Девица такого сложения не может подпрыгнуть, как серна, но она затрепетала. Звук, похожий на звуки, издаваемые ее подопечной, слетел с уст, глаза уподобились мячам для гольфа.
— Н-не верю! — хрипло и тихо выговорила она.
— А что такого?
— Он гораздо выше меня.
— Но субтильнее.
— Духовно. Он очень тонкий.
— Ничего, он хороший парень. Пьет — приятно смотреть, но дело не в этом. Есть у него шансы? Что бы вы ему ответили — «Да» или «Пошел отсюда, гад!»?
Моника вспыхнула под грязью.
— Он не гад!
— Он себя так описал. «Она, — говорит, — богиня, а я — гад.». Значит, шансы есть?
— Еще бы! Да я просто кинусь…
— Не стоит. Можете что-нибудь сломать, он человек хрупкий. Словом, вы его любите. Так и скажу.
— Скажете?
— А то!
— О, мистер Плимсол!
— Типтон.
— О, Типтон.
— Лучше «Типпи».
— О, Типпи, спасибо! Вы просто ангел.
— Или сержант Гарроуэй, один мой знакомый. Ничего не попишешь, привычка. Оба начали с бойскаутов. Что ж, пойду поищу Уилли.
Оказалось, что это не так-то легко, ибо Уилфрида перехватила дама Дафна. Она любила вникать в душу своих подчиненных, а потому — часа полтора задавала нескромные вопросы. Когда после беседы он умылся холодной водой и, еще очень слабый, вышел из ванной, ему повстречался Тип-тон, уже оставивший поиски.
Они не виделись с тюремных времен и очень обрадовалось друг другу. Каждый подумал, насколько похорошел приятель — лицо уже не было желтым и не дергалось, как в немом фильме. Конечно, и сейчас они бы выиграли конкурс разве что у Гарроуэя, но выглядели лучше, что и говорить.
Обычно друзья после разлуки расспрашивают про Джо, Джека и Джимми, но Типтон и Уилфрид виделись один раз, и единственным их общим знакомым был нью-йоркский полисмен, так что расспросы и ограничились этим прекрасным человеком.
— Вот что, Уилли, — сказал после этого Типтон, — говорил я с твоей Моникой. Здорова, однако!
Уилфрид сурово взглянул на него, пораженный такой свободой речи.
— Ты не мог бы, — осведомился он, — иначе определять мисс Симмонс?
— Виноват. Вырвалось. Хотел сказать «Хороша». Просто персик со сливками. Судя по всему, она тебя любит.
— Что?!
— Так она сказала. Говорит, «брошусь» или «кинусь»… Чего тебе еще?
Уилфрид задрожал и что-то проглотил.
— Ты не шутишь?
— Нет, не шучу. И она не шутит. Иди к ней, утри ее немного, и — к делу!
Программа эту Уилфриду понравилась, но он еще колебался.
— К делу?
— Поцелуй, обними. Лучше бы сперва умыть… Уилфрид покачал головой.
— Поцеловать — не смогу.
— А что такого?
— Боюсь.
Типтон снисходительно улыбнулся.
— Именно это я сказал Пруденс, когда мы говорили про Ви.
— Моей кузине Пру?
— И она тоже? Куда ни кинь, твоя кузина.
— Дочь моей тети Доры. Вышла за Генри Листера. У них гостиница под Оксфордом.
— Помню, помню, она все искала деньги, еле увернулся. Так вот, она тут жила, когда я влюбился в Ви. Присела как-то рядом со мной и спрашивает: «Мистер Плимсол, вы любите Веронику?».
— А ты отвечаешь…
— Ничего я не отвечаю, я упал с перил, мы сидели на террасе. Ну, сел опять, говорю: «Да», а она говорит: «Почему вы ей не скажете?». Я говорю: «Боюсь», а она, знаешь, что сказала?
— Нет, не знаю.
— Чтобы я выпил.
— Выпил ты?
— Естественно. И совершенно изменился.
— Стал настоящим мужчиной?
— Вроде этого.
— И объяснился с Ви?
— Лучше скажем, велел ей стать моей женой.
— Как же это?
— А так. Сперва я думал крикнуть: «Мы созданы друг для друга!», но решил, что это слишком. Ты не волнуйся, само пойдет. У меня в машине лежит фляжка. Бери и пей. Сунь в карман, а минут за пять хлопни. Сам увидишь!
Лицо у страдальца вспыхнуло, как у Шелли, когда тому показалось, что «дух» рифмуется с «жаворонок», но тут же угасло.
— Я не могу пить.
— Да брось ты! Шотландское виски, самый высший сорт!
— Дама узнает.
— Какая еще дама?
— Начальница школы. Я буду у нее работать.
— А, да, ты говорил! Не узнает.
— Узнает. Она тут гостит. Вообще-то я не хочу учить каких-то дур, но ничего не попишешь, работа. Значит, выпить?
