— Щедро, — серьезно сказал Бисквит. — Мне бы кто-нибудь отвалил двадцать пять монет. У меня один-единственный фунт на все про все до конца месяца.
— Неужто так плохи дела?
— Фунт, два раза по пенсу и двухпенсовик, если уж быть точным.
— Тем не менее, — заметил лорд Ходдесдон, — ты должен помнить, что у тебя блестящие перспективы. Ваше поколение мудрее нашего, мальчик мой. — Он пригладил усы и издал еще один горестный стон. — В молодости, — продолжил он, — моим величайшим недостатком была импульсивность. Мне следовало бы жениться на деньгах, как совершенно разумно поступаешь ты. До чего же ясно я теперь это понимаю! И ведь у меня была возможность — но я упустил ее. Богатые наследницы роем вились вокруг меня. Но я был романтик, идеалист. В ту пору твоя бедная матушка служила на выходах в «Гайети», и, посмотрев пьесу, в которой она играла, шестнадцать раз, я удосужился ее заметить. Она стояла в дальнем углу сцены, возле кулисы. Наши глаза встретились — нет, я ни секунды об этом не сожалел, конечно, — сказал лорд Ходдесдон. — Как же, имея такого сына! Но с другой стороны — да, ты показал себя более мудрым мужчиной, чем твой старый отец, мальчик мой.
Во время отцовского монолога Бисквит предпринял несколько попыток прервать этот поток красноречия. И наконец получил возможность заговорить.
— Тебе не следовало бы мешать в одну кучу Энн и твоих богатых невест, — с праведным гневом произнес он. — Ты говоришь так, словно мне, кроме денег, ничего не надо. Позволь мне заявить, что дело идет о любви. Настоящей любви. Я без ума от Энн. Не кривя душой скажу, что, когда я думаю о том, что девушка может быть одновременно такой обворожительной и вместе с тем богатой, ко мне возвращается вера в Провидение, вознаграждающее за добродетель. Она — прелестнейшее существо на свете, и будь у меня чуть больше чем фунт, два раза по пенсу и двухпенсовик, я бы сам повел ее сегодня на ленч.
— Девушка очаровательна, — согласился лорд Ходдесдон
— Но как тебе удалось ее уломать? — спросил он, когда к нему вернулось естественное отцовское недоумение.
— Эджелинг помог.
— Эджелинг?
— Эджелинг. Можно что угодно предъявить против нашего родового гнезда — содержать его стоит целого состояния, оно слишком велико, чтобы сдать в аренду, это адское бремя и прочее, но что у него не отнять — это очень романтическое место. Я сделал Энн предложение на старой лужайке — мы приехали в двухместном авто Бобби Блейтуэйта, — и, поверь мне, нет в мире девушки, которая смогла бы отказать в такой декорации. Голуби гулили, пчелы жужжали, вороны каркали, а заходящее солнце золотило покрытые плющом стены. Ни одна девушка не смогла бы отказать в этом окружении. Поверь, как бы ни насолил нам Эджелинг, он внес свою лепту в семейное благо и заслужил награду.
— Кстати, насчет награды, — подхватил лорд Ходдесдон, — приятно думать, что ты получишь сполна.
Бисквит горько рассмеялся.
— И не мечтай, — грустно сказал он и указал на кипу бумаг, лежавших на столе. — Взгляни сюда.
— Что это?
— Исполнительные листы. Если я сегодня не заплачу, завтра утром должен предстать перед судом графства.
Лорд Ходдесдон издал смертельный крик.
— Не может быть!
— Может. Эти ребята жаждут крови. Шейлок по сравнению с ними — сосунок.
— Боже милостивый! Ты понимаешь, ты осознаешь весь ужас? Если тебя приведут в суд, помолвка будет расторгнута. Для таких, как Фрисби, этот аргумент несокрушим.
Бисквит успокаивающе поднял руку.
— Не бойся, отец. Ситуация под контролем. Я принял меры предосторожности. Посмотри-ка.
Он выдвинул ящик стола, достал что-то оттуда, на секунду скрылся за этажеркой и вынырнул вновь. Лорд Ходдесдон сдавленно вскрикнул.
И имел на то причину. За исключением волос, унаследованных от матери, ничто в облике наследника не отвечало эстетическому чувству шестого графа. Теперь же в черном парике, скрывшем эти волосы, и с окладистой черной бородой он являл собой картину столь отталкивающую, что отцу позволительно было произвести столь странный звук.
— Вчера купил в «Кларксоне», — объявил Бисквит, с удовлетворением разглядывая себя в зеркале. — В кредит, конечно. Еще брови есть. Ну как?
— Годфри, мальчик мой… — Голос лорда Ходдесдона задрожал, как в минуты наивысшего волнения. — Ты выглядишь ужасно. Отвратительно. Мерзко. Как международный шпион или что-то в этом духе. Убери эту гадость немедленно!
