— Когда вы дружили с отцом, вы бывали у него в Сассексе?
— Сотни раз! Огромный дом, вроде казармы.
— Вот именно. А знаете, сколько стоит его содержать? В общем, я бы его продал.
— Вполне понятно.
— Тогда я стану совладельцем одного издательства. Судейских способностей у меня нет, а издательских — навалом.
— Дело прибыльное.
— Еще бы! Вот я и хочу в него войти.
Галли задумчиво попивал виски. Ему не хотелось огорчать молодого друга, но все же надо предупредить, что Англия кишит землевладельцами, которые тщетно пытаются продать усадьбу.
— Не так все легко, — сказал он. — Большие усадьбы не покупают.
— Ничего, Пуффи купит.
— Кто?
— Пуффи Проссер, из «Трутней». Он как раз женился, ему нужен дом под Лондоном.
— Что ж, это хорошо. Он богатый?
— Денежный мешок. Его папаша — пепсин[102] Проссера. Надеюсь разорить на двести тысяч, не меньше.
— Как сказал бы мой брат Кларенс, прекрасно, прекрасно, превосходно. Что вы так странно смотрите? Не превосходно? Почему?
— Он хочет, чтобы я сперва отремонтировал дом. Тот разваливается.
— Да, помню. Обшарпанный такой, как будто мыши погрызли. И крыша протекает, всюду ведра… Ремонт обойдется в копеечку.
— Примерно в семьсот фунтов. Я накопил двести.
— Занять не у кого?
— Нет. Но тут случилось это, в «Трутнях»…
— Не понимаю. Что там случилось?
— Поспорили, кто раньше женится. Видимо, на мысль навела женитьба Пуффи.
— Что ж, мысль — прекрасная. У нас в «Пеликане» это было, но мы спорили, кто первый умрет.
— Не очень приятная тема.
— Ах, чего там! В общем, мы все разгорелись. Фаворитом был Чарли Пембертон, под девяносто, со старым циррозом печени. Ваш отец его вытащил и был на седьмом небе. Но, как всегда, выиграла темная лошадка. Через два дня Желтобрюха Страглза переехал кэб. Но я отвлекся. Значит, устроили тотализатор?
— Я принял в нем участие.
— Конечно! Как же еще? А почем билеты?
— По десять фунтов.
— То есть шиллингов.
— Фунтов. Мы разошлись вовсю. А Сэнди рассердилась. Незадолго до того я проиграл на бегах десятку.
Галли кивнул.
— А, ясно! Вы проиграли опять, а она заметила: «Я же тебе говорила!».
— Нет, не проиграл. Фаворитов было всего два, Остин Фелпс, теннисист, ну, вы о нем читали, и такой американец, Плимсол. Он женится на Веронике Педж или там Кедж.
— Уэдж. Моя племянница. Вы знаете Типпи?
— Нет, мы не знакомы. Он вообще живет в Америке. Кажется, скоро приедет — и сразу свадьба.
— Правильно. В начале сентября, в замке. Все графство съедется.
— Да? Так вот, я вытащил Плимсола, а назавтра узнал, что Фелпс поссорился с невестой. Казалось бы, лучше некуда.
— Мне и кажется.
— Смотря в каком смысле. Деньги я получу, а Сэнди — потерял.
Галли покачал головой
— Не понимаю. Ей бы обнять вас, шепча: «Мой герой!»…
— Это еще не все
— Как, опять?
— Сейчас объясню.
— Что ж, объясняйте.
3Сэм подлил себе виски. Вообще он почти не пил, но сейчас его тянуло выпить — то ли из-за любовных бед, то ли от того, что рядом был Галахад Трипвуд, располагавший к алкоголю. Отхлебнув как следует, он сказал:
— Она не могла простить, что я отказал синдикату. Галли заерзал в кресле. Сам он рассказывал блестяще и не терпел нечетких сообщений. Если новый, молодой друг, подумал он, не умеет лучше строить повесть, он никогда не угодит такому требовательному журналу, как «Мой малыш».
— Какой еще синдикат? — спросил он, меча огонь сквозь монокль. — Какие такие синдикаты?
— Понимаете, — ответил Сэм, внезапно обретя дар ясности, — мне предложили продать билет за сто фунтов.
— Надеюсь, вы не сделали этой глупости?
— Конечно, нет.
— Молодец. А то я уж испугался.
Сэм испепелил неповинную муху, чистившую о сифон задние лапки.
— Надо было согласиться, — сухо возразил он. — Потому мы и поссорились. Сэнди считает, что лучше верная сотня, чем неизвестно что.
Галли умудренно кивнул.
— Да, у женщин нет спортивного духа. Помню, в детстве кто-то подарил мне десять шиллингов. Парикмахер, который меня стриг, убедил поставить их на достаточно слабую лошадь. Слышали бы вы, что поднялось! Женская часть семьи орала так, словно я банк ограбил. Кроме того, я не выиграл. Да, так что было дальше?
