меня.
Выстрелы заглушили их голоса.
Около Мемеда выросла горка гильз. У него оставалось еще два мешочка с патронами, но он боялся, что этого не хватит. Стрелять приходилось часто.
Ираз занималась Хатче.
— В такой тяжелый день, в такой день!.. — сокрушалась она.
Оставив на мгновение Хатче, Ираз брала винтовку и помогала Мемеду. Она стреляла, пока Хатче снова не начинала стонать. На лице Хатче выступили капельки пота. Она металась по полу.
— Ох, матушка, лучше бы ты не родила меня на свет божий, — плакала она.
— Я погиб, — вдруг закричал Мемед, но тут же прикусил губу.
Услышав крик Мемеда, Хатче бросилась к нему и упала на пол.
— Ты ранен? Я умру.
Подбежала Ираз, расстегнула на Мемеде рубашку.
— Пуля попала в плечо, — сказала она и начала перевязывать рану.
Мемед и раненый не переставал стрелять. Асым Чавуш недоумевал: и откуда у него берутся патроны? Несколько жандармов были ранены. Асым Чавуш уже начал сомневаться в успехе.
Вдруг Хатче продолжительно застонала. Ираз приподняла ее.
— Тужься, тужься, милая, — посоветовала она.
На лице Хатче, покрытом испариной, была написана боль и растерянность. Через несколько секунд раздался плач ребенка. Мемед обернулся. Младенец лежал в луже крови. Лицо Хатче было мертвенно-бледным. Мемед отвернулся. Руки дрожали, винтовка выпадала из рук. Ираз выхватила ее у Мемеда и начала стрелять. Хатче не шевелилась.
Спустя некоторое время Мемед пришел в себя.
— Дай, тетушка, — промолвил он еле слышно, протягивая руку к винтовке.
Ираз вернулась к ребенку, вытерла его и крикнула Мемеду:
— Мальчик!
Горькая улыбка появилась на губах Мемеда.
— Мальчик.
Перестрелка продолжалась до вечера.
Мемед стрелял одной рукой. Ираз заряжала винтовку, а он, положив ложе на камень, стрелял.
— Патроны кончились… — вдруг сказала Ираз.
Мемед и забыл про них. Из груди его вырвался крик.
В отчаянии он уронил голову на винтовку. Затем, сделав над собой усилие, встал и подошел к ребенку. Открыл личико и долго смотрел на него. Потом улыбнулся, подошел к выходу из пещеры, вынул из кармана белый платок и привязал его к стволу винтовки.
— Ираз, — позвал Мемед.
Ираз подняла голову и посмотрела на него сквозь слезы.
— Хатче, — крикнул он. Но Хатче не слышала его. Она была без сознания.
— Слушайте меня. Живым они меня не оставят. Сына назовите Мемедом.
Выйдя из пещеры, Мемед поднял винтовку и закричал:
— Сдаюсь!
Услышав крик Мемеда, Асым Чавуш не поверил своим ушам. Это был крупный мужчина с грузной походкой, большими глазами, толстогубый и с пышными длинными усами.
— Сдаешься? — переспросил он.
— Сдаюсь, — упавшим голосом повторил Мемед. — Ты добился своего.
Повернувшись к жандармам, Асым Чавуш сказал:
— Из укрытий не выходить. Я сам пойду к нему. Он обманывает.
Чавуш подошел к пещере. Он приблизился к Мемеду и взял его за руку.
— Желаю тебе поправиться, Тощий Мемед, — улыбаясь, сказал он.
— Спасибо.
Ираз, съежившись, сидела в углу. Она казалась еще меньше.
— Все еще не могу поверить, что ты сдался, — сказал Чавуш.
Мемед молча протянул руки, чтобы Асым Чавуш надел на них наручники.
Ираз метнулась к ним.
— Ты думаешь, Мемед сдался? — крикнула она Чавушу.
Она пошла в угол пещеры и приподняла коврик, которым был укрыт ребенок. Он спал.
