— Я их верну.
— Нет, я их верну.
— Вы? Спасибо большое. Посмеетесь вместе с ним.
— Хо!
Междометие это усугубило неприязнь к служителю закона.
— Вы все время говорите «Хо»? — осведомился Сэм.
— Хо! — отвечал констебль. — Нет, иногда я говорю «Идемте за мной».
С этими словами он положил Сэму на плечо тяжелую руку.
Она и сыграла роль последней соломинки. С прытью, которая поразила бы самого Павлова, Сэм дернулся и нанес констеблю могучий удар в глаз. Констебль зашатался, задел ногой за камень и рухнул. Сэм вскочил на велосипед и унесся вдаль со скоростью, которую не превзошел и Бидж в далекой юности. Если бы сорок лет назад Сэму довелось жить на свете, и он бы пел в том же хоре, и голос у него не сломался до Крещения, они бы вступили в спор, и он победил бы.
3Если, похитив велосипед, вы едете по шоссе, проходящему через Маркет Бландинг, вы доедете вскоре до деревушки, ютящейся у ворот замка. Состоит она из пяти домиков, церкви, викариата, лавки, пруда, уток, бензоколонки и кабачка «Голубой боров». Около этого заведения и кончился путь велосипеда, на котором ехал Сэм.
Он спешился, догадавшись, что лучше освободиться от скакуна, прислонил его к какой-то изгороди и вошел в кабачок, где стал размышлять о своей судьбе.
Положение, как говорится, было отчаянным. Перечисляя свои проступки — две кражи, нанесение увечий, бегство и т. п., — он чувствовал, что еще хорошо, если обойдется пожизненным заключением.
Что делать, он придумать не мог. Тут требовалась истинная мудрость и как можно скорее. Он спросил почтовой бумаги.
— Может тут кто-нибудь отнести письмо в замок? — спросил он хозяина, и тот ответил:
— Да, мой Гарри отнесет.
— Дам шиллинг, — сказал Сэм.
Он не был богат, а шиллинг — это шиллинг, но мудрый совет стоит больше.
1Сон и коктейль развеяли усталость, которую испытывал Галли вчера, после долгого пути. Укрепив телесные силы табаком и алкоголем, он быстро приходил в себя.
Сэм позвонил из Маркет Бландинга между первым завтраком и вторым, и он совсем ободрился, а потому отправился искать Сэнди; но, когда он проходил мимо кабинета, оттуда выскочил граф. Лицо его перекосилось, пенсне металось на ветру.
— Галахад! — вскричал он. — Я не могу! Я не хочу! Я не потерплю!
— Очень рад, мой дорогой, — откликнулся Галли. — А в чем дело?
— Твоя девица! Нет, что же это такое! Хуже Бакстера! Слова эти были горьки. До сих пор лорд Эмсворт считал, что Бакстер, трудившийся ныне у одного миллионера, — единственный в своем роде.
— Хуже Лаванды!
И это поражало силой. Лаванда Бриггс, хозяйка машинописного бюро, была получше Бакстера, но не намного.
— Подкладывает письма! Так и тащит, так и тащит! Откуда, честное слово?
— Ты думаешь, от поклонниц?
— А кабинет? Ничего не найти! Воняет какой-то гадостью!
— Да, Сэнди у тебя убирала.
— Сколько можно меня мучить? — продолжал граф, трепеща от жалости к себе. — Еду в Америку, сестра как-никак выходит замуж, приезжаю, хочу отдохнуть — и что же? Тут другая сестра. Мало того, очкастая девица, которая вечно убирает!
Галли сочувственно кивнул, но выступил в защиту Сэнди.
— Понимаешь, Кларенс, она молода. Хочет все довести до совершенства.
— Меня уже довела! — с неожиданным блеском отвечал граф.
Галли снова кивнул.
— Да, вынести это трудно, — признал он, — но встань на ее место. Ей приискали работу в Бландинге. «Неужели в том самом, где живет лорд Эмсворт?» — вскричала она. «Именно в том» — отвечало агентство; она задрожала. «О, Господи! Я не пожалею сил! Я послужу ему верой и правдой, чтоб мне лопнуть!». Ты пойми, в тебе она видит полубога. Легенды и песни говорили ей о тебе. Ты для нее — не то всемогущий султан, не то многомилостивый дедушка.
— Дедушка?
— Хорошо, прадедушка. В общем, ты гордись, что она так старается.
— Пойду-ка я к Императрице.
— Возьми и меня. Что может быть лучше свидания со свиньей? Все врачи рекомендуют. Только смотри, Сэнди рассердится, что ты не отвечаешь на письма.
— Я не позволю каким-то секретаршам… — гордо начал граф, но Галли его перебил, чтобы рассказать про одну особу, которая твердила: «Не позволю». Лорд Эмсворт не слушал. Шли они по цветущей поляне, за которой жила свинья, и почти подошли к ее обиталищу, когда их кто-то окликнул. Обернувшись, они увидели высокого тощего человека. Галли узнал в нем Типтона Плимсола, граф — не узнал.