— Спорили мы, спорили, я устоял, а она — взорвалась.
— Цвет волос. Я часто думал, зачем мудрой природе создавать людей, которые просто вынуждены взрываться. Брюнетка или, скажем, светлая блондинка — совсем другое дело. Значит, отдала кольцо?
— Швырнула. Видите, ссадина на щеке?
— А теперь — письма. И все потому, что вы умнее, дальновиднее. Вот, вы спорили. Был в ее доводах хоть какой-нибудь смысл?
Сэм страдал, он обижался, но честности не утратил.
— Да, вообще-то был. Когда она служила у этого дяди, Типтон все время обручался. Видимо, его невесты какие-то взбалмошные.
— Но не Вероника.
— Почему?
— Потому что с тех пор дядя умер, оставив ему миллионы. Моя сестрица не допустит никаких фокусов. Что бы там раньше ни было, теперь все будет как надо.
— Это хорошо, но Сэнди я потерял.
— А вы уверены, что она — та самая, единственная?
— Уверен. Тут и спорить не о чем.
— Что ж, я вас понимаю. Прелестное созданье, а осторожность — это у них в крови. Да, вы друг другу подходите.
— Она с этим не согласна.
— Сейчас, временно. Поговорите с ней, убедите, и она образумится.
— Как я с ней поговорю? Я — здесь, она — в замке. Галли поднял брови, но монокль не выпал. Сила духа!
— Вы собираетесь тут сидеть?
— А что же мне остается?
— Где ваша храбрость, где дерзновение? Немедленно езжайте в Маркет Бландинг. Я не говорю «в замок», потому что не вправе туда приглашать. Там распоряжается моя сестра, а все мои сестры недолюбливают моих друзей. Итак, вы едете в Маркет Бландинг, останавливаетесь в «Гербе Эмсвортов» и ждете, затаившись. Сэнди часто ездит туда на велосипеде. Приедет — выскакиваете из засады, они это любят. Это им льстит. В вашем возрасте я только и делал, что кидался на девиц.
— А вдруг она не приедет?
— Тогда — День открытых дверей.
— Что это?
— В четверг на каждой неделе в замок пускают посетителей. Платите полкроны, и Бидж, дворецкий, все вам показывает — портретную галерею, янтарную комнату, башни всякие. Народу приезжает много, из ближних городков. Присоединитесь к толпе — и все, дело в шляпе.
Энтузиазм его заразил Сэма.
— И верно! — сказал тот. — Но как я встречу Сэнди?
— Я ее приведу.
— Куда?
— К стойлу Императрицы.
— К чему, к чему?
— К домику, где живет любимая свинья моего брата.
— А, ясно! Как я его найду?
— Всякий покажет. Одна из достопримечательностей. Значит, я вас жду.
— Приеду к вечеру.
— Вот это разговор! Позвоните мне сразу. А теперь — мне пора к «Баррибо», там сидит Кларенс.
4Поскольку Сэнди Каллендер сообщила вечером по телефону, что Галли прибудет около часа, а было 12. 54, лорд Эмсворт удивился, завидев брата. Когда тот доехал до отеля, граф сидел в холле, напоминая мокрый носок, и совершенно ни о чем не думал. Кроткое лицо стало еще и растерянным, как всегда в Лондоне, который пугал и ошеломлял робкого пэра. В отличие от Галли, считавшего нашу столицу земным раем, он плохо ее переносил и буквально считал секунды, отделявшие его от возвращения в замок. Словом, завидев брата, он удивился, а там — и встал, напоминая уже не носок, но разворачивающуюся змею. Пенсне заплясало на шнурке, как всегда в таких случаях.
— Ой, Господи! — вскричал он. — Галахад.
— Он самый. Разве ты меня не ждешь?
— А? Э? Жду, как не ждать! Ты прекрасно выглядишь.
— Ты тоже. Бойкий такой.
— Хочешь поесть?
— Конечно, тем более — за твой счет. Подкрепимся перед дорогой. Ты мне расскажешь свои американские похождения, а я — бландингские новости.
За столиком, над sale mornay,[103] они продолжили беседу.
— Ну, Кларенс, как Америка?
— Удивительная страна. Ты хорошо ее знаешь?
— Неплохо. Часто бывал там в давние дни. Значит, она тебя удивила?
— Очень, очень. Вот мешочки…
— Прости, не понял?
— Они дают чай в таких штучках.
— А, да. Помню.
— А спросишь яйцо, они его перемешивают.
— Тебе не нравится?
— Нет.
— Тогда не спрашивай яйцо.
— И верно!.. — обрадовался граф.
— Хотя при таком положении дел еще спасибо, если есть яйца.
— При каком?
— Там крах на бирже. Неужели не видел в газетах?
— Я их не читал. Правда, совали под дверь, но я — не читал. А что за крах?
