— А ты только представь себе, что запрягла их в наш фургон, и посмотри, как будет красиво! Не скоро увидишь такой выезд.
— Но ведь ты не в форме. Билли, — невольно вырвалось у нее.
— Подумаешь! — фыркнул он. — Я в сущности весь этот год тренировался. У меня ноги — как железные. Они будут держать меня, пока в руках есть сила, а ее мне не занимать стать. И потом — я не буду с ним долго возиться. Сэндоу берет с наскока, а с такими я быстро справляюсь, я его мигом обработаю. Трудно иметь дело с выдержанным, хладнокровным боксером, а об этом «Юном Сэндоу» и говорить нечего: я покончу с ним на третьем или четвертом раунде, как только он на меня бросится. Это легче легкого, Саксон. Даю слово, даже брать деньги стыдно.
— Но я не могу и подумать о том, что у тебя опять все тело будет избито, — нерешительно возразила она. — Если бы я тебя не любила так сильно, я бы, может быть, согласилась. А вдруг он тебя изувечит?
Билл рассмеялся в горделивом сознании своей молодости и силы.
— Ты даже не узнаешь, что я был на ринге, — просто у нас окажутся Хазл и Хатти. И потом, Саксон, мне прямо необходимо время от времени поработать кулаками. Я не могу месяцами вести себя, как ягненок, у меня начинают чесаться суставы, так и хочется ими по чему-нибудь треснуть. Гораздо умнее победить Сэндоу и заработать триста долларов, чем подраться с каким-нибудь деревенским оболтусом да еще попасть под суд. Взгляни-ка еще раз на Хазл и Хатти. Настоящие лошади для сельских работ, и производители хорошие, — они очень пригодятся нам, когда мы попадем в эту лунную долину. И достаточно сильны — хоть сейчас в плуг запрягай!
Вечером перед матчем Саксон и Билл расстались в четверть девятого. Ровно через час, когда Саксон держала наготове горячую воду, лед и все, что может понадобиться, она услышала стук калитки и шаги Билла на крыльце. Против воли она все-таки согласилась, чтобы он участвовал в матче, и теперь каждую минуту упрекала себя за это. Открывая дверь, Саксон дрожала от страха, что перед ней снова предстанет изувеченный муж. Но этот Билл ничем не отличался от того, с которым она час тому назад простилась.
— Матч не состоялся? — воскликнула она с таким явным разочарованием, что он засмеялся.
— Когда я уходил, они все еще орали: «Обман! Обман!» — и требовали обратно свои деньги.
— Все равно я счастлива, что ты опять дома, — сказала она со смехом, входя с ним в комнату; но тайком она вздохнула, прощаясь с мечтой о Хазл и Хатти.
— Я тут по пути достал тебе кое-что, я знаю, тебе давно хотелось это иметь, — будто невзначай сказал Билл. — «Закрой глаза и протяни руку; а откроешь глаза — увидишь штуку», — пропел он.
На ее ладонь легло что-то тяжелое и холодное, и, открыв глаза, она увидела стопку двадцатидолларовых монет.
— Я говорил тебе, что это так же нетрудно, как ограбить мертвеца,
— усмехаясь, воскликнул он, стараясь увернуться от толчков, ударов и шлепков, которые посыпались на него. — Никакого боя и не было. Знаешь, сколько времени все продолжалось? Ровно двадцать семь секунд — меньше полминуты. А сколько было нанесено ударов?.. Один! И удар этот был мой… Сейчас я тебе покажу. Чистая умора!
Билл встал посреди комнаты, слегка согнув колени, прикрывая подбородок левым плечом, выставив вперед кулаки и защищая левый бок и живот локтями.
— Первый раунд, — начал он. — Ударили в гонг, и мы уже обменялись рукопожатием. Готовимся к продолжительному бою, — мы ведь ни разу не видели друг друга на ринге, поэтому не торопимся, присматриваемся и так — финтим. Проходит семнадцать секунд — ни одного удара. Ничего. И вот тут-то «Юному Сэндоу» сразу приходит конец. Рассказывать долго, а случилось все в один миг, я и сам не ожидал. Мы стояли лицом к лицу. Его левая перчатка была примерно в футе от моего подбородка, а моя перчатка — в футе от его. Он сделал правой рукой финту, — я вижу, что это финта, приподнимаю левое плечо и сам делаю финту правой. Мое движение чуть отвлекает его внимание, и это дает мне преимущество. Мне и на фут не пришлось вытянуть левую, и я ее даже назад не отвел. Я действую рукой прямо с места, просовываю ее под его правую защиту, а сам перегибаюсь туловищем вперед, чтобы ударить всем весом плеча. Ну и удар!.. Вот где он пришелся — сбоку в челюсть. Он так и рухнул! Я возвращаюсь спокойненько в свой угол и, даю слово, Саксон, смеюсь втихомолку, — так это оказалось легко. Судья стоит над ним и считает. А он и не шевельнется. Зрители не знают, что и думать, — сидят, как будто их оглушили. Секунданты тащат его в угол и усаживают на стул; его все время приходится поддерживать. Через пять минут он открывает глаза, но ничего не видит: глаза словно стеклянные. Еще пять минут, и он поднимается. Но сам стоять не может, ноги точно ватные. Секунданты кой-как перетаскивают его через канаты и уводят в уборную. А толпа начинает бесноваться и требует свои деньги обратно. Подумай только: двадцать семь секунд, один удар — и лучшая из жен, какая когда-либо была у Билла Робертса за всю его долгую жизнь, получает пару отличных лошадок!