— Когда приехали? — радушно спросил Галли. Типтон нравился ему и настолько, что если бы клуб «Пеликан» был жив, он бы ввел его туда без колебаний.
— Здравствуйте, мистер Трипвуд, — ответил Типтон. — Только что. Здравствуйте, лорд Эмсворт. Вы не знаете, где Ви?
— А кто это… — начал граф.
— В Лондоне, — сказал Галли.
— Ах ты, черт! Когда вернется?
— Не знаю. Насколько я понял, покупает приданое, это долгое дело. Ничего, зато я — здесь. Как доехали?
— Прекрасно, спасибо.
— Вид у вас блестящий. Как дела?
— Спасибо, прекрасно.
Лорд Эмсворт подивился мужеству американца. Как-то на здешнем вечере викарий читал интересные стихи: «Ту-ру-ру-ру-ру-ру, мой сын, ты будешь человеком». Киплинг, что ли. Как раз про Типтона.
— Пирога поели? — спросил он.
— Одумайся, Кларенс, — сказал Галли. — Ты что-то спутал.
— Ничего я не спутал, — обиделся граф. — Мы говорили по телефону, и Типтон собирался есть пирог.
— А, помню! — воскликнул миллионер. — Я вам должен двадцать долларов.
— Ну что вы, не надо!
— Придем в замок, выпишу чек. Лорд Эмсворт совсем всполошился.
— Нет-нет-нет-нет! Я богатый! Понимаешь, — объяснил он Галли. — Типтон разорился.
Галли это огорчило. Он знал, как смотрит сестра на неимущих женихов.
— Как же это вы… — начал он, но миллионер засмеялся.
— Ах ты, Господи! Лорд Эмсворт не понял. Мне нужно было выкупить себя и приятеля. Кто-то спер бумажник, а нас посадили.
Галли снова ощутил, что именно такой человек подошел бы «Пеликану».
— Посадили?
— Вот именно.
— Беспорядки в общественных местах?
— Они самые.
Галли затопила тоска о прошлом.
— Сколько раз меня за них сажали! — почти пропел он. — Помню, однажды…
Историю, без сомнения — поучительную, кончить не удалось, ибо перед ними появилась Моника Симмонс.
— Добро пожаловать, лорд Эмсворт! — зычно крикнула она. — Хорошо вернуться? Дом — это дом! Как вам наша свинка-спинка?
— Прекрасно, — отвечал граф, — прекрасно, прекрасно, прекрасно.
Говорил он с истинным пылом. Когда-то и он, и Галли сомневались в божественной свинарке, когда-то — но не теперь. Да, им казалась фамильярной ее манера говорить о трехкратной медалистке, но те времена миновали. Моника Симмонс доказала, что достойна прославленной свиньи. Следующие же фразы свидетельствовали об этом.
— Только вот, — спросила Моника, — кто тут шныряет? Такой сопляк, лицо — вроде сливы, по которой проехал автобус.
Лорд Эмсворт растерялся, но Галли мгновенно сообразил, что описание как нельзя лучше подходит к юному Хаксли, сыну Дафны Уинкворт. Удивительная точность в выборе слов!
— Шныряет, — продолжала свинарка. — Вечно крутится у домика.
— Около нее?! — вскричал граф.
— Вчера вечером, сегодня утром. Сама видела.
— Увидите его — побейте!
— Вывожу мордой в грязи.
— А Сэнди побьет тебя, Кларенс, — вмешался Галли. — Пошли, прием окончен.
2Оставшись вдвоем с Моникой, Типтон окинул ее придирчивым взглядом, но не нашел тех прелестей, которые пленили Уилфрида. Конечно, признал он, когда на тебя нападет бык или разбойник, она очень кстати; однако, если выбирать между браком с ней и плаванием по Ниагаре, он знал бы, что предпочесть.
Тем не менее он — одно, Уилфрид — другое. Надо за него похлопотать. Судя по рассказу, ухаживал он робко. Типтон предпочитал выложить карты на стол или, если хотите, резать правду-матку.
— Ну и свинья! — сказал он.
— Самая толстая в Англии, — гордо ответила Моника.
— Ест, наверное, будь здоров.
— Да уж, не постится. На фигуру ей начхать. Это вы женитесь на Веронике?
— Я. Меня зовут Типтон Плимсол.
— Моника Симмонс, к вашим услугам.
— Так я и думал. Уилли Олсоп про вас говорил.
— Да-а?
— Еще как! Просто пел-заливался.
Краснеть ей мешала грязь, неотъемлемая от профессии, но сквозь геологические слои Типтон разглядел что-то розовое, а массивная ступня выводила вензель на траве. Все это его подбодрило.
— Собственно, — сказал он, выкладывая карты и разрезая правду, — он вас любит, как не знаю что. Только о том и думает, чтобы вы подписывались «Моника Олсоп».