— Вот кто заставил Мемеда сдаться. А вы хвалитесь и считаете себя мужчинами.
Этого Асым Чавуш не ожидал. Он переводил взгляд с Мемеда на Ираз и Хатче. Улыбка застыла на его губах. Он протянул руку к наручникам.
— Тощий Мемед… — воскликнул он и замолчал.
Мемед и Асым пристально смотрели друг другу в глаза.
— Тощий Мемед, — сказал Асым Чавуш. — Я тебя в плен не возьму.
Он снял с патронташа пять обойм и бросил их на землю.
— Я ухожу, — сказал он. — Стреляй мне вслед.
И с криком бросился бежать.
Мемед выстрелил.
Добравшись до жандармов, Асым Чавуш стал рассказывать:
— Этот бандит разве сдастся? Никогда. Он разыграл эту комедию для того, чтобы убить меня. Помешкай я хоть немного, он убил бы меня. Идет буран. Давайте спустимся вниз, а то все замерзнем.
Уставшие и разочарованные, жандармы начали спускаться, поглядывая на пещеру.
Над Алидагом сгустились тучи. Приближался буран. Закрутились первые снежинки. Снегопад усилился, подул сильный ветер… Вокруг все побелело от снега. Ветер неистово гнал и крутил снежную пыль.
Весть об убийстве Мемеда и о том, что его труп будет доставлен вниз, как только утихнет буран, мгновенно облетела все деревни и касабу. Взоры крестьян из Деирменолука были прикованы к снежной вершине Алидага.
Величественный Алидаг погубил Тощего Мемеда.
Крестьяне попрятались по домам. Ждали возвращения Абди-аги. Он тотчас приедет, как только узнает о гибели Тощего Мемеда.
В деревне Вайвай крестьяне постепенно отвоевывали свою землю у Али Сафы-бея. Коджа Осман помолодел, он был словно пятнадцатилетний юноша.
— Тощий Мемед — мой сокол, — говорил он.
Весть о смерти Тощего Мемеда долетела и до деревни Вайвай. Коджа Осман неподвижно застыл на месте, не в силах произнести ни слова, будто онемел. Слезы текли у него из глаз.
— Ох, мой сокол, — стонал старик. — А какой был герой… Глаза у него огромные. А брови… А руки… Стройный, как кипарис… Ох, мой сокол. Он говорил мне: «Дядя Осман, я приеду к тебе в гости». Не вышло. И жена его была рядом с ним. Что она сейчас делает, бедняжка? Давайте позовем жену Мемеда в нашу деревню, дадим ей землю и будем ее оберегать. Ведь Мемед избавил нас от гяура. Ну а если ее посадят в тюрьму, мы и там будем ей помогать. Согласны?
— Согласны, — хором ответили крестьяне.
Однако страх перед Али Сафой-беем снова начинал мучить их.
Узнав о смерти Мемеда, Абди-aгa бросился к Али Сафе-бею, но не застал его дома.
— Наконец-то с Мемедом покончено, — радостно встретила его жена Али Сафы-бея. — Поздравляю.
— И я тебя поздравляю, дочь моя.
Абди-ага побежал к каймакаму и стал целовать руки и подол его костюма.
— Спаси аллах наше правительство и государство, каймакам бей. Асым Чавуш — настоящий герой, смелый человек. За такого и жизнь не жаль отдать.
— Поздравляю, Абди-ага, — ответил каймакам. — А сколько ты жалоб писал в правительство. Если бы не Али Сафа-бей, ты опозорил бы всю касабу. Спасибо Али Сафе-бею, что он перехватывал твои телеграммы.
У Абди-аги чуть глаза не вылезли на лоб.
— Да, да… не посылал, — улыбаясь, повторил каймакам.
— Ни одной?
— Ни одной. Если бы эти телеграммы дошли до столицы, не миновать нам с тобой виселицы. Ты с ума спятил. Разве можно посылать такие телеграммы в Анкару?
Абди-ага задумался и вдруг