— А то! Когда ты пойдешь к Монике?
— Завтра с утра. Только я даму боюсь.
— Ничего, я посторожу.
— Спасибо, Типпи. Ты настоящий друг.
— Чем можем, чем можем. Сценарий повторить?
— Давай.
— Подходишь.
— Подхожу.
— Обнимаешь.
— Обнимаю.
— Целуешь.
— Целую.
— И говоришь: «Созданы друг для друга!». Проще пареной репы.
1Неприятно узнать, что тебя преследуют, а если уж довелось, и вы при этом — девица, пусть преследует хотя бы не тот, кто назвал вас рыжей дурой. Входя в замок, Сэнди кипела гневом, обидой, досадой и прочими эмоциями. Кроме того, она удивлялась. Как не удивиться, если Сэм Бэгшот оказался там, где его нет и быть не может?
Когда она вошла в просторный холл, в дальнем углу замаячил лакей. Прикрепив к кольцу в стене красную веревку, он направился к противоположной стене и сделал то же самое. После этого он повесил на видных местах две грозные таблички. Одна гласила:
Просим НЕ ВЫХОДИТЬ ИЗ РЯДА!
другая:
Просим НЕ КУРИТЬ!
Потом, отряхнув ладони, он отступил немного, чтобы на них полюбоваться.
Сэнди так удивилась, что забыла про Сэма — конечно, на время.
— Что это? — спросила она.
Лакей ответил на ее вопрос с той снисходительной улыбкой, с какою знаток отвечает новичку.
— День открытых дверей.
— Сегодня?
— Завтра. По четвергам. Посетителей водит мистер Бидж.
— А много их?
— В жару — много. На той неделе — три шарабана и женская школа.
— Я приехала в пятницу.
— Везет людям, — печально заметил лакей. — Натяни ее еще, Томас, — прибавил он, ибо другой лакей принес новый плакат:
Просим НИЧЕГО НЕ ТРОГАТЬ!
— В тот четверг, — заметил он, — две девицы залезли на каминную решетку. Сидят, и хоть бы что!
Сэнди поразила неожиданная мысль. Только сейчас поняла она слова «… открытых дверей».
— И всякий может прийти?
— Всякий, — ответил лакей, подтягивая веревку, — если у него есть полкроны.
Погрузившись в думы, Сэнди пошла в библиотеку, в которой она собиралась навести порядок. Подумать ей было о чем. Ну, смотрите: без всяких сомнений, Галли сказал Сэму про этот день и уж наверное объяснил, какие он дает возможности. Если Сэм проникнет в замок, встреча неизбежна. Возможно, он не станет курить, не станет он и щупать предметы; но из ряда — выйдет непременно. Что для него дворецкий, что два лакея?! Выйдет и будет бродить, пока ее не найдет.
Она его видеть не хотела, даже издали. Да, разлука с ним образовала в ее сердце примерно такую дыру, как котлован для небоскреба, — но что поделаешь! Время как-нибудь поможет, а не сумеет — все равно; человеку, который сказал то, что сказал он, нет места в ее жизни.
Дойдя до библиотеки, она принялась за работу, но пыла в ней не было. Обметая книги, складывая бумаги, она думала не о них, а о том, как бы увернуться от встречи.
Помогло ей письмо, найденное в каминной золе, с которым она и побежала к лорду Эмсворту.
Ворвавшись в кабинет, она заметила, что он испуган. И впрямь, граф испугался, увидев в ее руке письмо, но первые же слова тревогу прогнали.
— Лорд Эмсворт, не отпустите ли вы меня денька на два? Отец заболел.
И Галахад, и Типтон очень бы удивились, припомнив, что Эрнст Каллендер скончался, когда ей не было восьми. Но граф этого не знал и вежливо поохал.
— Ай-яй-я-яй! — сказал он. — Нехорошо. Что там — плохо.
— Значит, можно уехать?
— Конечно, конечно, конечно, — отвечал он с излишним пылом. — Полковник тоже едет, он подвезет вас к станции. Да. Подвезет. На машине.
— Спасибо вам большое.
— Не за что, не за что, не за что.
— Пойду, вещи уложу. А, кстати, я нашла письмо! Надо будет ответить.
Лорд Эмсворт помрачнел. В сущности, он это предвидел. Если бы он был поэтом, он бы сказал: «От Сэнди до письма — рукой подать.».
2Вернувшись, Галли пошел в курительную и стал просматривать газеты. Однако фотографии невест, похожих на подругу гангстера, и мордоворотов в бальных платьях его не увлекли. Ему захотелось поболтать с братом. Когда он подошел к двери, оттуда, словно кукушка из часов, этот брат и выглянул.
— Галахад! — сказал он. — Ты мне нужен.
Как ни странно, он был не просто весел, а очень весел, исключительно.
— Галахад! — повторил он таким тоном, будто в замке нет ни сестры, ни секретарши, ни дамы Дафны с сыном. — Галахад, случилось чудо.