В душе Саксон с удесятеренной силой вспыхнуло прежнее восхищение мужеством, силой и красотой Билла. Да, он настоящий герой, достойный потомок тех викингов, которые в крылатых шлемах спрыгивали со своих крючконосых лодок на окровавленные пески Англии!
Наутро Билл проснулся оттого, что почувствовал прикосновение губ Саксон к своей левой руке.
— Эй! Что ты делаешь? — воскликнул он.
— Желаю доброго утра Хазл и Хатти, — серьезно сказала она. — А теперь я пожелаю доброго утра тебе… Куда ты его ударил? Покажи.
Билл выполнил просьбу Саксон и слегка коснулся ее подбородка костяшками пальцев. Она обеими руками обхватила его кулак, отвела назад и быстро потянула на себя, чтобы заставить Билла нанести ей подобие удара. Но он отстранил ее.
— Подожди, — сказал он. — Ты же не хочешь, чтобы я свернул тебе челюсть. Я сам покажу. Хватит и с расстояния в четверть дюйма.
И он нанес ей легчайший удар в подбородок с расстояния в четверть дюйма.
В мозгу Саксон точно вспыхнуло белое пламя, все ее тело обмякло и бессильно поникло, перед глазами пошли круги, и все застлало туманом. Через миг она оправилась, но на лице ее отразился ужас — она поняла.
— А ты ударил его с расстояния в фут! — дрожащим голосом прошептала она.
— Да еще изо всех сил налег плечом, — рассмеялся Билл. — О, это пустяки!.. Я тебе покажу кое-что получше!
Он отыскал ее солнечное сплетение и чуть-чуть ударил ее под ложечку средним пальцем. На этот раз у нее остановилось дыхание. Удар словно парализовал все тело, но сознание не померкло и в глазах не потемнело. Впрочем, и на этот раз все болезненные ощущения через секунду прошли.
— Это солнечное сплетение, — сказал Билл. — Представь себе, что делается с человеком, если ему наносят сюда удар снизу. Этим ударом Боб Фицсиммонс завоевал первенство мира.
Саксон со страхом уступила желанию мужа, который в шутку взялся показать ей все уязвимые точки человеческого тела. Он нажал кончиком пальца ее руку, повыше локтя, и оказалось, что это простое движение способно вызвать нестерпимую боль. Он слегка надавил большими пальцами с двух сторон на какие-то точки у основания шеи, и она почувствовала, что теряет сознание.
— Это одна из мертвых хваток японцев, — сказал он и продолжал, объясняя каждый прием и движение: — Вот захват ноги; этим приемом Гоч победил Хаккеншмидта. Меня научил ему Фармер Берне… Вот полунельсон… А вот ты — парень, который буянит на танцах, а я — распорядитель, и я выставлю тебя из зала таким манером, — одной рукой он схватил ее кисть, другую подсунул под ее локоть и сжал ею свою кисть.
При первом же легчайшем нажиме ей показалось, что ее рука стала необыкновенно хрупкой и вот-вот сломается.
— Это называется «пойдем отсюда»… А вот тебе «железная рука». А вот этим приемом мальчишка может одолеть взрослого мужчину. Если ты попала в переделку и противник вцепился тебе зубами в нос, — а человеку ведь жалко потерять нос, верно? — так вот что надо сделать, только мгновенно!
Глаза ее невольно закрылись, когда большие пальцы Билла надавили на них. Ей казалось, что она уже чувствует в глазных яблоках невыносимую тупую боль.
— А если он все-таки не выпустит твой нос, нажми еще сильнее и выдави ему к черту глаза, — он тогда до конца своих дней будет слепым, как летучая мышь. И он мигом разожмет зубы, можешь быть уверена… да, можешь.
Билл выпустил ее и, смеясь, откинулся на подушку.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Эти штуки при боксе не применяются, но могут пригодиться, если на тебя нападут хулиганы.
— А теперь я тебе отомщу, — заявила она, пытаясь применить к нему прием «пойдем со мной».
Она постаралась сжать его руку, но вскрикнула, ибо только самой себе причинила боль. Билл смеялся над ее тщетными усилиями. Она большими пальцами придавила ему шею, подражая мертвой хватке японцев, затем жалобно поглядела на погнувшиеся кончики ногтей. Наконец, она изловчилась и ударила его в подбородок — и снова вскрикнула, на этот раз она расшибла себе суставы пальцев.
