прошлого, они предпримут, наконец, необходимые меры для полного искоренения распространенных пороков и возвеличения нации. Наша родина должна освещаться лучами истинной цивилизации в совокупности с чистейшими законами ислама и гуманности. Пусть мрачные тучи невежества и лености будут рассеяны свежим ветром науки и просвещения, справедливости и равенства, дабы горизонт нашей страны — благословеннейшего края планеты, очистился бы от дыма бесправия и жестокости, а плевелы насилия и смут сгнили бы на корню.
Во всех наших городах и селениях, на всех границах нашей родины, на всех государственных зданиях должно горделиво развеваться знамя справедливости, на одной стороне которого будет сиять знак Льва и Солнца и корона кайанидов, [230] а на другой стороне — святой стих из Корана. Во всех городах и для всех жителей распахнутся двери справедливых судов, расположенных в великолепных зданиях, и перед лицом закона будут равны богач и бедняк, эмир и нищий.
Я верю, что предводители нации защитят права рабов божьих от насилия и гнета и всегда будут вершить суд согласно законам святого эмира правоверных Али ибн Абуталиба — да благословит его аллах и да приветствует! Ибо помнят они, как сей имам, обращаясь с речью к народу пророка — да благословит его аллах и да приветствует! — изволил сказать: «Я не ставлю своих сыновей, Хасана и Хусайна, выше вас и не отдаю им предпочтения. Я не предпочту их не только вам, но и последнему эфиопскому рабу с отрезанным носом». Вот как судили наши предки в отношении слабых подданных!
Вспомните теперь, как в конце двенадцатого века мучались наши деды от притеснений жестоких правителей, всяких губернаторов, начальников стражи, простых стражников и прочей челяди. Вспомните, как по одному бессмысленному слову какого-нибудь зверя в человечьем обличье пропадало их имущество и гибли жизни, как страдали земли и посевы от губительных набегов жестоких и сильных врагов.
И как нынче страждут наши сердца, когда мы, прослеживая взглядом историю прошлых лет, видим, как томилась наша родина от кровопролитий и разрушений, чинимых Чингиз-ханом и его дикими и безжалостными ордами, так и наши потомки будут потом скорбеть, оглядываясь на нашу жизнь. Поэтому нам пристало действовать так, чтобы не оставить им в наследство страшные описания наших бедствий.
Надо помнить о том, что существует большая разница между прежними временами и нынешними, обстановка с тех пор изменилась настолько, что это с трудом поддается воображению. Раньше почти вся страна находилась в диком состоянии, каждое племя только и занималось тем, что воевало, грабило и проливало кровь своих соседей и не было ни малейшего намека на прогресс и цивилизацию. Поэтому можно извинить наших предков за то, что они не могли противостоять тому потоку бедствий, который то и дело захлестывал их страну.
Нынче же солнце цивилизации восходит над миром, и лучи его освещают самые дальние уголки. Каждое племя может извлечь благодатную пользу от его благого сияния, и поэтому наши потомки не окажут нам никакого снисхождения <...>.
Пока еще не поздно, надо изыскать пути для устранения всех неурядиц, потому что все, о чем сказано в этой книге, — не бред, не сон и не фантазия — это те насущие запросы, которые встают каждодневно перед любым из жителей Ирана. Друзья, видя все это, печалятся, а враги ликуют и, произнося с насмешкой высокое имя нашей древней и благородной нации, выставляют ее положение на посмешище в балаганах, и театрах.
Позволительно ли нам допускать подобные издевательства над собой, не делая ни шага по пути прогресса и не принимая никаких мер для устранения всех этих зол?!
Опасаюсь, что некоторые из моих соотечественников, несмотря на свою просвещенность, прочтя эти путевые заметки, лишь посмеются над самим путешественником и над издателем книги и нарекут нас тупыми и одержимыми. Не исключено и то, что другие, не довольствуясь этим, обвинят нас в безбожии и безнравственности. Как бы то ни было, я им заранее прощаю и ни в чем их не попрекну, а буду лишь молиться об их спасении.
Со всей решительностью скажу вот что: если бы уже сорок-пятьдесят лет назад каждый угнетенный требовал от тирана свои права и, взывая к справедливости, вступался за себя и за других, если бы остальные люди не глядели безучастно, как угнетают их собратьев, если бы всякий путешественник, пренебрегши личными интересами, записывал свои впечатления обо всем плохом и хорошем, а потом публиковал их, — то нынче все эти хронические болезни нашей родины пошли бы уж на убыль и организм страны и народа был бы совершенно извлечен от точащих его недугов. Увы! Все твердят: «Мое дело — сторона» — и не могут понять одного, что все это их рук дело, только раньше они держались еще далеко от огня, а нынче попали в самое пламя.
Если бы иранские вельможи, ученые, поэты и все просвещенные люди, заметив, что от первого путешествия шаха в Европу нет никакой пользы, кроме огромных трат для народа и страны, мягкими увещеваниями, используя прозу и стихи, отговорили бы шаха от второго и третьего путешествия, тогда несчетные суммы, которые были зря израсходованы в Европе, остались тем самым в государственной казне, а народ был бы избавлен от бремени позора, который навлекли на него эти поездки.
Увы! В нашей стране до сих пор руководители народа не вкусили сладости свободы мысли и свободы печати и даже не предполагают, до какой степени это величайшее благо способствует процветанию страны и увеличению национальной гордости. Поистине, достоин крайнего удивления тот факт, что они на словах понимают и как бы признают, сколь сладостны эти свободы, но на деле не хотят этого узнать.
Увы и увы! Во всех случаях они говорят все одно и то же: «Мое дело — сторона».
Долг каждого сына рода человеческого стремиться к прогрессу и цивилизации и всеми средствами, которые есть у него в руках, бороться за свободу мысли, слова и печати, чтобы благодаря этому жить среди прочих народов с полным сознанием собственного достоинства.
Если же люди поступают наоборот, они низко падают в глазах других наций, как это и случилось с нами. Это ясно, как солнце, и не требует особых доказательств <...>.
Ясно и то, что к народам, которые обладают просвещением и воспитанием и в полной мере оделены благами науки и техники да еще сверх этого пользуются свободой слова и печати, счастье само устремляется навстречу во весь опор. А мы тем временем лишены даже возможности употреблять отечественные свечи и сахар, одеваться