— А ты бы меня узнал? — упорствовал сын. — Вот в чем штука. Если б, к примеру, ты был «Ховс и Довс. Сорочки — Галстуки — Белье», двадцать три фунта четыре шиллинга шесть пенсов, узнал бы ты за этим камуфляжем Годфри, лорда Бискертона?
— Конечно, узнал бы.
— Бьюсь об заклад — ни за что. Даже если бы ты был «Дайке, Дайке и Пинвид, Костюмы и Подтяжки», восемьдесят восемь фунтов пять шиллингов и одиннадцать пенсов. И я скажу, как я собираюсь опробовать этот маскарадный набор. Ты говоришь, вы с Энн пойдете на ленч в «Беркли»? Я приду туда, сяду к вам как можно ближе. И если Энн воскликнет: «Ба, да это мой Годфри!» — я позову официанта, отдам ему бороду, парик и брови, велю зажарить и съем.
Лорд Ходдесдон тихо простонал и закрыл глаза.
1
Как было у него в обычае, привычным ударным рывком на последних пятидесяти ярдах Берри Конвей успел застать на станции Вэлли Филдс экспресс, отправлявшийся в 8.45, за полсекунды до отбытия. Хотя жизнь за городом была ему чуждой, Берри в определенной степени владел даром, отличающим загородных аборигенов от другой породы людей, — беспримерной способностью всегда успеть на поезд, причем никогда не ранее, чем за три с четвертью секунды до отхода. И поскольку те, кто рысит к утреннему экспрессу, заняты в этот момент более серьезным делом, нежели наблюдение за погодой, то, лишь заняв свое место и отдышавшись, Берри удосужился оглядеться вокруг себя и заметить, какой особенно приятный выдался сегодня денек.
Он понял, что такой день дается для радости, приключений и любви. Солнце сияло с сапфировых небес. Под его лучами Херн Хилл выглядел очень поэтично. И Бриксон тоже. И река, когда поезд пересекал ее, смеялась. Подъехав к вокзалу Паддингтон, Берри решительно пришел к выводу, что провести такое утро в душной конторе было бы преступлением.
У него и раньше возникали такие ощущения, но в этом плане он никогда не находил понимания у мистера Фрисби. На создание Т. Патерсона Фрисби пошел грубый, тяжелый материал. Вы бы нипочем не поймали его на том, что он плюнул на дела и отправился танцевать на балу просто потому, что пригрело солнышко. Как правило, именно такие лучезарные утра подстегивали старого зануду к особо извращенным формам трудовых бдений. «Ну, поехали!» — возвещал он при виде Берри и подозрительно озирал небосклон, как будто видя там угрозу своим денежкам.
Но когда кротко и терпеливо ждешь чудес, они случаются. Едва Берри покончил с сортировкой скучнейшей из коллекций писем, когда-либо оскорблявших чувства молодого человека в ясный летний день, как дверь отворилась и на пороге возникло нечто столь лучезарное, что Берри пришлось дважды моргнуть, чтобы поймать видение в фокус.
Не в том дело, что Т. Патерсон Фрисби облекся в костюм из легкой серой фланели. И не в том, что на голове его красовалась панама, а шею охватывал красивый галстук. Не это поразило наблюдателя. Самым удивительным было выражение жизнелюбия на лице вошедшего. Он положительно казался шаловливым проказником. Пока Берри тупо пялился на Т. Патерсона Фрисби, по лицу последнего прошелся спазм, несколько нарушивший гармонию черт. То была улыбка.
— Доброе утро, Конвей!
— Доброе утро, сэр, — бесцветным голосом отозвался Берри
— Есть что-нибудь важное?
— Ничего существенного, сэр.
— Ладно, оставим это до завтра.
— До завтра?
— Да. Я еду в Брайтон.
— Слушаюсь, сэр.
— Вы можете взять выходной.
— Большое спасибо, сэр.
Он онемел от удивления. Такого еще никогда не случалось. Ни разу за все время их общения с мистером Фрисби от него не поступало такого предложения. И теперь в это верилось с трудом.
— Выезжаю прямо теперь. На авто. Не вернусь до вечера. Вам два задания. Ступайте в агентство Меллона и Пирбрайта на Бонд-стрит и закажите мне два места у прохода на какое-нибудь хорошее представление сегодня вечером. Пусть запишут на мой счет и пришлют билеты на дом.
— Слушаюсь, сэр.
— Скажите, что мне нужно что-нибудь действительно стоящее. А потом поезжайте в ресторан «Беркли» и закажите столик для ужина.
— Слушаюсь, сэр.
— Столик на двоих. Подальше от оркестра.
— Слушаюсь, сэр.
— Хорошо. Кстати, насчет вашей просьбы. Я вчера говорил с этим Хоуком. Сказал ему про ваш рудник. Он заинтересовался.
