин председатель и вы, господа, дело, которое вам предстоит рассмотреть, не имеет ничего общего ни с одной из систем лечения, предусмотренных разделом двадцать восьмым Акта о врачевании. Напротив, оно является явным примером связи лица медицинской профессии с лицом, не числящимся в списках врачей, и позволю себе напомнить, что совет совсем недавно имел случай осудить аналогичный поступок.
"Факты таковы. Больная Мэри Боленд, страдающая туберкулезом верхушек легких, была принята в палату доктора Сороугуда больницы Виктории восемнадцатого июля сего года. Там она находилась под наблюдением доктора Сороугуда до четырнадцатого сентября, когда она выписалась из больницы под предлогом, что желает вернуться домой. Я говорю "под предлогом", так как в день ее выхода пациентка домой не уехала, а была встречена у сторожки привратника доктором Мэнсоном, который тотчас отвез ее в лечебное заведение, именуемое "Бельвью" и предназначенное, насколько я знаю, для лечения легочных заболеваний.
"По приезде в место, именуемое "Бельвью", пациентка была уложена в постель и осмотрена доктором Мэнсоном совместно с владельцем предприятия мистером Ричардом Стилменом, не имеющим диплома врача и... э... надо добавить, чужестранцем. После осмотра на консилиуме - прошу совет запомнить эту фразу - на консилиуме доктора Мэнсона с мистером Стилменом было решено подвергнуть больную операции, то есть привести ее в состояние пневмоторакса. После этого доктор Мэнсон сделал местную анестезию, и вдувание было произведено доктором Мэнсоном и мистером Стилменом.
"Теперь, господа, после краткого изложения фактов я, с вашего разрешения, вызову свидетелей. Доктор Юстесс Сороугуд, пожалуйста".
Доктор Сороугуд встал и вышел вперед, сняв очки и держа их наготове. Бун начал опрос.
- Доктор Сороугуд, я не хотел вас беспокоить. Нам прекрасно известна ваша репутация, можно даже сказать - ваша слава специалиста по легочным болезням, и я не сомневаюсь, что вами руководила лишь снисходительность к младшему коллеге. Но скажите, доктор Сороугуд, верно ли, что в субботу утром десятого сентября доктор Мэнсон настоял на консультации вашей с ним по поводу больной Мэри Боленд?
- Да.
- И верно ли также, что во время этой консультации он настаивал на методе лечения, который вы находили неподходящим?
- Он хотел, чтобы я ей сделал пневмоторакс.
- Совершенно верно. И в интересах больной вы отказались?
- Отказался.
- А после вашего отказа не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении доктора Мэнсона?
- Как вам сказать... - замялся Сороугуд.
- Смелее, смелее, доктор Сороугуд. Мы понимаем ваше естественное колебание...
- Он в то утро был не совсем такой, как всегда. Кажется, он был не согласен с моим решением.
- Благодарю вас, доктор Сороугуд. А скажите, ничто не давало вам повода предполагать, что больная недовольна своим лечением в больнице, - при одной мысли об этом по чопорному лицу Буна скользнула бледная усмешка, - что она имеет какие-либо основания жаловаться на вас или младший персонал больницы?
- Ровно ничего. Она всегда казалась довольной, веселой и счастливой.
- Благодарю вас, доктор Сороугуд. - Бун взял со стола другую бумагу. - А теперь, сестра Майлс, пожалуйте.
Доктор Сороугуд сел на свое место. Сестра его палаты выступила вперед. Бун продолжал:
- Сестра Майлс, в понедельник утром двенадцатого сентября, на третий день после консилиума доктора Сороугуда и доктора Мэнсона, приходил ли доктор Мэнсон навестить больную Боленд?
